Меня представляют королеве. Впервые в жизни произношу короткую речь перед особой королевской крови. Я продумал слова заранее и довольно связно рассказал о том, что приехал из далекой страны, где сейчас все покрыто снегом, что лететь на большом самолете оттуда более двенадцати часов и что я счастлив лицезреть королеву.

На мой вопрос: «Ваше величество, что передать от вас моему народу?» — ответ был таков: «Передайте, что нам нужна помощь. Всякая помощь. Много помощи». Мне пришлось ответить только за себя — что лично я оказываю народам ее страны посильную помощь, делясь со студентами университетов своими знаниями. Не знаю, насколько такой ответ удовлетворил мою собеседницу, тем не менее она благосклонно кивнула в ответ и позволила мне сфотографироваться с ней на память и осмотреть крааль. Правда, королева выдвинула условие: я должен прислать ей фотографию. Условие я выполнил — послал ей ту, на которой мы были запечатлены вместе.

В краале нашим гидом был все тот же Виктор. Он показал нам символ королевской власти — барабаны, священное дерево, а также спальную хижину королевы.

На самом высоком месте крааля, ближе к въездным воротам, стоит символ перемен — Новый дом. В нем  еще  ведутся отделочные работы, но видно, что это чисто европейское строение и по внешнему облику, и по внутренней планировке. Королева собирается переехать туда в ближайшее время.

Перемены коснулись и святая святых лобеду — хижины приемов. В ней стоят телевизор, радиоприемник, видеомагнитофон. В самый разгар нашей беседы вдруг зазвонил телефон, и королева несколько минут оживленно беседовала с кем-то на своем родном языке.

Однако это — не главное. Перемены затронули и более существенные традиционные ритуалы и прямые обязанности королевы. Мне рассказали, что она нарушает запрет и показывает свой лик подданным: она обожает супермаркеты и время от времени садится в свою «тойоту-крессиду» и едет в один из них. В машине королева, конечно, скрывается за занавеской, однако по супермаркету она расхаживает с неприкрытым лицом.

Но и это не главное. Муджаджи V — христианка. Первая христианка из династии королев дождя! И когда к ней обращаются с высочайшей просьбой вызвать дождь — то есть выполнить свою прямую обязанность, она решительно отказывается. И при этом говорит: «Вызывать дождь — удел Господа. Дождь пойдет, если то будет угодно Богу...»

Александр Балезин / фото автора

Питерсбург, ЮАР

...Впрочем, дамы в Бирме, а речь именно о ней, тоже щеголяют в подобном наряде. И хотя мужские и женские юбки различаются как по рисунку, так и по способу ношения, они похожи и принадлежат к одному типу одежды. Это вовсе не значит, что сей факт каким-то образом сказывается на взаимоотношениях полов в Бирме и юбка выступает в качестве уравнителя. Хотя, наверное, отчасти, так и есть.

Но не в одной же юбке дело! В соседней Бангладеш, к примеру, тоже распространено юбконошение среди мужчин, однако положение женщины там совершенно другое. Это бросается в глаза каждому, совершившему всего часовой перелет из мусульманской Дакки в буддийский Рангун. На улицах бирманской столицы, ее многочисленных рынках полно женщин. Держатся они раскрепощен но. Хотите сфотографироваться с девушкой? Милости просим, можете даже слегка приобнять. Чисто символически, конечно. Местные джентльмены не пырнут вас кинжалом. Длинных платков и шарфов — без которых в Бангладеш женщина на улицу не выйдет — здесь нет и в помине. Бирманки вообще не носят головных уборов, если только не работают в поле. Тогда они надевают широкополые тростниковые шляпы. Благодаря буддизму, а также древним общинным традициям, женщины в Бирме никогда не были затворницами, пользовались и пользуются многими правами, В этом им могли бы позавидовать представительницы прекрасного пола не в одной стране мира.

На эту тему лучше всего поговорить в какой-нибудь бирманской семье. Знакомых в Рангуне у меня достаточно, и многие приглашают к себе. Сегодня иду к У Зо Лину и До Мьин Мьин. («У» — значит «господин», а «До» — «госпожа»). У бирманцев нет фамилий, а только имя, так что, выходя замуж, женщина здесь остается со своим именем. Вроде бы штрих мелкий, а показательный. Мои друзья женаты лет десять, у них две дочки. Спрашиваю у них, как они поженились, они смущаются. Потом Зо Лин коротко сообщает:

— Родители были против, и нам пришлось бежать из дома, жить какое-то время у дальних родственников.

Хотя в Бирме браки заключаются чаще всего по совету родителей, такое умыкание невесты тоже не редкость. Я допытываюсь:

— А кто кого подбил на побег?

Зо Лин бросает взгляд на Мьин Мьин, но та не дает мужу рта открыть и начинает быстро говорить:

— Да оба мы так решили, оба. И вообще, ничего страшного не произошло. Родители, узнав о рождении внучки, простили нас, и теперь моя мама души не чает в Зо Лине.

Тут я вспомнил: по-бирмански «зять» будет «таме», что можно перевести как «любимый, желанный сын». Неплохо придумано.

Живет эта семья нелегко, зарабатывая на рис насущный мелкой торговлей. Супруги не делят домашние обязанности на мужские и

женские. Зо Лин, когда Мьин Мьин занята, может и сготовить, и постирать, причем это не удивляет ни его самого, ни соседей, ни даже его мать.

— А что еще остается? Бирманские женщины могут развестись в любой момент, — шучу я.

Мьин Мьин воспринимает мои слова серьезно:

— Не в этом дело! Мы разводиться не собираемся. Еще чего!..

Я знаю, что разводы в Бирме очень редки. При свободе развода этот факт выглядит парадоксально. Ведь в случае развода жена получает равную долю имущества и может вновь выйти замуж, никто ее не считает менее ценной.

Может быть, высокое положение женщины в бирманском обществе вызвано особым благородством местных мужчин, носящих юбки? Увы, причина тут другая, более прозаическая. Благополучие многих бирманских семей держится именно на женщине. Она и торгует, и занимается каким-нибудь ремеслом, например, шьет. Ну а о крестьянках и говорить не приходится: работы на рисовых чеках им хватает.

Равноправие бирманкам достается далеко не даром. Зато чувствуют они себя уверенно и независимо. В истории Бирмы известна королева Шинсопу, единолично правившая государством в XIV веке, женщина-посол До Кхин Чжи — вдова архитектора независимости генерала Аунг Сана. А уж их дочь До Аунг Сан Су Чжи стала личностью вообще легендарной. Она известна всему миру как несгибаемый лидер демократического движения Бирмы. Почти шесть лет провела под домашним арестом. До Аунг Сан Су Чжи присуждена Нобелевская премия мира за 1991 год.

Но вот что приятно: бирманские женщины при этом совсем не похожи на заядлых феминисток и уважают мужскую слабость быть — скажу точнее — казаться первыми. Вот и моя знакомая Мьин Мьин, хоть именно ее руки держат семейный бюджет, обязательно советуется с мужем о любой покупке. (Хотя заранее знает, что он согласится). Угощая нас, мужчин, лапшой на кокосовом молоке, сама Мьин Мьин за стол не села. Такова уж традиция. Западной женщине она может показаться просто неприятной, а бирманка смотрит на этот обычай как на условность, (такую же, как совет мужа перед покупкой). Ее самолюбие не страдает. Главное, чтобы в семье был мир.

На что уж буддизм мягок и демократичен, но при входе в самую священную часть пагоды вы обязательно увидите надпись: «Женщинам вход воспрещен». В храме Суле я спросил об этом почтенного монаха. Он стал горячо доказывать мне, что буддийское учение выступает за равенство всех людей. Что же касается злополучной надписи, то за ней стоит всего лишь народный обычай. Почтенному монаху нельзя не верить. К нему подошла молодая бирманка, встала на колени, поклонилась до земли и сделала какое-то подношение. Женщины не смеют прикасаться даже к одежде монаха. Но сами монахи в какой-то мере зависят от женщин, ибо кто еще раздает им пищу? Были в средние века в Бирме монахини, но эта традиция пресеклась. Очевидно, находя в этом неравноправие, бирманки настойчиво боролись за свои права в духовной сфере. И теперь на улицах бирманских городов и сел можно видеть стайки существ в нежно-розовых одеяниях и с бритыми головами. Это «тилащин»