— Как странно. Когда мы были у вас, все было ясно, а здесь покой и тишина Ничего не переменилось с тех пор, как я уехал. И ваши подозрения кажутся мне нелепыми. Как же я рад, что вернулся!

Кемпион промолчал, а тут как раз пришла миссис Буллок с подносом.

— Пиво домашнее. Я его держу для своих. То, что привозят, хуже, не знаю уж почему. Когда мисс Пенни придет, я приведу ее сюда

Проходя мимо, она ласково коснулась красной толстой рукой плеча Валя и плотно закрыла за собой дверь.

— Выпьем за откормленного по всем правилам теленка, — сказал Кемпион, поднимая кружку. — Здесь так ощущается старина, Валь, что мне кажется, вот-вот запляшут вокруг вас девицы в венках и появится майский столб. Ну же, сэр Перси, еще одну кружку!

Валь подозрительно поглядел на развеселившегося Кемпиона

— Послушайте, а вы меня не разыграли? Может быть, вас нанял Хепплуайт, чтобы вернуть меня в лоно семьи?

— Ну, нет, — обиделся Кемпион. — Я сам себе хозяин. Больше я никому себя не продам. по крайней мере, пока у меня есть дядины деньги. Я ведь капиталист, но я свободный капиталист.

— Прошу прощения, — улыбнулся Валь. — Однако, если говорить серьезно, то вы-то должны знать, что чаша хранится в часовне и надежно охраняется. Обыкновенному воришке ее не достать.

— При чем тут обыкновенный воришка? По-моему, вы уже забыли о вашем приключении в такси. Полагаю, вы изрядно поколотили того парня, а он ни о чем никому не сообщил. Почему? Если два дня нас никто не пытался убить, то вы уж и расслабились. Пейте ваше пиво, а добрый дядюшка Альберт позаботится, чтобы вас побил еще один сорвиголова. Нет, меня волнует другое. Не потеряли ли мы слишком много времени? Надеюсь, ваша сестра скоро придет, ведь «Башня» недалеко, правда?

— На вершине горы. Но отсюда ее не видно за деревьями. Подождите… Вот и Пенни.

Кемпион направился в спальню.

— Побуду там пока.

— Не глупите, — только и успел сказать Валь. Дверь распахнулась, и на пороге появились две молодые девушки в сопровождении миссис Буллок

Определить, кто из девушек сестра Валя, оказалось делом нетрудным. Пенелопа Гирт была очень похожа на брата: такие же черты лица такие же голубые глаза и такие же светлые волосы — пожалуй, даже еще светлее — длинными локонами обрамляли ее лицо. Она не надела шляпу, и белое платье с красным рисунком удачно подчеркивало ее юную свежесть, а то, что она была совсем юной, стало ясно сразу, как только она улыбнулась.

— Очень рада что ты приехал, — сказала она и, подойдя к брату, взяла его под руку.

Более церемонную встречу трудно вообразить, но свою радость она все равно не сумела скрыть, так как ее выдавали сверкавшие счастьем глаза и лучезарная улыбка.

Валь поцеловал сестру и вопросительно посмотрел на ее подругу.

— Это Бет. Мы шли на почту и встретили Джорджа с твоей запиской. Бет, позволь тебе представить моего брата Валь, это Бет Кэйри. Ох, совсем забыла. Ты ведь незнаком с ее семьей.

Девушка о которой шла речь, была полной противоположностью Пенни— petite[3], задорной, с иссиня-черными волосами, разделенными на прямой пробор и собранными на затылке в пучок, и с круглыми карими смеющимися глазами. Все ее существо источало радость жизни, которую она была не в силах скрыть. Выглядела она на пару лет старше Пенни, смотревшейся почти подростком.

Когда представили мистера Кемпиона в комнате воцарилось неловкое молчание. Он и Бет обменялись быстрыми взглядами, значение которых никто не понял, и тут Пенни, спасая положение, быстро-быстро заговорила:

— Совсем забыла, что ты незнаком с Бет. Она приехала когда тебя уже тут не было. Ее родители купили Тай-Холл. Представляешь, они из Америки! Так хорошо, что у нас опять есть соседи… было бы хорошо… если бы тетя Ди вела себя иначе. Не будь мы с Бет воспитанными девицами, здесь бы уже разгорелась междоусобица

— Леди Петвик не любит чужестранцев, — рассмеялась Бет, удивив всех необыкновенно глубоким голосом с легким новоанглийским акцентом.

Пенни с трудом держала себя в руках. Видно было, что она изо всех сил старается вести себя так, чтобы угодить брату, делая вид, будто его неожиданный приезд — дело обычное.

Кемпион с любопытством наблюдал за ней, и его словно выцветшие глаза горели неподдельным интересом за толстыми стеклами очков. Несмотря на показную веселость и сияющий вид, она то и дело нервно прищуривалась и сжимала руки.

Валь понимал, как тяжело приходится его сестре, и был благодарен ей за поддержку. Улыбнувшись Бет, он сказал:

— С тетей Ди всегда было нелегко. Надеюсь, папа не дает ей особенно глупить.

Девушки обменялись взглядами.

— Папа чем-то очень озабочен. Ты же знаешь, какой он упрямый. Думаю, ему не нравится, что профессор — папа Бет — разрешил цыганам разбить лагерь в Лисьей Лощине. Это около леса помнишь? Очень даже может статься, что он втайне страдает именно из-за этого, хотя ни слова не говорит.

— Цыгане — это мамина вина, — фыркнула Бет. — Она считает, что они очень живописны. Однако четыре ее шляпки из итальянской соломки бесследно исчезли сегодня утром. Не удивлюсь, если раздражение твоего отца вскоре перекинется и на моего.

Валь смотрел то на Пенни, то на Бет, то опять на Пенни.

— Послушайте, я хочу знать, что случилось. Пенни покраснела, как рак. Бет смутилась.

— Ну и нюх у тебя, Валь, как у пойнтера. Мы можем говорить при Бет, потому что она тут единственная, кому я могу довериться, и она все знает. Но дома у нас творится что-то не то.

— Что?

Ответ Пенни испугал его еще сильнее.

— Все дело в чаше. — Ей явно не хотелось произносить слово «чаша». — Может быть, я излишне чувствительна. Наверное, мне не стоило бы говорить об этом сейчас, но я ужасно боюсь. Помнишь, когда мы были детьми, часовня казалась нам священным местом. Мы никогда не водили туда чужих, кроме одного определенного дня. А тетя Диана с недавних пор словно сошла с ума. Она, конечно же, никогда не отличалась осторожностью, но сейчас… — Девушка тяжело вздохнула и со страхом поглядела на брата — Она даже сфотографировалась с чашей. Наверное, ты поэтому приехал? Папу чуть не хватил удар, а ей хоть бы хны.

Пенни умолкла ожидая, что Валь что-нибудь скажет, но он не произнес ни слова.

— Но это еще не самое худшее. Когда она в последний раз ездила в Лондон, то собрала там целую толпу ужасных людей — что-то вроде полухудожественной полурелигиозной секты. Они сделали ее своей верховной священнослужительницей и ходят тут в сандалиях и длинных ночных рубашках, распевают, делают какие-то странные упражнения. Среди них есть и мужчины. Ужасно. Она водит их смотреть на чашу. А один даже рисует ее с чашей. Кстати, плохо рисует.

— А что отец? — почти в шоке спросил Валь. Пенни пожала плечами.

— Папу не поймешь. После твоего отъезда он словно заполз в раковину и стал еще мрачнее прежнего. Что-то его мучит. Он теперь даже ест в своей комнате. Мы его почти не видим. И еще, В аль… — Она понизила голос до шепота. — Этой ночью в левом крыле горел свет.

У Валя брови поползли на лоб, и когда Пенни кивнула, подтверждая свои слова он решительно проговорил:

— Я иду домой, но ты постарайся провести меня так, чтобы я не встретился с «гостями». — Он повернулся к Кемпиону. — Вы пока останетесь здесь, да? Я приду утром. Будем следовать нашему первоначальному плану.

Кемпион энергично закивал головой. — Мне еще надо подучить Лагга как вести себя в приличном обществе.

От него не укрылся недружелюбный взгляд Пенни в его сторону, когда он, стоя на верху лестницы, помахал всем троим на прощание.

Оставшись один, он тщательно запер дверь и, усевшись за стол и сняв очки, достал из чемодана две примечательные вещицы: малоприятного вида резиновую дубинку и весьма полезный кольт. Из внутреннего кармана пиджака он извлек точно такой же револьвер, правда, отличавшийся тем, что стрелять из него можно было только водой, и внимательно осмотрел оба.