— Откуда ты его знаешь? — у меня есть предположения, но мне еще более любопытно после туманных объяснений Миллера. Все эти предупреждения и забота. К чему?

— Он испорчен.

— Это не ответ на мой вопрос.

Уильям наклоняется вперед, и я отстраняюсь, осмотрительно.

— Этот мужчина живет в мрачном мире, Оливия. Мрачнее, чем мой. Он играет с дьяволом.

Я с трудом сглатываю, боль пропитывает сердце. Слова не идут, и даже если бы пришли, я б не произнесла их онемевшими губами.

— Я знаю, чем он занимается, и как он этим занимается, — продолжает Уильям, — он не зря прослыл самым скандально известным мужским эскортом Лондона, Оливия. Я слишком сильно старался держать тебя подальше от своих дел, а теперь наблюдаю, как ты слепо ныряешь в мрачный мир Миллера Харта. Я живу в этом мире уже очень долгое время. Осталось не так много вещей, мне неизвестных, если они вообще остались, и я знаю, что… — он замолкает, оставляя между ними нежеланную, затянувшуюся тишину. — Он сломает тебя.

Вздрагиваю от его холодного заявления. Я отчаянно хочу сказать ему, что Миллер не давал мне ничего, кроме нежности… До той ночи в отеле. Ночи, когда Уильям увидел меня, убегающей оттуда, где Миллер привязал меня к перекладине балдахина и обращался со мной, как с любой из своих клиенток. До сих пор я не была уверена, что хуже — его холодное безразличие той ночью или то, как его умелые пальцы и язык заставили меня кончать в тонкой агонии.

— Благодарю за краткое экстренное предупреждение, — единственные слова, которые я смогла протолкнуть через боль.

— Ты дочь своей матери, Оливия.

— Не смей так говорить! — кричу, заставляя Уильяма дернуться. И все же, он не отвечает тем же. Он просто делает глоток своего напитка и ждет, когда я успокоюсь. — Я нисколько не похожа на маму. Она бросила свою дочь ради мужчины, который ее не хотел.

Он наклоняется вперед, взгляд серых глаз пылает:

— Отношения между мной и Грейси Тейлор были невозможны. Ты даже на секунду не задумалась, не пытался ли я сделать так, как было лучше для нее. Или для тебя.

Меня застает врасплох несвойственное Уильяму проявление злости. Я никогда не видела от него ничего, кроме идеальной собранности.

Он делает еще один глоток перед тем, как продолжить:

— И отношения между тобой и Миллером Хартом также невозможны.

— Я знаю, — шепчу, чувствуя, как на глаза наворачиваются эти проклятые слезы. — Уже знаю.

— Я рад, но знать о том, что для тебя плохо, не значит перестать желать это. Гнаться за ним. Я был плохим вариантом для Грейс, и все же она не сдавалась.

— Ты перестанешь нас с ней сравнивать, Уильям? — качаю головой, не в силах больше слушать леденящую, жестокую правду. — Мне правда пора домой. Бабушка будет волноваться.

— Так позвони ей, — он кивает на мою сумку. — Я наслаждаюсь компанией, и мы еще не заказали десерт и кофе.

— Телефон сломан, — идеальное оправдание для побега. Заставляю себя встать, поднимая с пола позади себя сумку. — Спасибо за ужин.

— Не слышу благодарности в твоем голосе, Оливия. Как же мне за тобой присматривать?

Его вопрос меня беспокоит:

— С чего бы это?

— Удостовериться в твоей безопасности.

— От чего?

— От Миллера Харта.

Закатываю глаза, забыв в который раз, с кем я имею дело.

— Я просто прекрасно справлялась без твоего надсмотра, Уильям. Думаю, у меня все хорошо, — отворачиваюсь и ухожу от него, молясь, чтобы это была последняя наша встреча. Прошедший ужин, хоть и поучительный, вернул слишком сильную боль. Попадая в мое уже кровоточащее сердце, она может оказаться последним гвоздем в крышку моего гроба.

— Ты не выживешь с Миллером Хартом в твоей жизни, Оливия.

Торможу конверсами, его заявление льдом покрывает мои вены. Силюсь не смотреть на него, боясь того выражения лица, с которым могу столкнуться. Его нет в моей жизни, говорю сама себе, слышу звук отодвигаемого стула и медленных шагов, но продолжаю смотреть вперед до тех пор, пока Уильям не обходит меня и не смотрит вниз на мой жалостливый силуэт.

— Я с первого взгляда вижу, когда девушка попалась в сети мужчины, Оливия. Видел это в твоей матери и вижу в тебе, — он кладет палец мне на подбородок и приподнимает мое лицо. Тень понимания есть в его серых глазах. — Я вижу, что тебе больно, и ты злишься, а эти две составляющие могут привести тебя к глупым поступкам. То, как он ведет дела, сомнительно, в лучшем случае. И тебе следует знать, что он уехал в Мадрид на пару дней, — Уильям одаривает меня красноречивым взглядом, побуждая задать вопрос. Мне это не нужно. Он с клиенткой.

— Я благоразумная девушка, — бормочу сухо. Слышу в собственном голосе неуверенность. Верю в свои силы меньше, чем Уильям, хотя знаю, что все сказанное — холодная, жестокая правда. Он справедливо волнуется. — Я в состоянии о себе позаботиться.

Он прижимается губами к моему лбу и вздыхает сквозь нежный поцелуй.

— Тебе нужно больше, чем просто слова, Оливия, — Уильям снимает с моего плеча сумку и ведет меня прочь из ресторана. — Я отвезу тебя домой.

— Я хочу прогуляться, — возражаю, высвобождаясь из его рук.

— Будь благоразумной, Оливия, уже поздно и темно, — он направляет меня увереннее, чем прежде. — В любом случае, мы остановимся у магазина и заменим твой телефон.

— Я сама могу купить себе телефон, — артачусь я.

— Может и так, но я хотел бы купить его тебе в качестве подарка. — Он предостерегающе изгибает брови, серые глаза темнеют, как только я открываю рот, чтобы возразить. — Подарка, который ты примешь.

Я больше не спорю. Хочу просто поехать домой и попытаться переварить то, что сказал и не сказал Уильям, так что я позволяю ему увести себя из ресторана, усадить в свою машину, не сказав при этом ни слова.

После остановки у магазина и покупки мне айфона последней модели водитель Уильяма отвозит меня домой, учтя мою просьбу остановиться за углом так, чтобы Нан не могла увидеть незнакомую машину и меня, выходящей из автомобиля.

— Убедись, что зарядила его, — распоряжается Уильям, закрывая коробку крышкой. — У меня есть номер, и я забил в него свой.

— С какой целью? — спрашиваю я, раздраженная его посягательством на мою жизнь.

— Банальное успокоение души, — он передает мне коробку и кивком головы указывает на дверь, приказывая убираться. — Я бы сказал тебе передать Жозефине мои наилучшие пожелания, но сомневаюсь, что она их оценит.

— Без сомнений, — я выбираюсь из машины и поворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверцу. Окошко опускается, и мне приходится снова лицезреть Уильяма. Блеск в серых глазах, крупная фигура расслаблена, выделяя торс. Он несомненно походит на сорокалетнего мужчину. — Бабуля, наверное, ударила бы по твоей шикарной машине бейсбольной битой.

Он запрокидывает голову от смеха, заставляя и меня саму едва заметно улыбнуться.

— Могу себе представить. Я искренне рад, что она вернулась к себе прежней, — Уильям удерживает улыбку на какие-то секунды, после чего она угасает, заставляя погаснуть и мою. — Просто запомни одно, Оливия.

Я почти не хочу спрашивать, что именно, да мне это и не нужно, потому что он делает вдох, чтобы продолжить, очевидно, заметив мою неуверенность. Он скажет, хочу я это слышать, или нет.

— Твое тело инстинктивно узнает опасность. Если почувствуешь, как волосы встают дыбом, плечи напрягаются, или просто дрожь внутри — беги, — окошко закрывается, и серьезное выражение Уильяма исчезает из виду, оставляя меня палиться на тротуар, ощутив поразительный эффект от этих ледяных слов.

Глава 5

Нан ставит передо мной тарелку и передает вилку. При виде гигантского куска пирога желудок скручивает, но я не отказываюсь и отламываю кусочек, и бабуля все это время за мной наблюдает. К тому же, не только бабушка так пристально изучает меня взглядом. Грегори присоединился к нам на ужин, также как и Джордж, все они притихли и наблюдают за тем, как я подношу к губам кусочек пирога. На вкус как крысиный яд, только это не имеет ничего общего с кулинарными талантами Нан. Все кажется протухшим, мои вкусовые рецепторы будто наказывают меня за пренебрежительное к ним отношение.