Он удерживает меня на месте своим непреклонным взглядом:

— Я никогда не трахал тебя, Ливи. Я всегда только преклонялся перед тобой, — он подходит ближе. — Только занимался с тобой любовью.

Делаю долгий, успокаивающий вдох.

— Ты не занимался со мной любовью в том номере отеля.

Он ненадолго зажмуривает глаза, а потом снова их открывает, и я вижу в них боль.

— Я не понимал, что делаю.

— Ты делал то, что Миллер Харт делает лучше всего, — я выплевываю, ненавидя яд в своем голосе и дикий шок, исказивший его прекрасное лицо в ответ на мое заявление. Многие женщины, возможно, думают, что это лучше всего получается у самого скандально известного мужского эскорта Лондона, но мне известно другое. И где-то глубоко внутри Миллер тоже знает.

Он смотрит на меня с минуту, невысказанные слова плещутся в его глазах. И только сейчас понимание пробивает меня током.

— Ты думаешь, я лицемерка, так ведь?

— Нет, — он качает головой кротко… неубедительно. — Я принимаю то, что ты делала, когда сбежала и отдавала себя… — Он останавливается. Не может закончить. — Я принимаю то, почему ты это делала. Ненавижу это. Это заставляет меня ненавидеть Андерсона еще больше. Но я принимаю это. Я принимаю тебя.

Стыд выедает меня изнутри, и я тут же теряю всю храбрость. Он принимает меня. И, читая между строк, думаю, он хочет, чтобы я приняла его. Прими меня таким, какой я есть, Оливия.

Я не должна. Не могу.

Целую вечность я перебираю причины, почему должна уйти, удерживаю его взгляд и на свой лад переворачиваю его слова.

— Не хочу, чтобы другие женщины тебя касались.

Он сутулится, выпуская побежденный вдох:

— Это не так просто, как взять и уволиться.

Слова выстреливают как пуля мне в голову, и, не сказав больше ни слова, я разворачиваюсь и ухожу, оставляя моего идеального Миллера Харта все таким же идеальным под проливным дождем.

Глава 3

Неделя тянется мучительно медленно. Я проживала свои рабочие часы в бистро, избегала Грегори и больше не возвращалась в тренажерный зал. Хотела, но я рискую встретить там Миллера. Каждый раз, когда я, кажется, продвигаюсь немножко вперед, он будто чувствует и появляется из ниоткуда, — то в моих мыслях, то несколько раз по-настоящему — возвращая меня к точке отсчета.

Нан появляется в дверях гостиной, пару минут вытирает пыль с книжной полки неподалеку, а потом вырывает из моих рук пульт от телевизора.

— Эй, я же смотрела! — вовсе я не смотрела, и даже если бы я полностью сосредоточилась и заинтересовалась документальным фильмом о плотоядных летучих мышах, Нан и глазом бы не моргнула.

— Прикрой свой ротик и помоги мне решить, — она бросает пульт на диван рядом со мной и выбегает в коридор, быстро возвращаясь с двумя платьями на вешалках. — Никак не могу выбрать, — говорит она, прикладывая к себе одно из платьев. Оно голубого цвета с яркими рассыпанными по нему желтыми цветами. — Это, — заменяет его зеленым, — или вот это?

Поднимаюсь, садясь на диване, и рассматриваю платья.

— Мне нравятся оба.

Она закатывает синие глаза:

— Помощи от тебя…

— Куда ты собралась?

— Обед с танцами в пятницу, иду с Джорджем.

Улыбаюсь:

— Хочешь встряхнуть бальный зал?

— Пф! — она качает головой и изображает джигу, отчего моя улыбка становится еще шире. — Оливия, твоей бабушке по силам встряхнуть все, за что бы они ни взялась.

— И правда, — соглашаюсь я и снова рассматриваю платья. — Голубое.

Улыбка, озаряющая ее лицо, приходит на место затянувшемуся равнодушию, которое длилось днями, и посылает искры тепла в мое сердце.

— Я тоже так думаю, — она убирает в сторону зеленое платье и прикладывает к себе выбранное голубое. — Идеально для танцев.

— Это конкурс?

— Неофициально.

— Хочешь сказать, это просто танцы?

— Ох, Оливия, никогда не бывает просто танцев, — она кружится, седые кудри развеваются, отчего бабуля становится еще красивее. — Зови меня просто Джинджер.

Усмехаюсь:

— А Джордж тогда твой Фред¹?

Она вздыхает, раздраженно.

— Да поможет ему Господь, он старается, но у парня две ноги левые.

— Сделай ему поблажку. Бедному парню далеко за семьдесят!

— Я и сама уже не девчонка, но все еще могу танцевать стриптиз с лучшими элементами бути-дэнса.

Хмурю брови:

— Танцевать с чем?

Ее ноги сгибаются до тех пор, пока она не приседает, а потом она начинает подтягивать вперед свои старые бедра.

— Бути, — говорит она, после чего меняет направление и виляет бедрами, — дэнс.

— Нан! — я смеюсь, наблюдая за тем, как она чередует подтягивания бедер с вилянием. Она кажется ловкой, ускоряя шаги, становится невозможно сдерживать хихиканье, так что я сижу на диване и держусь за живот. — Прекрати это!

— Может, мне стоит пойти на прослушивание в следующий клип Бейонсе. Как думаешь, я бы их встряхнула? — она подмигивает и садится рядом со мной, обнимая. Утихомириваю свой смех и вздыхаю ей в грудь, крепко обнимая бабулю в ответ. — Ничто не приносит мне большей радости, чем блеск в этих прелестных глазках, когда ты смеешься, моя дорогая.

Мое веселье сходит на нет, а на смену ему приходит благодарность — благодарность за эту прекрасную старую леди, которую мне посчастливилось называть бабушкой. Она работала без устали, заполняя пробелы, которые оставила моя мама, и Нан в известной мере преуспела. Теперь она применяет ту же тактику, восполняя отсутствие в моей жизни другого человека.

— Спасибо тебе, — шепчу я.

— За что?

Пожимаю плечами:

— За то, что ты такая.

— Старая любопытная калоша?

— Я никогда на самом деле так не думаю, когда говорю это.

— Да, думаешь, — она смеется и отстраняет меня от себя, морщинистыми руками обхватывает мои щеки и целует сладкими губами. — Моя прекрасная, прекрасная девочка. Покопайся в себе и вытащи наружу ту дерзость, Оливия. Не слишком много, только чуть-чуть. Она сослужит тебе добрую службу.

Поджимаю губы. Она имеет в виду не так много, как моя мама.

— Моя родная девочка, схвати уже жизнь за яйца и скрути их.

Я смеюсь, и она смеется тоже, прислонятся к спинке дивана и увлекает меня за собой.

— Я постараюсь.

— И раз уж мы заговорили об этом, скручивай еще и яйца любого засранца, с которым встречаешься, — она не говорит прямо, но я понимаю, о ком идет речь. О ком же еще?

Домашний телефон звонит, отчего мы обе подскакиваем.

— Я возьму, — говорю я, быстро целую ее в щеку и бегу в коридор, где на старомодном телефонном столике на подставке стоит беспроводной телефон. С тяжелым чувством волнения, глаза загораются при виде телефонного номера бистро, высветившегося на экране, и я надеюсь, что знаю, почему.

— Дэл! — восклицаю, оживленно и чересчур радостно.

— Привет, Ливи, — приятно слышать его сильный «кокни» акцент². — Я набирал твой мобильный, но он отключен.

— Да, он сломался, — мне срочно нужен новый мобильный, но с другой стороны, я наслаждаюсь преимуществом жизни «вне доступа», что не каждому удается.

— Ладно. Теперь я знаю, что ты не слишком-то заинтересована в вечерних…

— Я согласна! — выпаливаю, быстро поднимаясь по лестнице. Отвлечение, отвлечение, отвлечение.

— А-а?

— Ты хочешь, чтобы я обслуживала? — врываюсь в ванную, слишком взволнованная мыслью об идеальной возможности избежать возвращения к мысленным терзаниям, когда выходки Нан исчезнут по истечении дня.

— Да, в отеле «Pavilion». На этих чертовых сотрудников агентства нельзя положиться.

— Нет проб… — застываю на полуслове, прислоняюсь к двери ванной, вдруг подумав о чем-то, что может уничтожить мой план отвлечения. — Могу я спросить, по какому случаю этот банкет?

Мысленно уже представляю, как нахмурился Дэл.

— Эм, да, ежегодный праздничный сбор судей и адвокатов.