– Жебров? – Замначальника ничем не выказал своего удивления. – Сейчас припомню .. С девяносто третьего, если мне не изменяет память.

Память майору Гусакову обычно не изменяла…

– А что тебя вдруг это заинтересовало? – Гусаков посмотрел на Самарина, подняв правую бровь.

– Пока воздержусь от ответа, ладно, Валентин Николаевич?

– Как хочешь… Но это твое «пока» я придержу под контролем…

Ближе к концу дня вернулась Катя, а за ней и Никита. Как и предполагал Самарин, ни родители Марины Сорокиной, ни ее сослуживцы по фотороботу никого не опознали, хоть и очень старались.

– Ну, Дмитрий Евгеньевич, – тяжело вздохнула Катя Калачева, – Никита был прав: надо было принять валерьянку.

– А что там у них? – спросил Дмитрий.

– Я не специалист, – ответила Катя, – но мне кажется, Диканскую надо лечить. Она всерьез утверждает, что убил зять.

– Ты права, – только и сказал Самарин. – Слава Богу, это уже не в нашей компетенции.

На работе у Сорокиной, напротив, все было спокойно. Марина ни с кем особенно не дружила, а потому сослуживцы, попереживав, быстро успокоились. – – Значит, дополнительной информации – ноль? – констатировал Самарин.

– Ноль, – развел руками Панков.

Будильник прозвонил ровно в пять утра. Сказать «затемно» – значит, не сказать ничего. Потому что в Петербурге в это время года светает не раньше девяти. Дмитрий открыл глаза и, все еще борясь со сном, всматривался в темный потолок, по которому пробегали светлые полосы.

Он даже не пошевелился, но Чак своим собачьим нутром почувствовал, что хозяин проснулся, и тихо завозился рядом с диваном.

Дмитрий опустил руку вниз, и в его ладонь немедленно уткнулся мокрый холодный нос.

– Чак, хороший пес. Спасибо. Все-таки есть на свете любовь.

Действительно, золотистый ретривер всю ночь пролежал на коврике перед диваном, где спал Дмитрий, и проснулся в одну секунду с хозяином. Никто другой на свете не способен на такое.

Дмитрий сел, машинально поглаживая пса. «Значит, сейчас трястись до Бабина. Хоть бы машину дали. Ну да ладно… Зато можно вообще не появляться в прокуратуре. Нет, так нельзя». Вспомнился Мишка Березин. Он мог вообще никуда не ездить, просто отсиделся бы дома.

Впрочем, черт с ним, с Березиным. Самарин наскоро позавтракал, если можно назвать таким громким словом поедание полузасохшего куска сыра, найденного в ледяной пустыне холодильника, с ломтем макового рулета. Затем насыпал Чаку в миску горсть шведского «Догги». «Слава Богу, появились эти корма, а то в нашем доме пес давно бы ноги протянул».

Теперь надо вывести Чака – и в Бабино. Дмитрий взял в руки поводок, и Чак радостно запрыгал в предвкушении прогулки.

– Опять тебя придется обмануть, брат, – сказал Дмитрий. – Нет у меня времени с тобой гулять. Нету, понимаешь. Вот я хозяйку твою ругаю, а сам не лучше. Не повезло тебе с хозяевами, Чак.

Пес как будто понял, о чем идет речь, и приуныл. Они вышли во двор. Вокруг уже бегали знакомые соседские псы: оглушительно лаяла на всех задиристая белая болонка, известная своим скверным характером, деловито обнюхивал дорожку доберман из соседней парадной, добродушный двортерьер, с несоразмерно большой головой на коротконогом длинном теле, вилял хвостом, глядя на Чака. Звали его •э – видимо, за приземистость. Знал бы он, каким уродом выглядит на фоне других! Но собаки не тщеславны.

– Давай делай свои дела, – нетерпеливо сказал Дмитрий.

Чак оглянулся, и в его глазах хозяин прочел упрек. Весь день пес сидит дома один, наконец его вывели на улицу, и опять – поскорее, побыстрее.

Дмитрий стал мучительно соображать, когда будет следующая электричка на Малую Вишеру, и тут ему в голову пришло гениальное по своей простоте решение.

– Слушай, Чак, – обратился он к псу, – а что если нам поехать вместе? – (В конце концов, почему может существовать полицейский Кэтс и его собака, а не может быть «следователя Самарина и его пса Чака Норриса»? Да и Лестрейд в «Шерлоке Холмсе» всегда появляется с собачкой. Он, конечно, звезд с неба не хватает, но не из-за собаки же.) – Собираемся и едем в Бабино, понял?

Пес понял – хозяин сулит ему что-то хорошее. Чак подпрыгнул, тявкнул на болонку, волчком закрутился вокруг двортерьера, пронесся мимо добермана. Пусть все знают, как он рад. Хозяин берет его с собой!

От станции Бабино до сгоревшего домика путевого обходчика доехали на тепловозе.

– Что у вас за собака? Он у вас обученный? – спрашивал у Самарина один из двоих сопровождавших его поселковых милиционеров, совсем парнишка.

– Да, – кивнул Дмитрий, – настоящий полицейский пес. Специальная порода, в Америке выведена. На вид добрый, как теленок, а любого рецидивиста завалит.

– Надо же, – с восхищением глядя на Чака, сказал юный хранитель порядка.

А Чак едва сдерживал рвавшиеся наружу эмоции. Наконец остановились у чернеющих остатков дотла сгоревшего сруба. Как установила экспертиза, возгорание началось снаружи, одновременно в нескольких местах. Причем занялся дом так быстро, что сомнений не оставалось: использовали что-то горючее – бензин или керосин.

Самарин вместе с Чаком обошли пепелище и вышли на проселок – единственную дорогу, по которой можно было добраться до дома обходчика, если не считать железнодорожных путей.

Горючего, без сомнения, ушло много. Погода стояла сырая, не так уж легко заставить вспыхнуть промокший бревенчатый сруб. Канистра, не меньше.

Но как злоумышленник доставил ее сюда? Принес на себе? До ближайшей деревни без малого километров двенадцать. Неужели поджигатель шел пешком да еще тащил канистру? Скорее всего он приехал. И не на велосипеде. Достаточно посмотреть на раскисшую дорогу, чтобы понять – здесь такой транспорт не пройдет. Тогда почему Гринько не слышал звука мотора машины или мотоцикла?

Злоумышленник добирался верхом на лошади? Тоже вариант. Но Гринько, безусловно, услышал бы звуки копыт, ведь он не спал.

Вывод напрашивался сам собой: обходчик прекрасно знает, кто и зачем поджег его дом, но по каким-то причинам скрывает это.

"Что-то тут не так, – подумал Самарин. – А может, и сам спалил свой дом.

Тоже вариант".

Внезапно Чак тявкнул и рванулся прямиком в мокрые кусты справа от дороги.

Сначала ничего не было слышно, затем он появился вновь и громко залаял, стараясь привлечь внимание хозяина.

– Ну что ты там нашел? – заворчал Дмитрий. – Тоже мне, охотник… – Но все-таки из уважения к псу пошел, скользя по дорожной грязи.

Пес продолжал лаять.

– Ну что тут у тебя, глупое ты создание… Ого! – Дмитрий даже присвистнул от изумления. – Ну, Чак, а ты умница!

Заброшенная далеко в кусты, перед ним лежала десятилитровая металлическая канистра.

Это уже кое-что. Судя по запаху, в канистре еще недавно был бензин.

– Пальчики-то все равно не снять, все дождем смыло, – посетовал более опытный милиционер, старший сержант.

– Да, нам бы такого пса. – Младшего куда больше интересовал Чак, которого он теперь видел в деле. Юный страж порядка был просто потрясен. – Я знал, конечно, что собаки след берут, наркотики вынюхивают, но чтобы они вещдоки искали! Вот ведь американцы, чего только не достигли.

– Во-во, – кивнул тот, что постарше, – а нам все время ихней полицией в нос тычут. У них вон какая мощная база! А у нас шиш с маслом.

«Мощная база» тем временем, довольная, сидела у ног хозяина, прекрасно понимая, что удалось на-конец сделать для него что-то хорошее. Самарин еще раз осмотрел канистру – далеко не новая, служит уже не один год. Была покрашена синей краской, местами облупившейся. Короче, предмет, который подлежит опознанию. Если это канистра кого-то из жителей ближайших деревень, хозяина будет установить нетрудно… А дальше и личность поджигателя выступит отчетливее.

Дмитрий положил канистру в специально взятый для вещдоков мешок.

– А где сейчас Гринько? – спросил он у чудовского милиционера постарше.