– Согласитесь, Николай Степанович, ваше поведение не вполне понятно. Дело о поджоге еще не завершено…

– Ну да, я хотел там что-то уничтожить, – снова скривился путевой обходчик, – поджег собственный дом. Я вообще темная личность. Что-то хотел скрыть – то ли труп, то ли краденое. Или и то и другое. Правильно я выражаюсь?

Что-то в его словах царапнуло Самарина. Что именно?

– Обвинение вам пока не предъявлено. Вы слышали о том, что сейчас на всех железных дорогах усилено патрулирование, есть приказ задерживать подозрительных? Вы все-таки железнодорожник, мы с вами коллеги, можно сказать.

– Что-то слышал…

– И знаете, с чем это связано?

– Представляю.

– Тогда ответьте, пожалуйста, на вопрос, что вы делали в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября? Незадолго до того, как сгорел ваш дом?

– В ночь с двадцать второго на двадцать третье… – задумчиво сказал Гринько, – я был дома. Подтвердить это никто не сможет, потому что я был один.

Собака, к сожалению, не свидетель. Нет у меня алиби, – он усмехнулся, – так что можете меня подозревать и дальше.

– Относительно поджога что-нибудь хотите добавить?

– Пожара.

– Николай Степанович, не проходит ваша версия о пожаре. Канистру опознал ваш сосед Коржавин. В канистре – следы бензина. Факт поджога установлен инспекторами пожарной комиссии.

– Мне добавить нечего, – глухо сказал Гринько.

– Тогда и у меня больше нет вопросов. Мне придется вас задержать еще на двое суток. Если не смогу представить вам обвинение, будете свободны.

Гринько молчал, опустив голову.

– У Вас есть знакомые в городе?

Обходчик отрицательно покачал головой.

– Понятно. Идите.

Гринько увели, и теперь Самарин смог спокойно подумать. Нечто в словах Гринько заставило его насторожиться. Что именно? Он иронизировал насчет поджога, мол, считайте как хотите. Там еще была фраза: «Темная личность. Что-то хотел скрыть – то ли труп, то ли краденое. Или и то и другое»…

Ну конечно! Это же его собственные, самаринские, слова. И сказал он их Анатолию Жеброву – тогда, в детской комнате. И теперь Гринько повторил их практически слово в слово. Случайное совпадение? В такие случайности Дмитрий не верил.

Вывод напрашивался один: эти слова передал Гринько сам Жебров!

Значит, существует прямая связь между путевым обходчиком и инспектором по делам несовершеннолетних. И эта связь – дети. Не убийства, а элементарная торговля: негритенок отдан Завену, а Шебалин – обходчику Гринько. И в обоих местах детям, видно, пришлось несладко. Сбежал Митя, теперь исчез Морис.

Интересно, что Жебров делает с ними, когда ему удается поймать их снова?

Наказывает? Отсылает по прежнему адресу? Или пристраивает в новое место? И как эти люди расплачиваются с ним?

Самарин вспомнил Веру. Может быть, ее все-таки удастся расспросить. Надо только узнать, куда ее поместили… Жаль, сегодня воскресенье. Не забыть завтра позвонить в приемник-распределитель или лучше послать туда Катю. Вот тебе и примерный отец семейства с высшим педагогическим образованием, пусть физкультурным!

– Твоя тут телефон оборвала, – встретила Дмитрия сестра.

Как бы в подтверждение ее слов телефон зазвонил снова.

– Мне подойти или сам возьмешь трубку?

– Сам, – пробормотал Самарин, на ходу составляя округлые фразы:

«Понимаете, Таня, сегодня я очень занят и никак не смогу… Мне самому жаль…»

Нет, про «жаль», пожалуй, не надо. Не стоит девушку обнадеживать.

– Да? – сказал Дмитрий, снимая трубку на пятом звонке.

– Попросите старшего следователя Самарина. Не она! В первую секунду Дмитрий испытал невероятное облегчение – это оказалась не Таня. А в следующую он забыл о ее существовании. Потому что на его «Самарин у телефона» он услышал:

– Сегодня в пятнадцать двадцать на станции Школьная был задержан человек, приметы которого совпадают с оперативкой на убийцу из электрички. В настоящее время его транспортируют в Ладожское отделение. Вы ведете это дело?

– Да, – коротко ответил Самарин.

– За вами выслана машина.

Дмитрий повесил трубку. Неужели? Значит, все-таки не зря они составляли фоторобот и делали объявление по телевидению, хотя кое-кто и сомневался, Устоит ли будоражить общественность.

– Ты уходишь? – удивилась Агния. – Неужели все-таки решился?

– Срочно вызывают на работу.

– А-а, вот оно что, – разочарованно протянула сестра, – жаль, что нельзя жениться на работе. Ты был бы вернейшим из мужей.

Но Дмитрий уже ничего не слышал. В голове теперь было только одно: взяли.

А вдруг ошибка? К сожалению, это очень возможно. По всем нашумевшим делам маньяков брали немало неповинных людей.

Машина уже ждала у парадной. До Ладожского вокзала добрались в рекордно короткое время. Вампира еще не доставили. «Не вампира, а подозреваемого», – одернул себя Самарин.

– Что-нибудь известно о нем? – обратился он к дежурному.

– Со Школьной сообщили только, что при нем обнаружен паспорт на имя Пуришкевича Глеба Сергеевича, шестьдесят первого года рождения. Прописан:

Чкаловский проспект, дом двадцать восемь.

«Почти сосед», – с невольным отвращением подумал Самарин.

– Что-нибудь о нем еще успели выяснить?

– Работает в Институте славяноведения Академии наук, научный сотрудник.

Проживает вместе с матерью. На станции Школьная имеет дачу.

Вот так оно и бывает. Безобидный научный сотрудник, гуманитарий. Живет вместе со старой матерью. Тихий, мирный. А за этой личиной скрывается вампир, садист-убийца.

Разумеется, пока не успели выяснить, как он характеризуется на работе, каким его видят соседи, но Дмитрий был уверен, что тут будет все в порядке.

«Мухи не обидит», – вспомнились слова из телепередачи.

Снаружи послышался шум мотора: привезли. Голоса: «Давай шевелись!»

Дверь распахнулась, и в дежурное отделение втолкнули мужчину. Самарин впился в него взглядом. Перед ним был человек именно такой, какого он представлял. Чуть выше среднего роста, сутулый, в куртке и шапке. Руки скованы наручниками. На бледном лице – отчаяние. Он был достаточно похож на свой фоторобот, если не считать того, что на искусственном портрете был изображен совершенно спокойный человек, лицо же этого было искажено страхом. Он огляделся, словно не понимая, где он. Жалкий, напуганный, растерянный. Да, не таким он был, когда нападал ночью на беззащитных женшин.

Дежурный открыл дверь одиночной камеры, и милиционеры втолкнули туда подозреваемого.

– Вот, обнаружено при нем. – Один из милиционеров поставил на стол большой черный портфель, затем положил паспорт, ключи от квартиры и записную книжку.

«Портфель, – Самарин вспомнил показания свидетелей, – тот самый».

Он открыл его. Ни ножей, ни веревок не было. Были яблоки хорошая крупная антоновка. Но под ней обнаружились старые темные брюки. «Хорошо придумано – чтобы было во что переодеться», – понял Самарин.

– Я допрошу его.

Хотелось рваться в бой, выяснить все об этом человеке, вывести оборотня на чистую воду.

– Приведите его ко мне в кабинет.

Как ни странно, старший следователь Самарин волновался. За время работы в милиции он встречался лицом к лицу с убийцами, мошенниками, ворами, но еще ни разу не встречался с маньяком.

Дверь открылась, и в кабинет ввели вампира. Самарин твердо помнил о понятии «презумпция невиновности» и потому одернул себя: «Виновность этого человека пока не доказана».

– Садитесь, – сухо предложил он. Подозреваемый сел.

– Ваше имя, фамилия, отчество, год рождения адрес.

Пока Пуришкевич отвечал, Дмитрий напряженно думал, как найти те несколько вопросов, которые поставят вурдалака в тупик.

«Вы знаете, за что вас задержали?» Нет, не верно. Он, конечно, знает.

Ребята со Школьной наверняка выложили ему все, что о нем думают, причем без обиняков. Вообще-то идеальный сотрудник правоохранительных органов так поступать не должен, но Дмитрию еще не приходилось встречать этого идеального милиционера. «Где вы были в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября?» Нет. тоже не то…