СУД

Яркое оранжевое солнце слегка коснулось края горизонта, окрасив колонну аэромобилей в причудливые цвета. Со стороны космодрома раздался рокот: опять туристы на Луну отправлялись. Сергей отвернулся от окна и, вздохнув, свернул трехмерное изображение, мигавшее над его партой:

– Владимир Петрович, я сегодня не смогу остаться после уроков.

– Хорошо.

– И … я, наверное, вообще не буду посещать дополнительные занятия.

– Это твое право, Сережа. Тем более, что экзаменов по моему предмету нет.

– Дело не в этом. Я, конечно, согласен с этическими уравнениями, с тем, что аксиомы морали и этики – не просто рамки взаимоотношений, но …

– Ты подавал надежду.

– Если бы увидеть что-нибудь такое, что доказало мне …

– Я уже говорил, что это только повредит тебе.

– Другим не повредило.

– Для других это было не доказательством, а практическим занятием.

– Я готов рискнуть.

– Дело не в риске. Осознание действительности нельзя преподносить на тарелочке с голубой каемочкой. Необходимы собственные усилия.

– Иначе не могу.

– Ты твердо решил идти этим путем? – учитель медленно подошел к двери, нарисовал на ней мелом какой-то знак и открыл. – Ну что ж, пошли.

За дверьми был туннель, уходивший, казалось, в бесконечность.

– Где мы? – робко спросил Сергей.

– По другую сторону реальности.

Владимир Петрович жестом пригласил ученика следовать за собой. Они оказались в огромном пустом зале. У одной из стен располагалась небольшая сцена. Вдруг раздались голоса, и зал наполнился людьми.

– Они не могут ни слышать, ни видеть нас, – сказал учитель.

Сергей подошел к двум оживленно жестикулирующим женщинам.

– А Людка-то, Людка, как появилась здесь, так очами своими захлопа- ла, – радовалась полная женщина с черными как смоль волосами. – Вспомнила, видать, свои грешки, когда молодой бегала по посадкам с хлопцами. А по старости Библией занялась, думала, спасется. Не тут-то было: не зря ее сразу от нас забрали, жарится сейчас где-нибудь на сковороде.

Ее собеседница, высокая худощавая блондинка, согласно закивала головой:

– У меня соседи тоже не лучше – в секту пошли, крещение какое-то приняли. А я считаю – грех свою веру менять. Я как родилась, так и померла христианкой.

– В эти веры идут только лентяи, которые не хотят даже ради себя поработать. Была я у таких в гостях: порядка в хате нет, обувь накидана, как попало, готовить не умеют. Я почему-то везде успевала: на заводе поработаю, в хате все перестираю, поесть приготовлю и на огороде еще повожусь. У меня все руки в мозолях, – она показала блондинке ладони. – Вечером валилась с ног от усталости. Поработали бы эти, так называемые верующие, с мое.

– Мы с мужем тоже чуть не надорвались, но за четыре года и на аэромобиль заработали, и квартиру сыну сделали. Главное – никакой работы не чураться.

Сергей не стал слушать дальше, отошел к другим собеседникам. Четверо мужчин деловито обсуждали работу. Каждый хвастался, как водил за нос своего начальника, смаковал счастливые деньки, когда удавалось заработать «левые».

Прислушиваясь к разговорам, Сергей медленно прошелся по залу; везде было одно и то же: сплетни о соседях, родственниках, знакомых, сожаление и хвастовство, обсуждение нажитых богатств, уютных офисов.

– Не понимаю, как они могут…– Сергей пожал плечами, не находя слов.

– Ну они то не сразу как попали сюда так вели себя. Сначала плакали, причитали, жаловались, а со временем привыкли и снова занялись привычными вещами. Впрочем – смотри дальше, – посоветовал учитель.

Внезапно в зале раздался громкий храп. Все замолчали и уставились на сцену, которая только что была пуста. Сейчас там стояли стол и кресло, в котором спал пожилой мужчина.

– Во даёт! – воскликнул кто-то в зале.

Мужчина очнулся и огляделся:

– Вы уже здесь, – недовольно буркнул он и придвинул кресло к столу, на котором вдруг выросла внушительная пачка бумаг. – Сейчас я буду решать вашу дальнейшую судьбу.

– А кто Вы? – поинтересовался высокий бородатый дед, стоявший у самой сцены.

Мужчина задумался, почесал макушку, и улыбнулся:

– Для вас я – обычный чиновник, бюрократ с неопределенными обязанностями. Эту странную профессию, кстати, изобрели вы, люди.

– А почему это нами занимается чиновник, а не Бог или кто-нибудь из ангелов? – заголосила знакомая Сергею полная женщина.

– Некогда Богу о вас думать: он сейчас занят, ангелы тоже.

Тишина. Вытянутые лица. Шок.

– Как же так? – опять затараторила брюнетка.– Мы же христиане! – она даже стукнула себя в грудь, правда, не очень сильно. – Мы веруем в Бога. За что нам такое наказание, почему Он не думает о нас?

Чиновник исподлобья посмотрел на нее:

– Голубова Елизавета Александровна? – он порылся в бумагах и вытащил небольшую папку. – Первый раз Вы серьезно подумали о Боге в семнадцать лет, когда Вашему парню не поздоровилось в очередной драке, и он попал в больницу. Второй раз вспомнили о Всемогущем в двадцать два года: Вам хотели отрезать загнившую руку. Потом идет перерыв в десять лет. Тут Вы просили уже за своего сына, – пожилой человек пробежал глазами по бумагам и вздохнул. – Серьезно, от всей души, Вы обращались к Богу за шестьдесят лет лишь девять раз, исключая просьбы о личной материальной выгоде. Мимолетные упоминания о Творце за столом с чаркой в руках, даже будь то во время церковных праздников, не в счет. Все остальное время Вам некогда было думать о Боге. Единственно, чему Вы серьезно поклонялись, так это золотому тельцу. Если Вам удавалось заработать деньги, Вы считали это своей заслугой, если же из-за собственной гордыни теряли часть нажитого, то утверждали, что справедливости не существует. Вы клеветали на соседей, не давая им спокойно жить. Даже здесь…

– Я ни на кого не клеветала, – возмутилась женщина, – я сама видела, как Людка ходила с парнями в посадку.

– Ну и что? В посадку ходить запрещено? Тем более с гитарами. Или Вы собственными глазами видели, чем они там занимались?

– Н-нет, но…

– Правильно, Вы приписали ей то, на что у Вас хватило фантазии. Как говорится, что у кого болит…

– Но это же не повод бросать нас здесь.

– Конечно, не повод, – согласился чиновник.

– Мы же ничего плохого в своей жизни не сделали, – проговорил кто-то рядом с Сергеем.

– Вы НИЧЕГО в жизни не делали, – тихо произнес мужчина. – Вы со стонами и кряхтениями мялись рядом с ней, радея только о своем беззаботном, сереньком существовании. Да, вы не встали на сторону разрушения, но и созидать ничего не хотели. Вы остались сами по себе, вот и оставайтесь никому не нужными: ни Свету, ни Тьме. Лишним деталям в огромном механизме Вселенной делать нечего. Все лишнее идет на переплавку.

Чиновник хлопнул в ладоши, и зал опустел. Вскоре исчез и сам чиновник, бросив хмурый взгляд в сторону Сергея.

– Он меня увидел! – удивился ученик.

– Еще бы, он многое может, – усмехнулся учитель.

* * *

– Сергей, урок окончен, можешь просыпаться.

Ученик дернулся и очнулся. На него с улыбкой смотрел учитель.

– Простите, я кажется, заснул.

– Ничего, эта неделя у тебя была слишком напряженной.

Сергей посмотрел на улицу. Яркое оранжевое солнце слегка коснулось края горизонта, окрасив колонну аэромобилей в причудливые цвета. Со стороны космодрома раздался рокот: опять туристы на Луну отправлялись. Сергей отвернулся от окна и, вздохнув, свернул трехмерное изображение, мигавшее над его партой:

– Владимир Петрович, я сегодня не смогу остаться после уроков.

– Хорошо.

– И … я, наверное, вообще не буду посещать дополнительные занятия.

– Это твое право, Сережа. Тем более, что экзаменов по моему предмету нет.

– Дело не в этом. Я, конечно, согласен с этическими уравнениями, с тем, что аксиомы морали и этики – не просто рамки взаимоотношений, но …