— А если она потерялась? — спросила Джессика.

— Потерялась?

— В Перу, — проговорила Джессика встревоженно. — Вдруг с ней что-то случилось?

— Ох, Джесс! Сэм опытная путешественница. Уверена, с ней все в порядке.

— А что, если нет? А может, тебе стоит попросить этого детектива помочь нам найти ее? — спросила Джессика.

— Гм, — пробормотала Мариса.

— Того самого, который приезжал сюда, когда искал Лили. Патрика. Он очень милый.

— Да, милый, — согласилась Мариса, — но он тоже очень далеко.

— Знаешь, мама, на свете существуют самолеты, — сказала Джессика.

— Знаю, — ответила Мариса, обнимая дочь. Может быть, Патрик действительно сумел бы помочь? Она могла бы позвонить ему. И дело не в его голубых глазах, не в том времени, что они провели вместе, когда он был в Кейп-Хок.

Она могла бы просто спросить его, что предпринял бы настоящий детектив, чтобы найти человека, который не отвечает на ее электронные письма. Человека, который однажды был ее коллегой, когда они работали медсестрами, музыкальным партнером и лучшей подругой. Сестрой, которая, казалось, совсем пропала с лица земли…

Стоя на коленях в саду гостиницы, Энн пересаживала маргаритки и поглядывала вниз с холма на магазинчик Лили. Пока Лили, Лайам и Роуз улаживали дела на юге, Энн организовала график дежурств, чтобы магазинчик «Стежки» работал бесперебойно до возвращения Лили. Этот магазинчик давно уже стал местом встреч для женщин всего района, поэтому Энн не составило большого труда найти для этого добровольцев.

Как раз сейчас она заметила Марису и Джессику, стоящих в дверях магазинчика и глядящих через пролив. Они были похожи на женщин из прошлых времен, высматривающих своих мужчин, которые должны были вернуться из-за горизонта на китобойных судах.

— Что это ты прячешься в саду? — спросил Джуд, идя по дорожке из гостиницы и держа в каждой руке по кружке с кофе. — Кажется, скоро здесь все сойдет с ума!

— Хорошо тебе говорить, когда ты собираешься на свой катер и будешь пропадать в заливе целый день. Спасибо, дорогой, — поблагодарила она, беря у мужа кружку с кофе.

— Там Камилла разбирается с одним ансамблем, который забыл заказать достаточное количество комнат, и одновременно с другим, который хочет обменяться местами в списке выступающих с третьим, который потерял своего аккордеониста в Галифаксе…

— Ах, да. Того самого, которому сломали нос во время драки с гитаристом. Кажется, они дрались из-за своей новой певицы, какой-то девчонки из Дублина. Все это я уже слышала. Именно поэтому я здесь. В девять утра куда проще заниматься маргаритками, чем музыкантами.

— Отличная идея, Энн, — сказал Джуд. — Тебе цветы, мне киты. И забудем на время об этом сумасшедшем доме. По крайней мере пока ты не вернешься в гостиницу. Хотя музыка приятная, да?

— Очень, — ответила Энн, слушая, как начали играть ирландские волынки, сплетая свои звуки и постепенно превращая их в мелодию «Менестреля» — самую, на ее взгляд, красивую песню.

— А, эта песня… — пробормотал Джуд.

— Она чудесна, — ответила Энн.

— Ее играли на похоронах Коннора, — сказал Джуд. — Никогда ее не забуду.

— Это же было так давно. Тебе было только одиннадцать.

— Угу.

Энн пила кофе, глядя на спокойные воды залива. Трудно поверить, что такое жестокое нападение могло произойти прямо тут, у берега. Тогда акула лишила Лайама руки, Коннора жизни, а у Джуда, казалось, отняла кусочек души. В школе Энн училась с ним в одном классе и была на год младше его двоюродного брата Лайама. Она помнила, что, когда Джуд вернулся после похорон, его глаза были пустыми, а плечи опущены, как будто он навсегда утратил радость в этой жизни.

— Ну-ка! — воскликнул Джуд, вынимая молоток, торчавший у него за поясом. — Давай-ка отряхни руки и помоги мне.

— С чем?

— С трибуной, дорогуша. Камилла говорит, что она качается, и хочет, чтобы я ее укрепил.

Они захватили чашки с кофе и пошли к беседке на вершине холма, рядом с которой была воздвигнута четырехъярусная трибуна для зрителей. Каждый год перед началом Фестиваля ирландской музыки ее выносили со склада, и каждый год Камилла беспокоилась, что эта штука сломается и местные сановники Кейп-Хок попадают с холма.

Джуд хорошенько тряхнул деревянную трибуну и, хотя, по мнению Энн, она стояла совершенно прочно, вынул пару гвоздей из кармана джинсов и начал вбивать их молотком. Звук ударов перекрывал звучание волынок, исполнявших «Менестреля», что, как поняла Энн, и было главной причиной его желания заняться столярными работами.

Энн поднялась на верхний ярус трибуны. Там из скамейки торчал гвоздь, и она попросила у Джуда молоток. Ловко заколотив гвоздь, она прошла вдоль скамейки, чтобы убедиться, что дальше все в порядке. Дул свежий ветер, полный музыки и веселья. У нее было такое чувство, что в этом году фестиваль принесет в город что-то совершенно неожиданное.

— Как ты думаешь, чем сейчас занимается Лайам? — спросил Джуд.

— Думаю, помогает Лили, чтобы они с Роуз могли вернуться сюда.

— Ты представляла себе, что он вообще когда-нибудь найдет подругу?

— Думаю, что мы все в этом начали сомневаться, — ответила Энн. — Но потом появилась Лили.

— Но все это еще так неопределенно, — сказал Джуд. — Лили еще может прозреть и спросить себя, что это она делает с одноруким исследователем акул.

Энн посмотрела вниз с холма, наслаждаясь прекрасным видом. Жизнь способна залечивать даже самые страшные раны. Она глядела на сверкающую голубую воду залива, окруженного скалистыми уступами и высокими соснами, и вспоминала, что влюбилась в Джуда в первом классе школы, еще до того страшного нападения акулы, и любит его по-прежнему. Ей хотелось сказать ему, что однорукие исследователи акул не имеют сложного замка, но промолчала и просто забила еще один гвоздь.

— Наконец-то эта песня кончилась, — сказал Джуд.

— Да, кончилась, — ответила Энн.

— Ты отвечаешь за фестиваль и конкурс. Может, ты сделаешь так, чтобы в следующем году музыканты не включали в свой репертуар «Менестреля»?

— Гм, — пробурчала Энн, вновь улыбаясь и глядя на воду, как будто она на самом деле обдумывала его идею. Но это было неправдой. Она надеялась, что эту песню будут играть всегда — ив этом году, и во все последующие. Слушая ее, она знала, что Коннор рядом, и подозревала, что Джуд это тоже знает. Именно это она и любила в ирландской музыке — особенно в скрипках, которые ее играли. Скрипачи подхватывали настроение и мечты, носящиеся в воздухе, опускали их на землю, где простые смертные могли услышать и увидеть их. Они возвращали к жизни мертвых, и приносили с небес на землю волшебство, и делали сны более реальными, чем явь.

А внизу холма Мариса опять появилась в дверях магазинчика Лили, внимательно глядя на подходивший паром. Энн знала, что она надеется увидеть там свою давно потерянную сестру. Энн сохранила в афишах фестиваля специальное место для «Падших ангелов», сестер-скрипачек. Она знала, что есть много способов потеряться и много способов опять найти дорогу друг к другу. Она подумала о Лили, которая сейчас была в Коннектикуте с Роуз и Лайамом, и об их чудесной истории любви, похожей на сказку. Еще она подумала о Патрике — симпатичном полицейском, которому явно очень нравилась Мариса. Ее щеки вспыхнули, когда волынщик взял высокую ноту, а соленый ветер подул с залива. Кейп-Хок был волшебным местом, а музыка делала его еще чудеснее.

Даже для тех его жителей, которые сейчас были в сотне миль отсюда…

Сидя у постели бабушки, Лили чувствовала себя, как тот мальчик-пастух, который поднял ложную тревогу. Что она на самом деле знает? Какие у нее доказательства? И какие у нее были улики девять лет назад? Выражение непонимания на лице доктора напомнило ей тот день в горах Беркшира, когда с ней приключился настоящий истерический припадок, и другие туристы сначала смотрели на нее в недоумении.