Дилат-Лин… Это название вызывало странные видения. Шагая по темным улицам и радуясь свету небольших приветливых окон, де Мариньи задумался, почему Атал с такой неохотой говорил об этом месте. Еще до окончания ночи, он получит ответ и на этот вопрос.

Следуя указаниям Атала, де Мариньи вскоре вышел на дорожку, которая вела к дому Гранта Эндерби, сооруженному из красного камня и темных дубовых балок. Стены из такого же камня вокруг сада свидетельствовали о занятии Эндерби в Мире Снов. Этот человек работал каменотесом, добывал строительный камень, и, похоже, сыновья пошли по его стопам. Дом Эндерби был основательным, аккуратным и прочным, как человек, который построил его.

Де Мариньи постучал в дубовую дверь. Его с радостью пригласили в дом. Когда семья хозяина отправилась спать, новые знакомые выпили по стаканчику вина и Грант Эндерби начал свой рассказ…

Три раза я — Грант Эндерби — побывал в Дилат-Лине, городе базальтовых башен и бесчисленных пристаней. Я видел его расцвет и гибель. Вся эта история длилась целое столетие по меркам Мира Снов. Хорошо, что мне удалось взглянуть на него в последний раз.

В первый раз я попал в Дилат-Лин еще юношей. Я тосковал по чудесным местам из античных легенд и сказок, по городам минувших эпох… И попав в этот город я не разочаровался.

Впервые я увидел его, путешествуя вдоль реки Шай с караваном торговцев, и еще издали, окинув взглядом высокие черные крепостные башни, я почувствовал странное восхищение. Позднее, в благоговейном восторге и удивлении, я покинул своих приятелей-купцов и отправился бродить по древним улицам и аллеям Дилат-Лина, заглядывая в портовые таверны, чтобы поболтать с моряками, собравшимися со всех концов Мира Снов. Некоторые из них прибыли сюда из очень странных мест…

Понятие «языковой барьер» не существовало для меня. Я знал, вероятно, сотни наречий и никогда не задумывался об этой своей способности. Вообще, во сне многое становится гораздо проще, и потому я не удивлялся той легкости, с которой освоился в чужой, но удивительно дружественной среде. Мое мировозрение не очень-то отличалось от взглядов постоянных обитателей Мира Снов. Возможно, я казался чуточку образованние, но жители и гости Дилат-Лина вполне могли бы переселиться в любой городок реального мира, и никто не заметил бы разницы.

Впрочем, в Дилат-Лине встречались и странные люди. Например, торговцы из-за Южного Моря. Их внешность и запах вызывали у меня жуткое отвращением. Я, как мог, избегал любых контактов с ними, хотя один раз попытался расспросить хозяина прибпрежной таверны об этих неприятных людях и их происхождении. В ответ мне рассказали, что и дугие гости города, не привыкшие к странным купцам с черным галер, инстинктивно чувствуют в загадочных торговцах нечто злое. Рендолф Картер лично предупреждал жителей Дилат-Лина, что эти торговцы — порождения тьмы, коварные демоны, одержимые страстью сеять повсюду лишь ужас и зло.

Но когда при мне упомянули имя Картера, я замолк, потому что ни один дилетант-сновидец (в то время я относился именно к этой многочисленной и весьма невежественной категории любителей путешествовать во снах) не осмелился бы коснуться даже его тени. В самом деле, ходили слухи, что Картер в Холодной Пустыне у Кадатха столкнулся с Ползущим Хаосом — Ньярлахотепом, и вернулся невредимым! Много ли найдется таких смельчаков?

Несмотря на отвращение, которое охватывало меня даже при мысли о странных торговцах, однажды утром я оказался в башне-таверне Потан-Лита — в комнате с высоким потолком, окна которой выходили на Залив Пристаней. Я ожидал прибытия галеры с грузом рубинов, которая — по слухам — вот-вот должна была появиться в порту. А пока мне хотелось разобраться в своих ощущениях, и я подумал, что лучший способ отыскать причину моего неприязненного отношения к незнакомым чужеземцам — незаметно понаблюдать за ними. Но я не хотел, чтобы эти люди обращали на меня внимание. Таверна Потан-Лита прекрасно подходила для этой цели.

Силя у окна я видел все пристани. От сушившихся рыбачьих сетей исходил запах пеньки; небольшие суда частных торговцев с убранными парусами и открытыми люками покачивались на якорях; торговцы забвением разгружали пахучие грезы — творения опийных маков, взлелеянные на полях таинственных восточных земель… Наконец на горизонте показались паруса черной галеры. Тогда мне казалось, что мой план великолепен. Я был уверен в собственной проницательности, хотя не знал, что мне должно открыться…

Прошло немного времени, и черная галера оказалась у входа в залив. Она скользнула в гавань мимо высокого базальтового маяка, и странная вонь, принесенная южным ветром, окутала порт. Как всегда при появлении подобных судов, какое-то непонятное чувство неловкости охватил моряков, находившихся на берегу.

Когда безмолвное судно причалило к выбранной пристани и три ряда быстро двигавшихся весел остановились и исчезли, скользнув в мрачное чрево галеры к своим невидимым гребцам. Я с нетерпением разглядывал черные, как смола, борта и палубу, ожидая, когда хозяин и команда выйдут на берег, но только пять человек — если это действительно были люди — сошли на берег с таинственного судна. Я хорошо рассмотрел этих торговцев, и результаты моих наблюдений встревожили и напугали меня.

Я даже начал сомневаться в том, являются ли они людьми. Конечно, такое заявление звучит довольно нелепо, но позвольте мне его объяснить.

Во-первых их рты слишком широко открывались. Я заметил это, когда один из них, сходя с корабля, заглянул в окно, возле которого я сидел, и улыбнулся — чудовищная гримаса исказила его физиономию. Особенно гадким мне показался его искривленный толстогубый широченный рот. Если эти создания потребляют обычную человеческую пищу, то зачем им рот таких неестественных размеров? Почему эти люди носят тюрбаны такой странной формы? Или это просто национальный обычай? Но тогда он свидетельствует о чрезвычайно дурном вкусе — как иначе можно сказать о двух возвышениях нод лбом, уродовавших и без того не слишком привлекательные лица таинственных мореплавателей. То же касалось и их обуви — ничего подобного я никогда прежде не видел — как во снах, так и наяву. Башмаки их выглядели слишком коротконосыми. Они выглядели так, словно у их хозяев ступней не было вообще! Я задумчиво допил кружку полынной росы, дожевал кусочек сыра с хлебом и отвернулся от окна, собираясь покинуть таверну.

Казалось, мое сердце выскочит из груди: у входа стоял тот самый торговец, который злобно улыбаясь заглядывал в мое окно! Когда я боком прошмыгнул мимо него и понесся вниз по лестнице, его хищные глазки под уродливым тюрбаном проследили за каждым моим движением. Неописуемый ужас гнал меня все дальше и дальше по аллеям и улицам, заставляя все быстрее лететь по базальтовым камням широкой мостовой, пока я, наконец, не вбежал в зеленый дворик уютного дома, где снимал комнату. Но даже очутившись здесь я не мог изгнать из памяти кошмарную физиономию увенчанного тюрбаном торговца с лягушачьим ртом. И вот я расплатился с любезным хозяином и решил переехать в удаленную от порта часть Дилат-Лина. В те времена улицы города были чисты, они пахли цветами и свежевыпеченным хлебом, а люди могли посещать таверны без риска встретить там опасных гостей.

В районе города, называвшемся Сиимла, я поселился в семье каменнотеса, Это был добрый, приветливый, очаровательный человек. Любое дело, за которое они брался он или его домашние горело в их руках. Поэтому позднее, когда я сам стал жителем Мира Снов, я и сам стал каменнотесом. Главу дома звали Бо-Каретхом. Он предоставил мне комнату в мансарде — светлую, с широкими окнами. Там стояли кровать с матрацем, набитым морской травой, шкафчик и тумбочка. Я разложил свои нехитрые пожитки — и мне показалось, что я живу здесь уже много лет. Вскоре я словно стал членом этой семьи, и сторонний наблюдатель мог бы посчитать меня братом хорошенькой Литхи, дочки хозяина.