Впрочем, все познается в сравнении: по моему твердому убеждению лучше быть костлявым, нежели расплывшейся квашней.

— Вот Сурен Иванович, человек, о котором я говорила, — не отреагировала на комплимент женщина, положив перед главным экономистом заполненную вечером анкету. — Тут имеются некоторые неприятные сведения, надеюсь, вы обойдете их вниманием…

«Неприятные сведения» — моя судимость с трехлетней отсидкой на зоне. Посасывая леденец, Вартаньян бегло просмотрел поданную анкету, форма которой сохранилась со времен диктатуры и застоя.

Весь вечер мы со Светкой спорили: упоминать о чертовой моей судимости или промолчать? Отношение кадровиков и руководителей всех степеней к людям, отбывшим наказание — общеизвестно. Зачем, спрашивается, наживать себе лишнюю головную боль в виде преступника, по недоразумению освобожденного из мест заключения? Ныняшняя безработица позволяет выбрать не замаранного или менее замаранного человека.

Светлана настояла: написать все, как есть. Будет намного хуже, если Вартаньян позже узнает о черном факте биографии нового сотрудника. Тогда не жди пощады — взашей выгонит.

— Ого, судимость! — насторожился он, натолкнувшись на предательскую графу — За что же тебя, дорогой, так наказали? Ограбил кого-нибудь, изнасиловал, убил?

— Ничего подобного не было, — бросилась в бой Светлана, опередив мои неуклюжие пояснения. — Работал Константин Сергеевич сыщиком, бандюги, которым перекрыл кислород, подсунули, якобы, взятку. Следователь не разобрался толком, а может быть — купили его, сварганил дело…

— Это за взятку судимость? — искренне удивился Вартаньян, обращаясь, конечно, к женщине. Я — бесплатное приложение, нежелательный свидетель доверительной беседы двух «главных» персонажей. — В таком случае, я могу провести на зоне всю жизнь… Посуди сама, Светочка, пойдешь в муниципалитет за пустяшной справчонкой — семь шкур с тебя спустят, все карманы вывернут… А в санэпидстанцию? Понимаешь, дорогая, недавно племянник руку порезал, воспалилось, термометр зашкалило, пришлось отправить парня в больницу. Хирург поглядел и сказал: операция платная, гони пять стольников, плюс по полтинику за каждую перевязку… Нет, нет, — замахал Сурен обеими руками, будто матрос-сигнальщик на мостике корабля, — мне денег не жалко, просто обидно стало… Если все берут, почему нельзя мне брать, что я дурак или психически больной? Тот же хирург, пользующий племянника…

История с прооперированным племянником и отношение хозяина кабинета к медицине, вообще, и к хирургии, в частности, грозила отвлечь внимание главного экономиста от моей анкеты… Или придумана специально для этой цели? Вслух размышляет, шутит, гневается, а про себя ищет достойную причину для отказа.

Видимо, подумала об этом и Светлана.

— Вернемся к нашим баранам, — решительно перебила она Вартаньяна. — Про операцию я слышу уже третий раз… Что вы предложите моему протеже?

— Зачем бараны? Лучше — шашлыки, вино…Обижаешь, Светочка… Сама понимаешь, что я могу предложить? Свое место — ради Бога, с удовольствием, в цех лучше пойду, каркасы клепать, бетон мешать… Начальником пожарно-сторожевой охраны пойдешь, а? Только из уважения к Светочке-красавице предлагаю, без нее, сам понимаешь, отказал бы… На это место просятся два кандидата каких-то наук, пять инженеров. Гуляй по территории, дыши свежим воздухом, проверяй сторожей и получай свои две тысячи… Сам думаю — не пойти ли… А что — идея: ты — на мое место, я — сторожем…

Видел болтунов, сам не из числа молчальников, но такого говорливого увидел тогда впервые. Перебить, направить разговор в нужное мне русло — обидеть, тем самым написав на моем заявлении соответствующую резолюцию: отказать. Покорно слушать — зря расходовать дорогое время.

Положение снова спасла Светка.

— Согласна.

Вартаньян снова обошел взглядом мою физиономию и засмеялся.

— Послушай, дорогая, кто писал заявление: ты или Сутин? Кто будет охранять предприятие и получать зарплату: ты или он? Что у него языка нет или ты работаешь его адвокатом? Согласен, конечно, согласен, но под полную твою ответственность. Изнасилует сторожиху бабу Машу — посажу, сам это сделаю, без помощи хваленных сыщиков.

Отсмеявшись и вволю наигравшись сросшимися на переносице густыми бровями, Сурен наложил требуемую резолюцию.

— Работай, пожалуйста, дорогой, вкалывай на всю железку. Только, будь добр, забудь про грабежи и насилия, ежели захочешь поживиться взяткой — умненько бери, оглядывайся. Засекут — не спасу.

Последние слова выданы вполне серьезно, без смешков и извинительных взглядов в сторону главного технолога.

С тех пор прошло немало времени, но я постоянно ощущаю далеко не дружественное внимание главного экономиста, особенно, когда он видит нас со Светланой вместе. Похоже, любвеобильный армянин ревнует точно так же, как и я, скрывая за внешней благожелательностью злость и обиду. Разговаривает, будто медом намазывает, но медом не обычным — с ядовитой начинкой…

Хорошо все же, что сейчас Светлана сидит дома, а Вартаньян — в своем кабинете. Не знаю, как им, а мне — спокойней.

Для упрочнения покоя не мешает позвонить домой. Светка — женщина импульсивная, непредсказуемая. Жарко обнимет и тут же, по неизвестным ей самой причинам, обдаст волной холода, поблагодарит за заботу и через несколько минут упрекнет в равнодушии, несколько ночей подряд требует супружеских об»ятий и месяц не подпускает к себе.

Телефон издавал издевательские безответные длинные гудки. Или испортился или подружка где-то гуляет. Может быть, поехала навестить отца? Вряд ли, что-то я раньше не замечал особой привязанности Светки к родителям либо к близким родственникам.

На всякий случай позвонил отцу. Как и предвидел, Светка у него не появлялась и даже не звонила. Подруга ответила тем же…

Душевного покоя как не бывало. Вместо него появилось желание прогуляться на третий этаж, поглядеть, чем занимается «соперник». Дурость в квадрате, конечно, ведь у Вартаньяна сейчас сидит Листик, в этой компании Светке делать нечего. Да и как она могла незаметно прошмыгнуть мимо моей конторки?

Скорей всего, так крепко уснула, что телефонный перезвон не смог пробудить. Завтра разберусь. Подружка имеет одно несомненное положительное свойство характера: не умеет врать. Язык говорит одно, глаза — совсем другое, первый может пофантазировать, взгляд немедленно признается во лжи…

Наконец, появился Листик. Сколько же времени он просидел у Вартаньяна? Ого, целых два с половиной часа! Судя по замасленным глазкам аптечного бизнесмена и по нетвердой походке, общение проходило не только в разговорном плане.

Впрочем, что мне до времяпровождения руководителя, каждый человек обязан знать свое место в жизненном раскладе и строго держаться в его рамках. Я, к примеру, в рамках обычного сторожа, пусть даже в должности «начальника»

— Счастливого тебе дежурства, Сутин. Возьми бутылочку, ночью взбодришься. Ничего не жаль для «друга».

Какая-то деталь в облике Листика зацепилась в сознании, что-то необ»яснимое, необычное. Я мысленно быстро перелистал собственные ощущения. Шляпа? Все в порядке — легкомысленно сдвинута на бок, тулья, как и положено, кокетливо примята, переднее поле опущено… Плащ? Обычное модное одеяние деловых людей — длиннополый, широкий… Гапстук? На месте, узел приспущен, немного смещен в правую сторону…

Прфессионал отличается от новичка тем, что в него в»елись преподанные теорией и практикой привычки, Тем более, это касается защитников правопорядка. И хотя отсидка в следственном изоляторе, а потом — на зоне, изрядно подчистили эти самые «привычки», но не смогли удалить их окончательно.

Размышлял я по поводу треклятого наркодельца чисто автоматически, выискивал затронувшую меня несуразность…

Ага, вот оно что — перчатки! Обычно люди, перед выходом на улицу, натягивают их — бизнесмен, наоборот, снял и спрятал в карман… Впрочем, разные бывают привычки, нет причин связывать злополучные перчатки с визитом к главному экономисту.