Так рассказывал Никанор новгородец Юрию.

Между тем польское войско, предводительствуемое Курбским, подвигалось к Великим Лукам и роптало на нерешимость вождя. Медленность в движении полков не оправдывалась в глазах поляков молвы о быстроте и отважности князя. Курбский чувствовал, что идёт по русской земле: одно мщение сроднило его с Польшей. Увлекаемый стремлением ненависти, Курбский желал ужаснуть Грозного, окружить его смутами и опасностями, но страшно было пробуждение совести несчастного вождя! Ступив на русскую землю, он узнал, что сердце его не могло отторгнуться от отечества, которому некогда посвящена была жизнь его, труды, победы и раны. Таковы плоды измены! Человек, понимая своё бедствие, на пути мрака не имеет силы возвратиться к свету, падает, и тёмная глубина бездны охватывает жертву; взор его стремится к высоте, но дорога светлого пути для него уже недоступна. Курбский мог со славою умереть невинно, но измена свершилась: одно преступление ведёт к другим. Приняв почести от Сигизмунда, в укор Иоанну, он не мог отказаться от начальства над войсками; предводительствуя врагами России, стал врагом родной своей страны. Но рука, привыкшая к победам, не осмелилась разразиться грозой над отечеством; каждый шаг вперёд укорял его в измене; он обессилел этим чувством и старался уже отвращать бедствия, навлекаемые им на Россию, желая устрашать Иоанна только призраками опасности.

Войско роптало и ослушалось повелений вождя. Поляки хотели потешиться разорением русских сел и городов.

Русские полки встретились с неприятелями близ Великих Лук. Поляки стремились пробраться в богатый Великолуцкий монастырь; давно они желали добычи. Сошлись противники, завязалось сражение, и Курбский не мог остановить убийственной сечи. Поляки порывались к монастырским стенам, но град камней со стен, туча стрел из луков и дождь пуль из ручниц и пищалей отразили всадников; они скоро опомнились и с неистовою яростью понеслись на, русские отряды, защищавшие монастырь; счастье послужило им: русские смешались и отступили в беспорядке; к большему ужасу их, Курбский показался на холме мрачный, грозный, подобно вестнику смерти, духу мщения. Увы, не знали они, что сердце его тогда дрожало за русских.

   — Не устоять против этого зверя! — кричали русские воины, рассыпаясь в бегстве; между тем несколько человек кричали ему: — Предатель! Изменник! Судит Бог тебе за кровь русскую!

Уже разрушались монастырские стены, и сквозь проломы побежали отчаянные иноки, падая под мечами врагов.

   — Прекратите, прекратите убийство! — кричал Курбский.

Но поляки не слушали слов его; в страшном смятении смешались вопли жертв и крик поражающих; уже две церкви пылали; пламя охватило монастырскую кровлю; с треском раздробились стропила высокой колокольни, и звон падающих колоколов раздался среди дыма, пожара и звона мечей. Курбский видел, как святые иконы падали из рук трепещущих старцев, как русская кровь брызгала на золотые венцы и оклады. Душа его содрогнулась; он не вытерпел и бросился наказать непокорных, невнемлющих его повелениям. Поляки с изумлением остановились. Вдруг он замечает в толпе русских знакомое лицо. Курбский узнает своего сына, бледного, испуганного, покрытого пылью, обагрённого кровью... Юрий узнает отца, простирает к нему руки, но в эту минуту внезапно подоспевший полк башкирских стрельцов разделяет отца с сыном, пронёсшись между русскими и поляками.

   — Спасите, спасите этого отрока! — кричит Курбский воинам, и спешит добраться до Юрия; множество ратников падает около Курбского, уже бегут от него с трепетом свирепые башкиры и татары, кидая луки и сабли; уже в оцепенении повергаются пред ним его пленники, но он более не видит сына. Тщетно Курбский, озираясь вокруг, зовёт его: радостные крики поляков заглушают голос вождя. К нему теснятся с поздравлениями, но князь не слышит приветствий; он ищет сына. Но Юрий уже далеко. Новгородец Никанор увёз его.

Битва закончилась. Поляки грабили окрестности и искали монастырские драгоценности, дымящиеся развалины церквей свидетельствовали о жестокости врагов и упорной защите обители.

   — Итак, князь Курбский — отец твой? — спросил новгородец Юрия. — Отчего прежде ты не сказал о том?

   — Ах! — отвечал Юрий. — Мать запретила мне говорить об отце моём, иначе мы можем погибнуть.

   — Правда, — сказал Никанор, — если узнают, что ты сын Курбского...

   — Зачем не допустил ты меня к отцу моему? — спрашивал Юрий.

   — Бедный Юрий! — отвечал новгородец. — Ты мог бы погибнуть и от русских, и от поляков на пути к отцу; я должен был увести тебя от мечей, отовсюду грозивших нам. Не знаю, что будет с тобою; может быть, Бог приведёт тебя к родителям, но нужно молчать о твоём роде. Жизнь моя по торговле заботлива, езжу из места в место; не знаю, кому доверить тебя. Теперь мне нужно отправиться в Псков, пробуду там две недели; есть у меня добрый знакомец, купец Заболоцкий; мы у него пристанем.

Скоро прибыли они в Псков, и ласковый Заболоцкий принял старого знакомца с радушием. Новгородец, не открывая ему, каким случаем он нашёл Юрия, сказал:

   — Это сирота, сын русского боярина, не имеет пристанища, ни ближних, ни знаемых; я желал бы поместить его в монастырь, где бы он мог быть послушником; он же грамотен.

   — Видно, что боярский сын, — сказал Заболоцкий, — в монастырях грамотным рады, оставь его у меня, я отвезу его в Печерскую обитель. Благословенное место, город, а не монастырь; поглядел бы ты, как она украсилась.

   — Давно не бывал я там, — отвечал Никанор.

   — Поезжай в Госпожинки; ведь Успенье-то — храмовый праздник.

   — Знаю, я там слушал заутреню в подземном соборе, молился в святой горе, и Богозданную пещеру осматривал, бродил по ископанным улицам, а полдничал в дубовой лесу на святой горе.

   — Теперь там садят плодовые деревья, — сказал Заболоцкий, — а стену то мы вывели кругом всей обители. Есть чем похвалиться, послужили игумену Корнилию!..

   — Да, и ты приложил немало, — сказал Никанор.

   — Зато на каменной-то стене десять башень построили, в ограде трое ворот, а над святыми воротами церковь.

   — Слухом земля полнится. Печерская обитель твёрже крепости.

   — Да, не скоро возьмут немцы или Литва. Пусть попытаются подступить, так их кольями со стен закидают. Сам государь пожаловал в обитель серебра и золота; недавно прислал свою цепь золотую, два ковша серебряные, да оставил на память свою вилку, а Иван-царевич пожаловал серебряный ковш.

   — Помнится, — сказал Никанор, — был в ризнице перстень царицы Анастасии Романовны?

   — Как же, сама сняла с руки и отдала отцу ризничему, а перстень-то с надписью её имени и с лазоревым яхонтом, и к чудотворной-то иконе привесила шитую золотом пелену своего рукоделия, а князь Курбский из ливонского похода прислал позолоченный бокал.

Юрий тяжко вздохнул; Заболоцкий оглянулся, спросил его, о чём он вздыхает.

   — Как бы хотел я там помолиться, где бывал отец мой.

   — Бог — отец сиротам, — сказал Заболоцкий, — не оставит и тебя. Чудны судьбы Господни! Прославилась Печерская обитель. А знаешь ли, как она основалась? Был отшельник; неизвестно, откуда пришёл он в то место; неизвестно, сколько лет прожил там и когда отошёл к Богу, известно только, что он жил в горной пещере и назвал её Богозданною. Прошло много времени, когда двое ловчих, гоняясь в лесу, пришли на то место, где стоит ныне церковь Владычицы; вдруг послышалось им сладкое пение, как будто ангельские голоса, и вокруг разливалось благоухание. Удивлённые ловчие рассказывали о том окружным жителям, но ничего там не видели, кроме горы и дремучего леса, а случилось, по многих годах, владельцу того места поселиться в надгорьи у речки, и рубил он лес на горе, подсек превысокий дуб, покатился тот дуб на другие деревья, на край горы с такою силою, что с корнями их выворотил; тогда вдруг увидели отверстие глубокой пещеры и над нею надпись на камне: пещера Богозданная.