— Друзья, я знаю, что вы не бросите меня! — с мольбой в голосе вскричала она, обращаясь к трем другим слугам. — Джакомо оказался трусом; но вы-то не такие, как он, вы же лучше него.

Столь горячий и искренний призыв явно произвел впечатление на слуг, и один из них храбро отозвался:

— Мы с вами, мадонна! Пускай Джакомо остается здесь, если хочет.

Но прохвост Джакомо, тщеславный и злопамятный, видимо, не любил, когда ему перечат и говорят правду в глаза.

— За ваши труды вас и повесят, когда схватят, — пообещал он своим товарищам. — И это произойдет в ближайший час. Если мы хотим спасти свои шкуры, мы не должны никуда двигаться с этого места и сдаться.

Собравшиеся было продолжить путь слуги вновь замерли в нерешительности; увидев, что они колеблются, мадонна выпрыгнула из кареты. Уголки ее тонко очерченного рта подрагивали, выдавая с трудом сдерживаемые эмоции, и на глаза навернулись слезы.

— Трусы! — выпалила она. — У вас не хватает духу даже на то, чтобы удрать. Хороши вы были бы, если бы вам пришлось сражаться, защищая меня. И как только могла я, глупая, довериться вам? — всхлипнула она и с такой силой топнула ногой, что из-под ее каблука взвился целый фонтан снега.

— Мадонна, — ответил один из них, — мы не стали бы противиться вашему желанию ехать дальше, будь у нас хоть малейший шанс оторваться от преследователей. Но мы опережаем их на какие-то пол-лиги, и скоро они будут на вершине холма, откуда все видно как на ладони.

— Болван! — в негодовании воскликнула она. — Пол-лиги, говоришь? Наверное, ты забыл, что когда мы находились наверху, они еще не начинали подъем. И если мы поспешим, то это расстояние утроится. А потом, Джакомо, — добавила она, — ты мог ошибиться, приняв этих всадников за солдат Чезаре Борджа.

Но тот только пожал плечами и, покачав головой, проворчал:

— Арнальдо не ошибается. Он ясно видел их.

— Боже милосердный! Неужели вы готовы предать меня? — в отчаянии всплеснула руками она.

Я бы оказался ничем не лучше этих малодушных негодяев, если бы ее горе оставило меня безучастным. Как я уже говорил, само имя Сфорца было мне ненавистно, но могла ли эта девочка, совсем еще ребенок, являться причиной выпавших на мою долю несчастий? Из разговоров своих попутчиков я давно понял, кого они боялись, а раз так, — пришла мне в голову неожиданная мысль, — я, пожалуй, единственный во всей Италии сумел бы отвратить нависшую над ними опасность, воспользовавшись имевшимся у меня кольцом. Раз возникнув, идея казалась мне все более и более привлекательной, и виной тому, надо признать честно, была несравненная красота мадонны Паолы — иначе с какой стати я стал бы рисковать своей драгоценной шеей. Смейтесь, читатели этих строк, смейтесь. В глубине души мне и сейчас трудно удержаться от смеха, когда я вижу себя, шута, ничтожнейшего из лакеев, предлагавшего свои услуги даме из прославленного рода Сантафьор. И что, как не чувство стыда, заставило меня поплотнее запахнуть свой плащ, когда я направил лошадь прямиком к ее карете?

— Синьора, — без обиняков начал я, — согласитесь ли вы принять помощь от незнакомца? Я уже догадался, какая опасность угрожает вам, и знаю, каким образом можно избежать ее.

Пять пар глаз удивленно-недоуменно уставились на меня.

— Но что вы способны сделать в одиночку, синьор? — негромко произнесла мадонна Паола.

— Вы уверены, что вас в самом деле преследуют солдаты Борджа? — в свою очередь, спросил я.

— Скорее всего, это они, — не колеблясь ответила она, и в ее голосе прозвучали доверительные нотки.

На первый взгляд могло показаться странным, что она с такой готовностью доверилась мне. Но оставался ли у нее, покинутой струсившими слугами и преследуемой по пятам врагами, иной выбор? И как цепляется за соломинку утопающий, она ухватилась за самый слабый шанс на спасение.

— Синьор! — воскликнула она. — Я совершенно не знаю ни вас, ни причин, которые движут вами. Но сейчас не время размышлять об этом, и, поверьте, я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях. Расскажите, что вы собираетесь предпринять.

— Откуда вы? — вновь спросил я.

— Я еду из Рима в Пезаро, ко двору моего кузена, спасаясь от преследований, которым я подверглась со стороны семейства Борджа.

Ко двору своего кузена в Пезаро! Странное совпадение, подумал я, и тут же мне в голову пришла другая мысль: может статься, в моих же интересах помочь ей.

— Но в Пезаро находится мадонна Лукреция, родная сестра Чезаре Борджа, — удивился я.

Она улыбнулась, пытаясь рассеять охватившие меня сомнения.

— Мадонна Лукреция мой самый верный и преданный друг, — сказала она. — Она защитит меня, даже если ради этого ей придется пойти против воли ее родных.

Удовлетворившись таким ответом, я переключил свое внимание на более животрепещущие проблемы.

— И вы все время ехали в таком виде? — усмехнулся я, указывая на ее лакеев. — Вам, наверное, показалось мало того, что ваши следы на снегу читаются как нельзя лучше, и, чтобы облегчить задачу преследователям, вы решили одеть своих слуг в ливреи дома Сантафьор.

Ее глаза удивленно расширились. Что ж, не впервой доводится дуракам учить сильных мира сего. Я спрыгнул на землю и, не выпуская из руки уздечку, шагнул к ней.

— Слушайте меня внимательно, мадонна. Если вы хотите оторваться от погони, вам, прежде всего, необходимо избавиться от вашего бесполезного эскорта. Возьмите мою лошадь — она самая свежая и не доставит вам хлопот — и скачите в Кальи в одиночку.

— В одиночку? — опять удивилась она.

— Да, а что в этом особенного? — грубовато отозвался я. — В гостинице «Луна» вы спросите хозяйку, скажете ей, что ваш эскорт отстал, и попросите ее позаботиться о вас до тех пор, пока ваши люди не нагонят вас. Не сомневайтесь, она добрая душа и не оставит вас в беде. Но ничего не рассказывайте ей о том, что на самом деле случилось с вами.

— А потом? — нетерпеливо спросила она.

— Ждите до вечера или, в крайнем случае, до завтрашнего утра, чтобы эти олухи успели присоединиться к вам, и затем продолжайте свое путешествие.

— Но мы... — начал было Джакомо.

Предвидя возражения, я резко оборвал его:

— А вы вчетвером будете верхом сопровождать меня. Я займу место мадонны в карете и, чтобы отвлечь на себя погоню, мы поедем в сторону Фабриано.

Слуги разразились громкими проклятиями, смысл которых сводился к тому, что мой план являлся чистейшим безумием, и мне пришлось потратить несколько драгоценных минут на то, чтобы доказать им обратное.

— Дурни, — в конце концов заявил я, — стал бы я связываться с вами, если бы дело обстояло так, как вы представляете. Неужели вы думаете, что случайный попутчик решится рискнуть головой ради синьоры, о существовании которой он еще вчера и слыхом не слыхивал?

Трудно придумать занятие более бессмысленное, чем всеми правдами и неправдами уговаривать тупиц, и потому мне пришлось-таки воспользоваться талисманом Чезаре.

— Вот эта штуковина, — заверил я их, доставая кольцо, врученное мне кардиналом Валенсии, — убережет нас от всякого, кто служит под знаменем, на котором изображен такой же герб.

Однако те же самые аргументы, которые помогли мне уговорить лакеев, возымели совершенно обратное действие на их госпожу.

— Вы служите роду Борджа? — недоверчиво спросила она.

По ее глазам я видел, что ей хотелось сказать нечто совсем иное: не кроется ли за столь бескорыстным поступком с моей стороны коварная интрига?

— Мадонна, — взмолился я, — если вы хотите спастись, вы должны верить мне. Вот-вот ваши преследователи появятся на вершине холма, и все будет потеряно. Задумайтесь только: нет проще способа предать вас в руки солдат Борджа, чем оставить вас с вашими же слугами.

Ее лицо просветлело, и ее божественные глаза радостно улыбнулись мне.

— Я совсем забыла об этом, — призналась она и наверняка добавила бы что-то еще, если бы я в самой категоричной форме не предложил ей немедленно отправляться в путь.