Воодушевленные примером товарища, русские солдаты усилили натиск. Шведы заколебались. Вот они уже вне редута. Они побежали.
Торпаков, чудом уцелевший в свалке, бросился к пушкам. Они молчали: артиллеристы почти все были убиты или ранены в схватке с врагом.
Но тут у батареи появился солдат с лицом, закопченным пороховым дымом и залитым кровью, в мундире, порванном штыковыми ударами.
— За батю! — Со сноровкой, приобретенной в Астрахани, Илья зарядил пушку, поднес к затравке еще тлевший фитиль.
Немногие уцелевшие пушкари тоже бросились к орудиям, им принялись помогать пехотинцы.
Редут ожил, опоясался дымом выстрелов. На отступавших шведов посыпались ядра, увеличивая смятение в их рядах.
Другие редуты тоже удалось отстоять. Позднее выяснилось, что в самом начале шведской атаки первым залпом русской артиллерии были насмерть поражены два шведских генерала. Редуты сначала задержали врага, а потом разрезали его строй на части.
Когда шведы отошли и у редутов наступило сравнительное затишье, Илья пустился разыскивать Акинфия. Тот лежал как мертвый. Марков, рыдая, приник к телу друга. Старик очнулся, открыл глаза.
— Илюша, сынок… Жив ты… а я вот…
— Батя, батя! Я тебя к лекарю снесу.
— Не поможет, Илюша… Шведов бей… а боярам не поддавай…
Кровавая пена заклубилась на губах Акинфия, и он замолк навсегда.
Бой продолжался. Из-за редутов на всем скаку вылетела кавалерия Меншикова, а между пехотными колоннами Левенгаупта выдвинулась шведская конница. Русские и шведские драгуны рубились, в свете наступившего утра. Всадники перескакивали через людские и лошадиные трупы, раненые лошади носились по полю, увеличивая сумятицу. Было около четырех часов утра, солнце ярко освещало поле битвы.
Царь Петр готовил к бою главные силы. Он понимал, что дело, затеянное Меншиковым со шведами, — только простая авангардная стычка, которая не может решить исход битвы. Он то и дело посылал к Меншикову ординарцев с приказом отступать. Но тот увлекся. Ему казалось, что осталось сделать еще несколько усилий — и враг побежит. Разгоряченный боем, пересевший уже на третью лошадь (две были под ним убиты), Меншиков требовал от царя подкреплений.
Петр яростно дергал себя за порыжевший, прокуренный ус.
— Скажите Данилычу, что он портит мне дело своим безумным упрямством! Не там будет выиграна победа! Ежели даже мы сейчас Карла отбросим, он уйдет со всеми своими силами. А нам надо заманить шведа за редуты и так с ним рассчитаться, чтобы ни одного врага не осталось на русской земле!
Зарвавшийся Меншиков ставил свои полки в опасное положение; достаточно было русской коннице смешаться, отступить, и шведы погнались бы за ней по пятам, ворвались бы в расположение пехоты. Русская и шведская кавалерия смяла бы пехотные полки Петра, и весь план боя был бы нарушен. Но русские драгуны держались стойко. Единственно, чего удалось добиться шведам, — это взять два недостроенных продольных редута, оставленных нашими войсками. Остальные редуты стояли перед наступающей шведской армией неодолимо: новшество царя Петра — расположение редутов не сплошной линией, а с промежутками между ними — вполне себя оправдывало.
Шведы решили обойти русские редуты с севера. Они отошли от укреплений и плотнее сдвинули ряды, чтобы пройти узким местом между редутами и Будищевским лесом. Меншиков разгадал этот маневр и, передвинув свои полки тоже к северу, закрыл проход.
Бой разгорелся с новой силой. Драгуны Меншикова лавиной врезались в шведские ряды; круша и ломая все на своем пути, они захватили четырнадцать шведских знамен. В сутолоке боя шесть батальонов шведской пехоты и несколько эскадронов конницы были отрезаны от главных сил Левенгаупта и Крейца, потеряли с ними связь, уклонились вправо и укрылись в Яковецком лесу. Командовали ими генералы Росс и Шлиппенбах.
Главные шведские силы продолжали свое движение левее редутов, но им приходилось преодолевать упорнейшее сопротивление русской конницы.
Меншиков, довольный достигнутым успехом, послал к царю захваченные знамена и снова требовал подкреплений.
Царь рассвирепел:
— Упрямец! Своим безумством баталию под корень рубит!
Но в эту минуту Петр узнал, что часть шведского войска отбилась от главной армии и засела в Яковецком лесу. Он просиял:
— Как раз Данилычу работа!
Он тут же послал Меншикову приказ разгромить Росса и Шлиппенбаха и дал ему пять батальонов пехоты и пять драгунских полков. Свою новую задачу Меншиков выполнил отлично. Он атаковал шведский отряд, Шлиппенбаха принудил к сдаче. Россу с частью сил удалось пробиться к Полтаве, но там беглецов настигли и взяли в плен. Сам Росс успел сбежать.
В одно время с новым приказом Меншикову царь повелел отвести конницу и стать так, «чтобы гора у нее во фланге, а не назади была, дабы неприятель не мог нашу кавалерию под гору утеснить».
Путь шведам был расчищен. Шведы возомнили, что это их натиск заставил отступить русские войска, и безрассудно двинулись вперед — туда, куда и хотел заманить их русский царь.
Ход сражения развивался по плану Петра, хотя горячность Меншикова его несколько задержала.
Русская конница отходила к укрепленному лагерю. Шведы ее преследовали. На пути они попытались атаковать поперечные русские редуты, но были отбиты с огромным уроном. Миновав редуты, шведы подставили свой правый фланг под обстрел артиллерии, сосредоточенной в укрепленном русском лагере. Загремели десятки орудий, русские ядра скашивали целые ряды шведов. Армия Карла поспешно отошла к Будищевскому лесу и там остановилась, чтобы привести себя в порядок и перестроиться.
Кончился первый этап боя. Было шесть часов утра.
Карла XII, так и не сходившего с качалки, окружили его сенаторы и генералы. Они поздравляли шведского короля с успехом: ведь русская армия вынуждена была отступить. Карл сумрачно усмехался: он сознавал, что авангардный отряд Меншикова, который так трудно было потеснить, — далеко не вся русская армия, что главное еще впереди.
А льстецы уверяли:
— К вечеру вы будете победителем, ваше величество!
Петр выводил из укрепленного лагеря пехотные полки и строил их в боевую линию.
Каждый русский полк состоял из двух батальонов. Первый батальон занимал определенный участок первой линии, второй выстраивался позади. Такое расположение представляло большие удобства. Вторая линия являлась поддержкой первой, резервом ее.
Не все полки были выведены из укрепления, часть их царь оставил в лагере — охранять тыл своего построения. Оставленные солдаты крайне огорчились, узнав о своей роли в битве.
— Али мы обсевки в поле? — кричали они сердито. — Не можем бить шведа?
Только тем их и утешили, когда сказали, что им также найдется дело в бою.
По фронту, перед полками, были расставлены пушки; в армии Петра их было семьдесят две, у шведов — значительно меньше.
На флангах Петр поставил кавалерию: слева — Меншикова, который уже вернулся, разделавшись со Шлиппенбахом; справа — Боура.
Шведы выстроились в одну линию, и линия их оказалась короче русской. Петр нахмурил косматые брови над круглыми ястребиными глазами.
— Плохо, плохо! — озабоченно бормотал он. — Плохо, что наша линия длиннее.
— Что ж тут плохого, государь? — вмешался Шереметев. — Охватим шведа, в мешок возьмем.
— Карл-то не дурак, не меньше твоего понимает! — сердито возразил царь. — Как повернет к Днепру, только мы его и видели. Опять начинай войну сначала!
— Там Скоропадский, ваше величество!
— Э! Швед его сметет. Нет, Карлушу пугать не надобно. Приказываю: снять шесть драгунских полков с правого крыла и отправить к Скоропадскому. Надо задержать гостей, чтоб не ушли от нас прежде пированья.
— Опасно, государь: уравниваете силы…
— Больше побеждают разум и искусство, нежели множество! — внушительно молвил Петр.
Карл XII в самом деле подумывал об отступлении. Но когда с правого фланга русских потянулись, оставляя поле боя, бесконечные, как показалось шведам, ряды русской конницы, король приободрился и решил: «Быть генеральной баталии!»