Валь и Пенни стояли у окна в большой комнате в правом крыле здания, которая когда-то была их детской, и в которую с тех пор они приходили, когда им надо было о чем-нибудь пошептаться. Здесь сохранилась все та же простая светлая мебель, и в желто-белых шкафах ждали новых владельцев старые игрушки.

Из-за зеленых веток дуба-великана дорога, что шла по крутому склону горы из поместья в деревню, просматривалась не очень хорошо, хотя вообще-то вид из окна на тянувшиеся до самого горизонта поля был великолепен, но сейчас и Валю, и Пенни было не до него.

Пенни, в белом простеньком платьице, очень бледная и как будто повзрослевшая за ночь лет на пять, круглыми от страха глазами смотрела на брата, который тоже не мог похвастаться душевным покоем.

— Знаешь, я послал записку Кемпиону и попросил его прийти к нам. Мы, кстати, об этом договаривались. Думаю, у тети Дианы не выдержало сердце, но все равно это странно. Еще вчера за обедом я подумал, не слишком ли она энергична, и вот на тебе. Знаю, знаю, нехорошо так думать, но ведь и глупо притворяться, будто мы любили ее.

Он надолго замолк.

— Что теперь будет в деревне? Наверное, все уже знают, что ее нашли на Фарисейской поляне. Какого черта она там делала ночью?

Пенни вздрогнула и закрыла лицо руками.

— Ох, Валь, ты видел ее? Мне пришлось первой спуститься вниз после того, как Уилл с сыном ее принесли. У нее было лицо… Мне никогда не забыть. Она увидела что-то такое ужасное, что напугало ее до смерти.

Валь обнял сестру.

— Не думай об этом. У нее было больное сердце, и она умерла. Вот и все. Это не имеет никакого отношения к реликвии.

Однако он сам не был убежден в этом и не смог убедить сестру, которая поняла, что он говорит это, желая успокоить не только ее, но и себя тоже.

Нервы у сестры и брата были так напряжены, что легкий стук в дверь едва не испугал их до полусмерти. Дверь распахнулась, и в комнату вошел старый доктор Кобден, который принял обоих в этот мир, и слово которого было законом для обоих, сколько они себя помнили.

Доктор был большой, добрый, с коротко стрижеными седыми волосами и на редкость густыми седыми бровями. Одет он был в твидовый костюм, который очень шел ему.

Едва он появился, как комната наполнилась запахом йода.

— Валь, мальчик мой, рад тебя видеть. Ты очень вовремя вернулся. В последнее время и отец, и поместье нуждались в тебе, но сейчас ты просто незаменим. — Он повернулся к Пенни и взял ее за руку. — Держи себя в руках, дорогая. Знаю, знаю, ты испугалась, но теперь бояться нечего. Очень хорошо, что вы тут одни. Мне надо с вами поговорить. Знаете, ваш отец — прекрасный человек, но в чрезвычайных обстоятельствах от него мало толку.

Говорил он отрывисто и твердо, не делая скидок на их чувства, и обоим Гиртам это пришлось по душе.

— Будет расследование? — спросил Валь. Доктор Кобден, задумавшись, снял пенсне и стал тереть стекла огромным носовым платком.

— Не знаю, Валь. И, по правде говоря, не думаю, чтобы в этом была необходимость. Ты же знаешь, что я еще и коронер. Наверное, в других обстоятельствах я бы назначил расследование, но твою тетю я часто наблюдал в последнее время, поэтому не вижу в нем смысла. — Он помолчал. — Больное сердце. Любой стресс мог привести ее к смерти, ведь бедняжка была очень нервной, но пугать ее не стоило.

— А ее напугали, доктор. Ее лицо… — не сдержалась Пенни.

Испещренные мелкими сосудами, щеки доктора покраснели еще сильнее.

— Дорогая, смерть всегда уродлива Мне жаль, что тебе пришлось смотреть на нее. Конечно, — продолжал он торопливо, заметив сомнение в глазах девушки, — она пережила шок. Может быть, увидела сову, или кролик перебежал ей дорогу. Я всегда был против ее дурацких ночных прогулок. Но твоя тетя была необычной женщиной.

Он кашлянул.

— Иногда я думал, что она очень глупая. Да и вся эта полумистическая чепуха не шла ей на пользу. А теперь я перехожу к вопросу, который как раз собирался с вами обсудить. Мне не хочется, чтобы ваш отец слишком расстраивался. Пока я его немного успокоил. Он у себя, и пусть его поменьше тревожат. Валь, я считаю, что ты должен до завтра изгнать всех тетиных приятелей из дома. — Его маленькие карие глазки вопросительно уставились на молодого человека. — Понятия не имею, сколько их, и кто они такие. Наверное, так называемая богема. Но они действуют твоему отцу на нервы. О чем только думала твоя тетушка, приглашая сюда десятки чужаков?

Пенни удивленно посмотрела на него.

— Их всего семеро, и они сейчас в Доме Чаши. Мы их почти не видим. Тетя держала своих гостей при себе.

— Ну, ладно, — с облегчением вздохнул доктор. — А я по словам твоего отца понял, что здесь обосновалась целая армия сумасшедших. Чем меньше, тем лучше. Да и вряд ли им захочется здесь остаться, как вы думаете?

Старик заметно повеселел, словно снял с плеч тяжелую ношу.

— И еще одно, — продолжал он, тщательно подбирая слова. — Это касается похорон. По-моему, лучше, если они пройдут… ну, скажем… тихо. Пусть будет поменьше шума вокруг них. Ну, зачем вам созывать сюда всю округу? Не надо никаких многолюдных прощаний. Прошу прощения, но если говорить откровенно, — теперь он обращался, в основном, к Валю, — то нам надо в первую очередь подумать о вашем отце. Мой мальчик, скоро тебе исполнится двадцать пять лет. И тебе, и твоему отцу придется нелегко. — Он помолчал, давая Валю возможность проникнуться его мыслями. — У вас есть близкие родственники, которые могут обидеться?

— Если только братья дяди Лайонелла, — растерянно проговорила Пенни.

— Ну, о них можно не беспокоиться. Напишите им, и дело с концом, — заметил доктор и даже махнул рукой, словно изгоняя само воспоминание о них.

— Вы такой добрый, — воскликнула Пенни, хватая доктора за рукав. — Хотите оградить нас от всего.

— Милое дитя! — как будто возмутился доктор. — Вас не от чего ограждать. Все это чепуха. Смерть как смерть. Я забочусь о вашем отце, только и всего. Это вы, молодежь, готовы слушать всякую чепуху, которую болтают в деревне. На мертвом лице не бывает выражения страха. Смерть страшна сама по себе. Тем более неожиданная смерть. Пенни, я дам тебе успокоительное. Пришли кого-нибудь за лекарством. Будешь принимать его три раза в день и рано ложиться спать. Я поеду через Садбери, Валь, и поговорю с Робертсоном. Он все сделает, как надо. Не хочу показаться вам бессердечным, но чем быстрее это все закончится, тем для вас лучше. Надеюсь, вы — люди современные и поймете меня. А теперь мне пора. — И он торопливо зашагал к двери. — Не провожайте меня. Мне еще надо перекинуться парой слов с Бранчем. Думаю, старый разбойник держится лучше вас. До свидания. Завтра опять приеду. До свидания, Пенни, детка.

Он закрыл дверь, и брат с сестрой услышали его тяжелые шаги в коридоре. В глазах Пенни застыл страх.

— Валь, что-то здесь не так. На него совсем не похоже предлагать тихие похороны. Помнишь, мама говорила, что на похоронах он всегда так гордо держится, словно один отвечает за все и вся? Что-то ему не нравится. Бедняжка тетя Ди, вечно она нам досаждала, но я даже подумать не могла, что все так кончится. Сейчас я бы отдала все на свете, чтобы вновь услышать, как она видела заход солнца в Монако.

— Ты думаешь, он не верит в сердечный приступ? — обеспокоенно спросил Валь.

— Да нет, ерунда. Конечно же, это сердечный приступ. Но мне кажется, что он тоже думает, будто ее напугали. Наверное, она увидела что-то страшное. На Фарисейской поляне это неудивительно. В наших местах есть такое, чего я не понимаю… Мне это давно кажется. Я…

В дверь вновь постучали, и в комнату вошел молодой человек с бледным невыразительным лицом, полускрытым за большими очками.

— Входит некто подозрительный, — проговорил Кемпион. — Кстати, на лестнице я встретил старого джентльмена, который сказал мне, что в шесть пятнадцать от Хадли отходит поезд. Надеюсь, это был не ваш отец? — Он помолчал в растерянности. — В деревне говорят, что случило нечто ужасное.