Во всех случаях, конечно, начальные даты года были выравнены для удобства так, чтобы счет дней совпадал независимо от эры.

И, кроме того, на всех миллионах миров Галактики существовали миллионы местных времен, основанных на движении их собственных небесных соседей.

Но, как бы то ни было, 185-е 11692-го или 419-го, или 348-го, или 56-го, или какого угодно было именно тем днем, на который потом ссылались историки, говоря о начале Стеттиновой войны.

Для доктора Дарелла число это, однако, ассоциировалось с другим событием. Это был тридцать второй день с того момента, как Аркадия покинула Терминус.

Лишь немногим дано было заметить, с каким трудом Дарелл притворялся все это время равнодушным.

Но Элветт Семик полагал, что о чем-то догадывается. Он был старым человеком и говаривал, будто его нервные оболочки покрылись известью до такой степени, что процессы мышления сделались жесткими и неподатливыми. Он сам приветствовал и даже напрашивался на всеобщую недооценку своих способностей, первым подтрунивая над собой. Но его глаза, потускнев, не стали менее проницательными, а разум, лишившись живости, не потерял опыта и мудрости.

Он только скривил поджатые губы и спросил:

— Почему бы тебе не предпринять чего-нибудь?

Звук этих слов словно физически кольнул Дарелла, и он, поморщившись, сердито сказал:

— На чем мы остановились?

Семик разглядывал его печальными глазами. Он повторил:

— Лучше бы ты что-то предпринял насчет девочки.

Он вопросительно приоткрыл рот с редкими желтыми зубами. Но Дарелл холодно ответил:

— Вопрос заключается вот в чем: можешь ли ты достать резонатор Симса-Молффа на требуемую частоту?

— Я уже сказал, что могу, но ты не слушаешь…

— Извини, Элветт. Понимаешь, то, что мы делаем сейчас, для каждого человека в Галактике куда важнее, чем вопрос безопасности Аркадии. По крайней мере для всех, кроме Аркадии и меня, и я готов присоединиться к большинству. Как велик будет резонатор?

Семик засомневался.

— Я точно не знаю. Можно посмотреть в каталогах.

— Какой он будет величины? Будет ли он весить тонну? Или фунт? Будет ли он размером в городской квартал?

— О, я-то думал, что тебе надо знать точно. Это маленькая штучка, — он показал на сустав большого пальца. — Примерно такая.

— Отлично. Можешь ли ты смастерить что-то в этом духе?

Дарелл быстро сделал набросок в блокноте, лежавшем на коленях, и протянул эскиз старому физику. Тот с сомнением изучил его, затем хмыкнул.

— Знаешь, в моем возрасте мозги покрываются известью. Что ты пытаешься сварганить?

Дарелл колебался. На миг он отчаянно позавидовал знанию физики, заключенном в мозгу собеседника. Владей он таким же знанием, и ему не пришлось бы облекать свою мысль в слова. Но толку от переживаний было мало, и хочешь не хочешь, а пришлось вдаться в объяснения.

Семик покачал головой.

— Тебе понадобятся гипер-реле, причем в большом количестве. Только они обладают достаточным быстродействием.

— Но такое устройство можно изготовить?

— Ну конечно.

— Ты можешь раздобыть все детали? Я имею в виду — не болтая лишнего. По ходу твоей общей деятельности.

Семик приподнял верхнюю губу.

— Взять пятьдесят гипер-реле? Я за всю жизнь столько не использовал.

— Мы сейчас заняты оборонным проектом. Не можешь ли ты придумать что-нибудь безобидное, чтобы отвести глаза? Деньги мы достанем.

— Н-да. Может, я что-то и придумаю.

— Сможешь ли ты сделать всю штуковину достаточно миниатюрной?

— Гипер-реле могут быть микроскопических размеров… соединения… детали… О Космос, тут же несколько сот схем.

— Знаю. Какой величины?

Семик показал руками.

— Слишком большая, — сказал Дарелл. — Я должен подвесить ее к поясу.

Он медленно скомкал свой набросок. Когда тот превратился в жесткий желтый ком, он бросил его в пепельницу, и бумага исчезла в крошечной белой вспышке молекулярного распада. Дарелл спросил:

— Кто это стоит у дверей?

Семик наклонился над своим столом и взглянул на маленький молочный экран около дверного индикатора.

— Тот молодой парень, Антор. И с ним еще кто-то, — сказал он.

Дарелл отпихнул свой стул.

— Семик, никому из остальных пока не говори. Эта информация смертельно опасна; достаточно, если риску подвергнутся только две жизни.

В кабинет Семика, по своему убранству вполне соответствовавший возрасту хозяина, Пеллеас Антор ворвался подобно пульсирующему вихрю активности. В неподвижном воздухе тихой комнаты широкие рукава летней рубашки Антора, казалось, еще колыхались от дуновений теплого ветерка. Он сказал, представляя:

— Доктор Дарелл… Доктор Семик… Орум Диридж.

Его спутник был высок ростом. Длинный прямой нос придавал его узкому лицу слегка угрюмый вид. Доктор Дарелл протянул руку. Антор чуть улыбнулся.

— Лейтенант полиции Диридж, — подчеркнул он и значительно добавил: — С Калгана.

Дарелл резко и пристально посмотрел на молодого человека.

— Лейтенант полиции Диридж с Калгана, — повторил он отчетливо. — И вы привели его сюда.

Зачем?

— Потому что он был последним человеком на Калгане, видевшим вашу дочь. Э, да что это вы?

Торжествующий вид Антора вдруг сменился испугом. Он бросился к Даррелу, оттащил того и медленно, хотя и без особой деликатности, усадил обратно в кресло.

— Что это с вами? — Антор откинул прядь каштановых волос со лба, присел на краешек стола и задумчиво подвигал ногой. — Я думал, что принес вам хорошие вести.

Дарелл обратился прямо к полицейскому.

— Что он имеет в виду, говоря о вас как о последнем человеке, видевшем мою дочь? Моя дочь мертва? Скажите мне без обиняков! — лицо его побелело от предчувствия.

Лейтенант Диридж произнес невыразительным тоном:

— Было сказано: «последний человек на Калгане». Она сейчас не на Калгане. Больше я ничего не знаю.

— Погодите, — вмешался Антор, — дайте мне объяснить по порядку. Простите, если я чуть переиграл, док. Вы ведете себя настолько неординарно, что я стал забывать о ваших чувствах. Во-первых, лейтенант Диридж — один из наших. Он родился на Калгане, но его отец был уроженцем Установления, которого привела на эту планету служба у Мула. За лояльность лейтенанта Установлению я ручаюсь. Так вот, я поддерживал с ним связь с того времени, как мы перестали получать ежедневные отчеты от Мунна…

— Почему? — яростно заговорил Дарелл. — Я полагал, будто мы окончательно решили не вмешиваться в это дело. Вы рисковали как их, так и нашими жизнями.

— Потому что, — последовал не менее темпераментный ответ, — я втянулся в эту игру раньше вас. Потому что я имею определенные связи на Калгане, о которых вы ничего не знаете. Потому что я действую, исходя из более обширной информации. Понимаете?

— Единственное, что я понимаю — это то, что вы совершенно сошли с ума.

— Да будете вы слушать или нет?

После паузы взгляд Дарелла поник. Губы Антора сложились в полуулыбку.

— Все в порядке, док. Дайте нам несколько минут. Расскажите ему, Диридж.

Диридж был лаконичен:

— Насколько я понимаю, доктор Дарелл, ваша дочь находится на Транторе. По крайней мере, у нее был билет на Трантор с Восточного Космопорта. Она была там вместе с торговым представителем этой планеты, утверждавшим, будто она — его племянница. Видно у вашей дочери, доктор, оригинальное собрание родственников. Это уже ее второй дядя за две недели, не так ли?

Транторианец даже пытался подкупить меня и, вероятно, думает, что именно поэтому они смогли ускользнуть.

При этой мысли он мрачно усмехнулся.

— Как она выглядела?

— Насколько я разглядел ее, цела и невредима. Хотя и испугана. В этом я ее не виню. Ее разыскивало все министерство — и я до сих пор не знаю, из-за чего именно.

Дарелл смог вздохнуть в первый раз за все время. Он осознал, что руки его трясутся, и сжал их с усилием.

— Значит, с ней все в порядке. Кто был этот торговый представитель? Вернемся к нему. В чем была его роль?