— Скотина ты, Генри, — взорвалась Плюшка. — С твоей стороны свинство говорить, что я толстая. Ма-а-ма!

— Не обращай внимания, деточка, это же просто подростковая полнота. Мне кажется, что ты в самый раз, совсем не толстая.

— А можно представить «я» как уик-энд в «Медвежьем углу». Все зевают со скуки: я-а-а-а…

— Вот это будет уже по-настоящему грубо, — серьезно ответила ему мать.

— Но зато недалеко от истины, — сказал лорд Чарльз.

— Я знаю, Чарли, но все же так не годится. Давайте не сочинять на этот счет никаких глупостей. Давайте здраво поразмыслим над какой-нибудь забавной и милой шарадой. Не слишком вульгарной и не оскорбительной.

Последовало долгое молчание, которое нарушила Фрида.

— Я придумала! — воскликнула она. — Мы можем изобразить самих себя с Бэйлифами в доме. Можно представить завтрак, Баскетт входит и говорит: «К вам какой-то человек, милорд». Ведь вы не возражаете, Баскетт?

С улыбкой, которой требует беспредельная вежливость вышколенного слуги, Баскетт предложил Фриде сыру. Роберта вдруг подумала, что интересно было бы знать, находит ли Баскетт Миногов такими же забавными, как и она. Фрида спешно развивала свою идею.

— Мамочка, это же мысль! Ты только представь себе: Баскетт вводит Бэйлифа, а мы все его умоляем, и папочка сможет сказать все, что хочет сказать дяде Габриэлю. А Робин может изобразить Бэйлифа, она будет просто божественно выглядеть в шарфе и котелке. Будет и весело и храбро с нашей стороны.

— А какое слово выберем? — спросила Плюшка.

— Бэйлиф. Бей-лиф?

— И как же ты мыслишь показать второй слог? — возразил Колин.

— Может, уполномоченный? Как Майк распевал? Упал-намоченный.

— Это, моя дорогая, неприлично до невозможности.

— Ну хорошо, давайте тогда «отобрать имущество». Второй слог может быть про родственников. Можно изобразить даже самого дядю Г.! Робин вполне может представить дядю Г. Его пальто и зонтик где-то там в прихожей под рукой. А мы все встанем вокруг нее и будем умолять и говорить: «Твой собственный брат, Габриэль, послушай, ведь это родной твой брат».

— Ну да, все это очень хорошо, — заявил Стивен, — но ты з-забыла про мягкий знак в слове «отобрать»!

— Так ведь можно показать рукой на мягкое место…

— Достаточно, Фрид! — поморщился лорд Чарльз.

Наутро после приезда Роберта проснулась и увидела, как в оконное стекло косо светит лучик бледного лондонского солнца. Горничная в легком платьице раздвинула шторы и поставила поднос с чаем на прикроватный столик. В мыслях Роберты еще смешивались сон и явь. Окончательно проснувшись, она стала перебирать в памяти замечательные события предыдущей ночи. За час до рассвета ее провезли по улицам Лондона. Она видела, как струи из шлангов веером окатывают пустынные улицы, слышала дребезжание тележек с молоком, смотрела на причудливые силуэты крыш и дымовых труб на фоне светлеющего неба. Она слышала, как Биг-Бен возвестил четыре часа весеннего утра, а куранты Челси ему ответили. А еще раньше она танцевала в зале, полном теней, ослепительных огней, неумолчной музыки и людей. Она танцевала с Колином и Стивеном, с Генри. Колин валял дурака, притворялся русским и говорил на ломаном английском. Стивен, заикаясь, непрерывно болтал и шептал Роберте комплименты насчет того, как она танцует. Чаще всего она танцевала с Генри, который был молчаливее близнецов. Он так мало говорил, что Роберта, поддавшись внезапной панике, решила было, что он танцует с ней только из любезности и очень сожалеет об отсутствии особы по имени Мэри. В этом странном окружении Генри стал чужим, изысканным денди в белом жилете и с гарденией в петлице. И все же, танцуя с ним, Роберта чувствовала глубокое удовлетворение. Сейчас, все еще в постели, она перебирала в памяти минувшую ночь, и картины были столь ярки, что она не видела яркого солнца, бившего ей прямо в глаза, а представляла себе только, как она танцует с Генри. Вот они смешиваются с толпой других танцоров. Он не стал дожидаться, пока ее пригласят Стивен или Колин, а сам быстро пригласил ее и танцевал с ней еще долго после того, как все остальные вернулись обратно за столик. Он вел себя так решительно и при этом очень заботливо… Это и нравилось Роберте, и смущало ее. Однако, быть может, он просто беспокоился из-за этого их финансового кризиса. «Ей-ей, — подумала Роберта, — такой проблемы вполне достаточно, чтобы довести любого человека, кроме Миногов, до сотни инфарктов». Она поняла, что мысль об этом финансовом кризисе отдается противным привкусом в восхитительном ощущении ее собственной радости. О нем не говорили на протяжении всего этого ослепительного вечера, пока не приехали домой. Пробравшись домой в полумраке, они обнаружили, что Нянюшка оставила им термос овальтина, и выпили его, рассевшись возле электрообогревателя в комнате Роберты. Генри неожиданно рассмеялся:

— Что ж, ребята, может быть, нам недолго осталось тут быть.

Фрида, очень элегантная и бледная, приняла трагическую позу:

— Последняя ночь в милом родовом гнезде. Пауза. Слышны рыдания.

Наступило молчание, которое нарушил Стивен:

— Дядя Габриэль п-просто об-бязан протянуть нам руку.

— А если он откажется? — спросил Колин.

— Мы подкупим тетю В., чтобы она его заколдовала, — сказала Фрида. Она надвинула на глаза капюшон плаща, сгорбилась, растопырила согнутые крючком пальцы и проскрипела:

Близнецы немедленно изобразили ведьм и стали кружить вокруг обогревателя вместе с Фридой.

— Заткнись-ка, Фрид, — буркнул Генри. — Мне казалось, что ты сама говорила, будто «Макбета» цитировать не к добру — вроде примета такая есть.

— Эх, дать бы тете В. все, что надо для колдовского зелья, — размечтался Колин. — Наверное, она будет просто счастлива извести дядю Габриэля.

— Хорошее зелье тяп-ляп, впопыхах не сделаешь, — заявила Фрида.

— Интересно, к-как все это д-делают приятели тети В., — сказал Стивен. — Наверное, скучно быть ведьмой, если нельзя наводить порчу на скотину или на своего благоверного — бородавки.

— Как бы мне хотелось, — вскричала Роберта, — чтобы вы рассказали мне про эту вашу тетю В. все как есть, а не мололи бы чушь насчет того, что она ведьма.

— Бедная Робин, — сказал Генри. — В самом деле ужасно глупо звучит, но, если тетиной горничной можно верить, тетя В. на самом деле взялась за изучение какой-то черной магии. Наверное, все сводится к чтению рассказов о колдовстве и столоверчению. На мой взгляд, тетя В. просто с приветом.

— Ладно, — Фрида зевнула. — Как бы там ни было, пора в постельку. — Она чмокнула воздух возле Робертиной щеки и порхнула к двери. — Близняшки, за мной, — скомандовала она.

Близнецы поцеловали Роберту и поплелись за Фридой.

Генри задержался в дверях.

— Выспись как следует, — посоветовал он.

— Спасибо, Генри, — ответила Роберта. — Какая прекрасная была вечеринка.

— В первый раз в жизни, — сказал Генри, — я подумал то же самое. Спокойной ночи, Робин.

Глядя на солнечные лучи, падавшие ей на одеяло, Роберта несколько раз пережила в мыслях эту сцену и почувствовала себя ужасно счастливой…

Визит лорда Вутервудского был обречен с самого начала из-за появления леди Катерин Лоуб. Леди Катерин, незамужняя тетушка лорда Чарльза, была крайне бедна и жила в маленьком домишке в Хаммерсмите. Там ее окружали фотографии детей рода Миногов, к которым она была страстно привязана. Будучи бедной, она проводила большую часть своей жизни в хлопотах о еще более бедных жителях своего прихода. Платья она носила убогие; ее шляпы, казалось, не соприкасались с головой владелицы; ее одеяние дополняли нитяные серые перчатки. Была она совершенно глуха и разговаривала монотонным шепотом, улыбаясь доброй улыбкой и часто озабоченно взглядывая на собеседника. Но, невзирая на всю ее кротость и смирение, у леди Катерин имелся твердый стержень решимости. Она была непоколебима в своих привязанностях и неприязни. Ничто не примирило бы ее с человеком, который ей не нравился. К сожалению, она весьма решительно не любила своего племянника лорда Вутервудского, который, в свою очередь, отказывался видеть ее. На Рождество она неизменно писала Габриэлю письмо на тему о любви к ближнему своему, при этом указывая ему на все его недостатки и прилагая при сем незаполненный бланк для пожертвования крупной суммы на какое-нибудь очередное благотворительное дело. Единственный ответ лорда Вутервуда на эти послания заключался в том, что он раздраженно рвал приложение в клочья. К его младшему брату леди Катерин, напротив, питала самую теплую привязанность. Время от времени она путешествовала на автобусе в самый Вест-Энд, чтобы посетить Миногов и выпросить у них старую одежду для своих подопечных или навязать им билеты на благотворительные утренники. Об этих визитах Миногов всегда заранее предупреждали письмом, но на сей раз леди Чарльз, взволнованная предстоящим испытанием, напрочь забыла вскрыть почту. Поэтому единственным предупреждением о приходе родственницы послужило появление Баскетта, который в шесть вечера возвестил, что пришла с визитом леди Катерин.