— Нет! — испугалась она. — Я хочу Крис…
— Арабеллу! — Норман был непреклонен. — Я могу быть уверен, что она не проболтается. Она стоит на страже моих интересов. И запомни — ты просто почувствовала слабость: усталость, нервы… Твоя мать ничего не должна знать о нашем объяснении. Я объявлю всем, что ты скоро выйдешь.
Прежде чем она успела возразить, он уже открывал дверь. Едва он вышел, Дженни поднялась и на нетвердых еще ногах направилась к зеркалу, висевшему не стене рядом с чашей для омовения. Собственный вид испугал ее. Глаза покраснели. По щекам сползали черные дорожки. На бледных губах не осталось ни следа помады. Услышав голоса Нормана и Беллы, она принялась торопливо брызгать в лицо холодной водой, чтобы смыть следы слез.
— Ну, как ты, Джейн? — участливо поинтересовалась Белла, быстро подходя к ней и ласково обнимая за плечи. — Бедняжка! Мне так неприятно, что я невольно испугала тебя. Какая ты бледная. Ну, еще бы! Наверное, ты чего только не передумала об этом распутнике. — Она лукаво посмотрела на Нормана. — Ты меня прощаешь? — продолжила Арабелла заискивающим тоном.
— Да, — не слишком уверенно ответила Дженни. — Это происшествие даже помогло нам прояснить кое-какие вопросы. — Она подняла глаза на Беллу. — Я знаю теперь, что он любит меня. — Последние слова были произнесены буднично и сухо, будто речь шла о констатации самого заурядного факта.
— Ну, конечно, любит! — прощебетала Белла, роясь в сумке. Наконец она отыскала косметичку и принялась быстро накладывать пудру и румяна на щеки Дженни. — Туши на ресницах совсем нет, — суетилась Арабелла. — Ты, видно, не привыкла к макияжу.
— Он ей и не нужен, — вмешался Норман, с обожанием глядя на невесту.
— Как это не нужен! — фыркнула Белла. — И еще она должна сделать что-нибудь с этим оранжевым оттенком волос. Его следует как-то приглушить. Норман, прекрати ходить вокруг нее и облизываться, как кот вокруг сметаны! Послушай, Дженни… тебе надо обязательно подкрашивать ресницы. Вот так гораздо лучше. — Арабелла лучезарно улыбалась, не догадываясь о том, что ее слова встревожили Дженни. Лицо Беллы было совсем рядом, и Дженни ревниво рассматривала ее безупречную алебастровую кожу, темные, откинутые назад волосы, открывавшие прекрасный высокий лоб. Элегантная маленькая шляпка придавала ей задорный и независимый вид. Эта женщина знала о Нормане гораздо больше, чем Дженнифер.
— Оставь ее в покое! Я люблю мою маленькую ирландочку. Так бы и съел ее всю! — воскликнул Норман со счастливым смешком. — Иди ко мне.
И Дженнифер, не успев даже понять, что делает, как глупая девочка, сразу подчинилась ему, высвободившись из докучливых рук Арабеллы. Крепко обняв за талию, он прижал ее к себе всем телом. Его рот нежно и требовательно искал ее губы. И она поддалась, забыв обо всем, ее губы тоже потянулись к нему, и тело в объятиях стало мягким и податливым.
— Норман! — жалобно заныла Арабелла прямо у нее над ухом. — Ты сведешь на нет все мои усилия. От губной помады ничего не останется, дорогой!
Белла рассмеялась глубоким грудным смехом. И, шутливо, но настойчиво оттеснив локтем опешившую Дженни и сверкнув на нее глазами, чмокнула Нормана в губы. Потом повернулась к Дженнифер и принялась аккуратно обводить смазанную поцелуем линию ее рта.
— Спасибо… Все отлично… Да, Норман? — запинаясь, пролепетала Дженни, встревоженная тем, что их с Норманом разъединили.
Он посмотрел на нее с нежной улыбкой, и она утонула в бездонных, мерцающих глубинах его загадочных глаз.
— Ты очень дорога мне, — сказал он.
И не успела Дженни опомниться, привести в порядок мысли и чувства, как уже, машинально переставляя ноги, она шла под руку с Норманом к двери и дальше, мимо расступившихся мальчиков из хора, мимо матери, которая поцеловала ее, смахнув слезинку, пока не была наконец передана в руки отцу, смотревшему на нее озадаченно и с беспокойством.
— С Дженнифер все в порядке. Мы готовы, — торжественно объявил Норман.
И церемония возобновилась. Много раз Дженни представляла себе этот момент в мечтах, и вот он наступил, только все было совсем не так. Какая-то заноза засела в ее сердце. Она улыбалась в ответ на ликующие взгляды Нормана, она пыталась убедить себя, что в крайнем случае одной ее любви будет достаточно для счастья — все равно боль не утихала.
— Ты выглядишь чересчур сосредоточенной, — мягко упрекнул ее Норман, когда фотографы оставили их в покое.
— Ты правда любишь меня? — Дженни чувствовала себя неловко и стесненно, но ей хотелось снова и снова задавать этот вопрос. — Эй, послушай, — она попыталась взять шутливый тон, — я начинаю уже выяснять отношения как заправская жена! Я хочу сказать…
Он расхохотался, широко открыв в улыбке белозубый рот.
— Ты смотришь на меня своими чудесными зелеными глазами, я чувствую рядом с собой твое восхитительное тело, упрятанное под роскошным нарядом, и ты еще спрашиваешь меня…
— Я имею в виду любовь, — смущенно потупилась Дженни, — не физическое влечение.
— Я не закончил. Конечно же, одной сексуальной привлекательности недостаточно, чтобы заставить меня побежать к алтарю.
— Что же еще? — В горле у нее пересохло.
— Ну, попробуй сама догадаться, — посмеиваясь, предложил Норман. Потом продолжил более серьезно. — Мне тридцать пять, я немало всего повидал. Я знал многих женщин, и у меня была пара серьезных приключений. Внезапно я решаю жениться. — Он наклонился и быстро чмокнул Дженни в нос, улыбаясь ласково и умиленно. — Это тебе ни о чем не говорит, дурочка ты моя? — нежно заключил он.
— Ну… не знаю. Могло быть много причин, почему бы ты захотел жениться на мне, — неуверенно предположила Дженни.
— Я… Господи, вы не могли бы подождать? — закричал он на фотографа, и все рассмеялись, когда он подхватил Дженни на руки, прижал свой рот к ее плотно сомкнутым губам и страстно поцеловал, заставляя ее смягчиться. — Я женился на тебе потому, что ты сдержанная, спокойная, скромная и упрямая, — негромко сказал он. — Потому, что мне удивительно хорошо с тобой и кажется, будто я знаю тебя всю жизнь. Потому, что оба мы любим тишину и уединенные места и последние три недели были счастливейшими в моей жизни.
— Правда? — спросила она с надеждой.
— Правда, — подтвердил он, вновь наклоняясь и щекоча ее шею губами. — Чудесно было наслаждаться покоем с тобой наедине, вдали от городской суеты. Я тебя люблю. Пусть эти слова будут выгравированы в твоем сердце.
Голова у нее кружилась. Норман опустил ее на пол и взял в руки тонкие ладони, которые она продолжала держать на его плечах. Они стояли, завороженно глядя друг на друга, пока не обратили внимания на внезапно установившуюся вокруг них тишину. Все, кто был рядом, перестали разговаривать и смотрели с завистью и умилением на их глуповато-восторженные, поглощенные взаимным созерцанием лица.
Так, не разнимая рук, они и направились в отель, где должен был состояться свадебный банкет. И все время, пока их поздравляли, обнимали и целовали, Дженни не в силах была согнать это сияющее выражение со своего лица. И Норман тоже.
— Ну, как, — спросил он, подводя ее к празднично накрытому столу, — ты не думаешь уже, что вышла замуж за людоеда?
— Нет! — ответила Дженнифер с улыбкой. — Но ты должен понять: я так недавно знаю тебя. Не сердись, если я вдруг начала сомневаться, что поступаю правильно. Все, что я знаю о тебе точно, так это то, что ты любишь крепкий черный кофе, закаты и не ешь пирожных.
— Не только. Ты знаешь еще, что я люблю поджаренный бекон и яичницу на завтрак.
— Не признаешь ленча, и у тебя страсть к морским продуктам и хорошему вину, — подхватила она, аккуратно усаживаясь на поданный ей стул. Внимательно посмотрев на Нормана, она добавила задумчиво: — Не так уж много. Наверное, верх безрассудства выходить замуж, имея такой скромный запас сведений.
— Любовь почти всегда безрассудство, — сказал Норман, глядя ей прямо в глаза. — Когда отдаешь кому-то свое сердце, то доверяешь ему, а не здравому смыслу. Это риск. Но в этой нерасчетливости и заключена особая прелесть. Когда желание быть вместе с каким-то человеком настолько непреодолимо, что пересиливает обычную осторожность.