— Ну ладно, но только потому, что я и так знаю, что ты не прав. — Она пошла впереди меня, а я почувствовал облегчение и грусть одновременно. Я вовсе не испытывал восторга от того, что она должна была сейчас увидеть.

* * *

Это было ужасно. Я никогда не видела, что бы люди вели себя так. Маленькая девочка, Элейн, лежала в кровати и рыдала, пока мы с Алисией были с ней рядом. У неё, казалось, не было сил на большее. Время от времени она поднималась, когда чувствовала рвотные позывы и склонялась над ведром. Алисия поила её водой, и она снова засыпала. По крайней мере, я не была в соседней комнате, где её брат выкрикивал матерные слова. Я чувствовала, как его или чьё-то тело со всей силы периодически ударялось об стену. Определённо, ему было нелегко.

Мне ничего не оставалось, как признать, что Дилан был прав. Я пыталась найти другие объяснения происходящему, но не могла. Дело было в еде.

Пока Элейн спала, я спросила Алисию, было ли всё это правдой, и это ли она имела в виду, когда говорила, что хотела свободы.

— Да. Я знала, что что-то было не так. С одной стороны, мне было плохо, я не могла есть ещё несколько дней, и я прошла через подобный процесс. Но затем, — она замолкла, качая головой. — Всё прояснилось. Я ела понемногу в течение ещё пары дней, я шла на поправку и стала осознавать такие вещи, которые я раньше даже почувствовать не могла. Например, то насколько сильно я любила свою маму. Я была не просто к ней привязана, а действительно очень, очень любила её.

— Впрочем, мы с Таней были соседями. Я поделилась с ней своими чувствами, но она уже всё знала. Мы решили, что мы лучше будем чувствовать по-настоящему, чем вообще ничего не ощущать, и мы сбежали. Моника нашла нас в лесу, как раз в тот момент, когда мы собирались сдаться и вернуться. Мы умирали с голода.

Я обдумала ее слова:

— Но если ты так сильно любила маму, как же ты её так просто оставила?

— Но я хотя бы могу чувствовать, что люблю её. Я могу скучать по ней. Я знаю, это кажется довольно слабой заменой настоящему пребыванию с ней, но все равно мысленно я с ней, — сказала она. — Ты не сможешь понять, пока сама не почувствуешь.

Я попыталась прислушаться к себе. Если и была возможность это сделать, то нужно было использовать её прямо сейчас. Время близилось к обеду, и теперь когда я об этом подумала, мне показалась, что моя способность улавливать суть вещей улучшилась, начиная с того момента, как я позавтракала. Я попыталась докопаться до истины и почувствовать хоть что-нибудь.

Я закрыла глаза и сделала попытку. Я сжала руки, нахмурила лоб и постаралась заставить себя почувствовать что-то ещё, кроме удовлетворенности, умиротворенности, что-то, что выходило за рамки уюта и совершенного счастья, которое я хотела разбавить каплей печали.

В дверь постучали. Это была доктор Сара.

— Маккензи, тебе нужно поесть. Дилан передал тебе твой обед, — сказала она, входя в комнату, и села на моё место. — Вторая дверь налево.

Разочарованная своими безуспешными попытками, я вышла. Я открыла вторую дверь слева и обнаружила там Дилана, который сидел на одной из двух кроватей в комнате. На его коленях был поднос с едой для него, а мой поднос стоял напротив.

— Что случилось? — воскликнула я. У Дилана был фиолетовый синяк под глазом.

Он лишь слегка пожал плечами.

— Остин хороший боец. Думаю, ты слышала.

— Да, но всё же... — Я подошла к нему и легонько коснулась пальцами синяка. Его кожа была тёплой. — Тебе надо показаться Доктору Саре.

— Уже показался, — сказал он. — Ничего не поделаешь, надо ждать, когда само пройдёт. Он на мгновение заколебался. — У тебя нежные руки.

Я отвела взгляд от припухлости на его лице и посмотрела ему в глаза. В их глубине было что-то спрятано. Я не знала, что мне делать, поэтому я села на другую кровать, где меня поджидал мой обед.

Я содрала плёнку и обрадовалась, что еда была ещё горячей. Её можно было есть, когда она была и комнатной температуры, но все же горячей было лучше. Я взглянула на то, что ел Дилан. Суп и миска сочных ягод. Он поймал мой взгляд и стал что-то обдумывать у себя в голове. Он взял одну ягоду клубники и протянул мне.

— Всего одну, — сказал он.

Я ощутила некое... душевное волнение. Было похоже на то. И на мгновение я перестала ясно соображать. Я должна была забрать у него ягоду руками, но я этого не сделала. Вместо этого, я наклонилась и взяла её зубами из его рук, прикоснувшись губами к его пальцам.

На меня нахлынуло всё разом. Вкус чего-то очень свежего у меня во рту, желудок словно перестало скручивать, а ещё — выражение глаз Дилана.

Его глаза. Я пристально всматривалась в них и поняла, что они были зелёно-голубого цвета, как в моём сне. Он посмотрел на свои пальцы, которые всё ещё держали хвостик от клубники, а затем снова на меня.

Я не могла со всем этим справиться. Я зачерпнула горсть еды со своей тарелки, чего-то мягкого, безвкусного, и отключилась.

* * *

Это были три долгих дня, но оно того стоило. Элейн бегала по полю, оживленная и радостная, у всех поднималось настроение, когда они смотрела на неё. До этого момента у неё скорее всего никогда не появлялось желания побегать. А Остин, как оказалось, был не таким уж и плохим парнем. Каждый раз, когда он встречался со мной взглядом, он снова и снова извинялся.

Джесси немного расслабился, когда снова обрёл своего потерянного друга, а все вокруг были рады, что среди них появились новые лица. Все, кроме Маккензи. Она внимательно за ними наблюдала, и мы все понимали почему.

Было ясно, что правда беспокоила её, и не только потому, что её обманули, а ещё и потому, что она не могла решить хочет ли она измениться или нет. Я почувствовал это ещё тогда, в тот день у Доктора Сары. Она посмотрела на меня и почувствовала что-то, что её испугало. Я был тоже напуган.

Я пытался держаться на расстоянии от неё, чтобы она могла решить, что ей делать самостоятельно, но я не мог больше избегать её. Я нашёл её на пристани на нашем маленьком озере, она опустила одну ногу в воду и размышляла. Она услышала меня и оглянулась.

— Не против, если присоединюсь? — спросил я. Она кивнула головой, и я сел около нее.

Она долго молчала, но я был не против. Мне просто было приятно сидеть рядом с ней. Мне показалось забавным, что она продолжала приходить на пристань, опускала ноги в воду. Многие люди утрачивали всякую способность чувствовать, не могли различать температуру или предметы на ощупь. Даже в одурманенном состоянии, она могла оценить такие вещи.

— Где твои родители? — спросила она.

Я не любил говорить на эту тему, но учитывая, что я сделал с ней, я решил, что я ей обязан.

— Они в тюрьме. Их арестовали, когда они пытались рассказать всем о наркотиках. Но, видимо, пытались рассказать не тем людям. Джесси пообещал им, что присмотрит за мной, когда за ними пришли копы, а через два часа мы уже были тут. Мои родители помогали строить это место.

— Ты тоже прошёл через всё это? То есть, я имею в виду, так же как Остин и Элейн?

— Не совсем. У моих родителей был сад, поэтому я ел готовую еду только раз в день. Мне было от неё плохо, но не настолько. Я пережил всё намного быстрее.

Она снова замолчала, задумчиво выстраивая какие-то фигурки из веточек. С ней что-то происходило.

— Моя мама мертва, ты, наверное, знаешь.

— Нет, — сказал я тихо. — Я не знаю. Мне жаль.

— Вот именно, — сказала она. — Тебе жаль. Ты сочувствуешь мне, ей, возможно, даже моему отцу. Но я ничего не чувствую. Я даже не скучаю по ней. Это же нечестно. Я уже не видела своего отца, кажется, около недели? Кроме того случая в хижине у меня ни разу не появилось желания увидеться с ним.

Даже когда она говорила это, её голос был абсолютно спокойным. Словно она не ощущала связи с миром, как будто её отключили, оборвали провода — она разговаривала в одном месте, а её эмоции были в другом и при этом оставались под запретом.