Только у могилы Дэниел начал снова что-то воспринимать. Друзья и родственники уже расходились по машинам, а он всё стоял, не сводя глаз с гроба. Даже пастор, приглашённый для заупокойной службы, и его родители, в конце концов, ушли, устав ждать. Остался лишь тёмный ангел - молчаливый, равнодушный, еле заметный.
- Моя жена в ящике в земле, - сказал Дэниел скорее себе самому, чем стоявшему рядом священнику. - Мне следовало бы лежать с ней.
Повисло молчание. Дэниел почувствовал, что священник раздумывает над услышанным.
- Кроме Кингсли никто не знает, что в моей жизни кое-кто есть, - начал священник. - Её зовут Элеонор.
- Красивое имя.
- Она его ненавидит. Разумеется, потому-то я её им и называю.
Дэниел обнаружил, что всё ещё способен улыбаться.
- Разумеется.
- Если вдруг что-то случится с моей Элеонор... - он остановился, сделал глубокий вдох, - ...ни одна яма, ни одна пропасть, ни один каньон, какими бы глубокими они ни были, не вместят моего горя.
Ни одна яма, ни одна пропасть, ни один каньон... Дэниел сердцем почувствовал искренность и правильность этих слов.
- Я в растерянности, не знаю, что делать, - немигающие глаза Дэниела начали слезиться.
- А чего тебе хочется?
- Вырыть настолько глубокую яму, чтобы вместила горе, закопаться туда, закрыть глаза и не открывать их долго-долго.
- Ну так сделай это.
Дэниел повернул голову и встретился со взглядом священника. Со взглядом глаз, обладавших цветом и силой стали.
- А если я больше не смогу выбраться из этой ямы?
- Ты мне доверяешь, Дэниел?
Дэниел не торопился с ответом. Священник , несомненно , заслуживает уважения. Редко встретишь более умного и образованного человека. В то же время он по праву считается одним из самых печально известных садистов Преисподней. Провести с ним вечер наедине отваживаются лишь самые сильные и вышколенные мазохистки, да и то считанные единицы. Интересно, какая его Элеонор? Должно быть, похожа на него: холодная, жёсткая, безжалостная и несгибаемая.
Доверяет ли он священнику? В памяти всплыл случай, когда ещё один садист из окружения Кингсли пренебрёг безопасным словом сабмиссива, сломав юноше-партнёру нос и запястье. Кингсли и священник заперлись тогда с этим садистом в одном из клубов Кинга. В ту ночь там оказались и Дэниел с Мэгги. Крики того мужчины были такими звериными и жалобными, что Дэниел едва не вмешался. Но в зале суда твёрдость Мэгги не уступала её покорности в спальне. Пробыв сабой с семнадцати лет, она возненавидела плохих доминантов всеми фибрами души и в ту ночь, ради разнообразия, дала ему почувствовать свою власть.
- Пусть на собственной шкуре испытает, что такое безжалостность. - Мэгги вернула его «ой ». - Оставь их в покое.
И он оставил. Надо сказать, ему порядком хотелось оказаться в той комнате и вершить собственное жестокое правосудие. Сама мысль о том, что какой-то доминант, и впрямь нанёс связанному сабмиссиву телесные повреждения, воспользовавшись беспомощностью последнего, приводила чуть ли не в слепую ярость.
Когда Дэниел , наконец , ответил священнику, это было от чистого сердца.
- Ты пугаешь меня до усрачки, но, да, я тебе доверяю.
Казалось, оба признания священника ни капли не удивили.
- Что ж, тогда ступай. Выкопай свою яму и заползи внутрь. Если не найдёшь способ выкарабкаться, пошлём кого-нибудь тебя выкапывать.
Три года Дэниел не мог выбраться из ямы горя. Три года он не выезжал из Большого дома, не преступал границ своего имущества. Но священник сдержал обещание, послав ему собственное имущество, свою Элеонор, своё сердце.
- Боже, какой я засранец, - сказал Кингсли Дэниел. - Даже не верится, что пытался отобрать её у него. А ведь он столько для меня сделал. Да и она.
- А что она для тебя сделала? - с каким-то весёлым вуайеристским любопытством ухватился за вопрос Кингсли.
- Спасла мне жизнь. Если бы не она, я бы умер в том доме, Кинг. Да я, в общем-то, и умер.
Тем временем в гостиной Элеонор взяла шахматную фигуру. Её спутник показал на один из квадратов поля, но она покачала головой. Зная его, он сейчас пытается её обучить хитростям какой-нибудь малоизвестной стратегии. Зная её, - играет по самоубийственным правилам, пытаясь поскорее покончить с игрой. Священник снова щёлкнул у неё перед лицом пальцами. Она снова покачала головой. Он раздосадовано вздохнул, потянулся за фигуркой, но тут Элеонор засунула её в рот.
- Merde, только не снова, - вздохнул Кингсли.
Дэниел же просто смотрел. Священник зажал ей пальцами нос, битва двух характеров началась. Учитывая, что рот Элеонор закрыт, а нос зажат, шансов на победу не было никаких. Рано или поздно потребность вздохнуть заставит её забыть об этом своевольном отказе играть по Его правилам.
Прошла минута. Элеонор зажмурилась. Священник постучал пальцем у неё под подбородком, и она сдалась, выплюнув фигурку ему на ладонь.
- Merci mon Dieu, - выдохнул Кингсли.
- Почему?
Кинг взглянул на Дэниела.
- В прошлый раз Элеонор её проглотила.
- Случайно? - Дэниел поморщился. Неприятная штука: что туда, что обратно.
- Намеренно, bien sûr.
Дэниел прикрыл рот рукой. Пришлось, а то рассмеялся бы на весь дом.
Вспомнилась ночь, когда они с Элеонор сами играли в игру, только не в шахматы, в покер. В покер на раздевание. Тогда она тоже играла по самоубийственным правилам и в итоге после трёх партий осталась в одних крошечных белых кружевных трусиках.
- Давай, побей меня, - сказала она и перекатилась на живот. Её голые ноги болтались в воздухе, выше пояса - ничего, кроме улыбки.
- Это покер, не блэкджек, - начав тасовать карты, напомнил он
Они проводили в гостиной у камина каждый вечер: говорили, трахались , иногда и то, и другое сразу.
- Чпокарь? А кто он такой?
Дэниел щёлкнул пальцами у неё перед носом.
- Будь паинькой.
- Ну ладно. - Она сбросила несколько карт. - Побей меня.
- Покер, не блэкджек, - повторил он.
Элеонор глянула на него сквозь завесу чёрных волнистых волос.
- Может, я вовсе не об игре.
Дэниел чуть не выронил карты.
- Ты не можешь не понимать, что мы знакомы всего несколько дней. - напомнил он.
Она пожала плечами - нежными, бледными плечами со следами укусов и грубых поцелуев, которыми он покрыл их всего несколько часов назад.
- Ты уже трахнул меня несчётное количество раз, приказывал мне, заставил называть тебя «сэр», но так и не побил. Знаю, ты этого хочешь... сэр.
Она перевернулась на спину и посмотрела на него. Есть ли на свете что-то более прекрасное , чем обнажённые женские груди, омытые светом камина? В особенности, если это груди Элеонор у твоего камина?
- Я очень серьёзно отношусь к причинению боли другим, - ответил он, хотя до боли желал, привязав Элеонор к кровати, разукрасить её бледную кожу красными рубцами. – Здесь требуется большое доверие. Ты действительно настолько мне доверяешь? Всего после нескольких дней?
- Нет. - Она залезла рукой ему под брючину и погладила ногу. - Но доверяю Ему, а Он - тебе. В конце концов, на эту неделю я здесь не по твоей воле, а по его.
- Ответь на один вопрос. Сколько вы уже были знакомы, когда он побил тебя в первый раз?
Элеонор мелодраматично простонала.
- Ах да, забыл. Ты не хочешь о нём говорить.
Она, кивнув, села.
- Знаками хоть показать можешь?
Элеонор забрала из его рук колоду и быстро пролистав карты, достала пятёрку треф.
- Пять лет? - спросил Дэниел, и она снова кивнула. - Пять лет, не пять дней, - подчеркнул он. - Сколько тебе было, когда вы встретились?
Элеонор снова перебрала карты и на этот раз подняла сразу две.
- Пятьдесят один? - спросил Дэниел.
Закатив глаза, Элеонор повернула карты к себе.
- Пятнадцать? Ты встретила его в пятнадцать. Во сколько тогда у вас был первый секс?