— Пожалуйста, — она вышла в кабинет и принесла трубку.
Волков взял ее в руки, поднес поближе к глазам и внимательно осмотрел.
— Взгляни, — протянул Александру. Гурский взял трубку, потер пальцем какое-то пятнышко на чубуке и вернул Петру.
— Воск, — вздохнул он. — Дальняя дорога, казенная еда.
— И что сие означает? — покосившись на волковскую амуницию, скептически обронил Виктор.
— Видите ли… — Волков положил имитацию на стол. — Ваш отец в тот вечер, перед тем как вернуться домой, зашел на выставку восковых фигур и зачем-то подменил у Отца народов трубку.
Брат и сестра удивленно переглянулись. Волков отметил, что, внешне совершенно разные, они тем не менее чем-то неуловимым очень похожи. И отчего-то это обстоятельство его раздражало.
— Вы хотите сказать, — удивленно спросила Ирина, — что он стащил трубку у восковой фигуры Сталина?
— Скорее, на мой взгляд, наоборот. Он вставил Сталину в руку свою, презентовал, так сказать, а вот это, — Петр приподнял муляж, — положил себе в карман.
— Зачем? — спросил Виктор.
— Я не знаю, — Волков пожал плечами. — А вы?
— Послушайте, — Ирина нервно поправила волосы, — а если мы заберем ее обратно, а это вот вернем на место, может, мы что-нибудь… Что нам мешает?
— Теоретически ничего. Но ситуация осложняется тем, что Иосиф Виссарионович в настоящий момент пребывает в отъезде. Он на Дальнем Востоке. Где конкретно, мы скоро узнаем, но добраться до трубки так скоро, как хотелось бы, боюсь, не получится.
— Петр Сергеич… — Ирина смотрела на Волкова такими глазами, что Гурский отвел взгляд.
— Не знаю… Мне самому сейчас из города никак не отлучиться. Вот разве что Александр.
— Я дам денег. Сколько нужно? В передней затренькал оставленный Петром в кармане куртки телефон. Виктор сделал машинальное движение к карману пиджака. Волков встал и вышел из комнаты.
— Да, — сказал он в трубку, — да, я. Ага… Спасибо большое, очень помогла. Ага… ну пока, увидимся.
— Ну вот, — Петр вернулся и сел к столу. — Сталин в Комсомольске-на-Амуре. Хотелось бы думать, что и трубка вашего отца до сих пор при нем. Александр за ней съездит. Но… даже не знаю. Короче, Аркадий Соломонович — ваш родной отец, вы его дети, а следовательно, и понимать его должны лучше, чем кто-то другой. Вы утверждаете, что ему, похоже, угрожали, в последнее время он с этой… дубинкой стал ходить, а в тот день, когда на него напали, он вдруг сует свою трубку восковой фигуре. Это все — что? Как по-вашему?
— Маразм старческий, — Виктор раздраженно встал и вышел из гостиной.
— Виктор! — резко сказала ему вслед Ирина. —~ Петр Сергеич, тут что-то не то. Отец, безусловно, был человеком пожилым, со своими странностями, люстра вон и прочее, но сумасшедшим он не был. Нам обязательно нужна эта его трубка. Саша, — она посмотрела на Гурского, — у меня есть деньги, я вам заплачу.
— Ирина Аркадьевна, — Волков взял со стола муляж и опустил его в карман, — я доложу своему руководству, что беру это дело. Расценки за пользование услугами нашего Бюро вы сможете уточнить в офисе. Подумайте, ничего больше на ум не приходит по существу вопроса?
— Я не знаю… А что еще?
— Ладно, — Петр встал со стула. — Пока все.
В передней они с Гурским оделись, распрощались с хозяевами и вышли на улицу. Шел слабый снег, который тут же таял под ногами.
Глава 11
Поставив машину недалеко от центральных ворот Сытного рынка, Волков вслед за Александром поднялся по ступеням главного входа.
— Знаешь, — сказал, оглядевшись, Гурский, — ты зелени купи, а я все-таки рыбки хочу, она там, на улице. У машины встретимся.
Он вышел на улицу и пошел к рыбным рядам.
— Девушка, — обратился он к продавщице, — а можно вот эту, самую большую, она вроде оттаяла совсем? Очень хорошо. И пакет, даже два, чтобы не капало. Вот спасибо. Чем обязан?
Расплатившись, он взял рыбину, купил заодно пачку сливочного масла и не спеша направился к припаркованной у ворот машине.
— Ты чего, горбушу мороженую купил? — подошел Волков. — Саша, ее же есть невозможно, она сухая. Давай лучше вон там мяса нормального по куску возьмем.
— Ничего ты не понимаешь. И потом — на смертельную погибель отправляюсь, имею право на последнее желание. Поехали.
Брокгаузен и Ефронен… — пробормотал он, усаживаясь на серые кожаные подушки сиденья.
— Что? — Волков вставил ключ в замок зажигания.
— В кабинете там видел? «Брокгауз и Ефрон».
— А «зен» и «нен» причем?
— Да была много лет назад такая история. Ты Римусика помнишь?
— Шагалова? — Петр завел двигатель и собрался вырулить на проезжую часть, но очень крупный толстый парень в темно-малиновой униформе с какими-то нашивками вдруг вырос, раскинув руки, у самого капота.
— О как… — удивился Волков. — Они обычно ко мне не суются, жопой беду чувствуют. Пьяный, что ли?
— Может, новенький, первый день работает.
— Отморозок… — Петр выглянул в приоткрытое окно. — Ты что, офонарел? Под колеса кидаешься… Чего надо?
— Заплатить надо.
— Ну давай.
— Чего давай?
— Бабки, баран. Ты ж говоришь, тебе заплатить мне надо. Только очень быстро, я спешу. С тебя десять баксов.
— Да ты чо… — задохнулся от такой наглости верзила, — ты чо гонишь?
— Ну что ж за… — Волков устало выбрался из машины и захлопнул дверь. — Отойди, а? Ты понял меня или ударить тебя?
«Я понял тебя, не бей меня…» — процитировал себе под нос Гурский, медленно выходя из машины, обошел вокруг капота, закурил сигарету и встал за спиной ребят в униформе.
— Папа, не гуляй, — набычился охранник. — Сказано платить — плати. Все платят. Стоянка платная.
— Не понял?
— Да ладно… Ты машину здесь поставил, я охранял, теперь плати.
— Ты охранял? Хорошо. У меня тут в бардачке пять штук зеленью лежало, а теперь нет. Ответишь? Ты же охранял.
— Да ты чего, в натуре…
— Короче, я тебя охранять просил? Мы договаривались? — в голосе Волкова обозначилась нехорошая дрожь. — По какому такому законному праву или по каким таким понятиям я тебе платить должен? Причину назови в двух словах, чтоб мне понятно стало.
— Стоянка платная, — тупо повторил охранник.
— Это кто придумал? На каком основании?
— Щас, марамой, поймешь… — как-то даже радостно сказал здоровяк и сделал шаг к Петру.
Волков неуловимо коротким движением выбросил вперед руку, и толстый охнул, сложился пополам, рухнул на колени, а потом, выпучив глаза и беспомощно хватая вмиг посиневшими губами широко раскрытого рта воздух, грузно завалился на бок. Второй попытался было дернуться куда-то в сторону, но Гурский с неожиданной для его чуть расслабленного выражения лица быстротой схватил его за предплечье, с силой надавив большим пальцем на мышцу. Охранник вскрикнул от боли.
— Нехорошо вот так, вдруг, уходить от полемики по поводу имущественных прав граждан, — спокойно сказал Александр, держа сигарету в левой руке.
У прохожих хватало своих проблем. Они, разве что чуть убыстряя шаг, спокойно шли мимо.
— Продолжаем разговор, — повернулся Волков к тому, которого удерживал Гурский. — Хочешь денег? Попроси. Я тебе дам на еду, если ты голодаешь. Мне не жалко, у меня есть. А платные стоянки незаконны, понимаешь? Тебе этого до меня никто не говорил? Ник… — Угадав грозящую со спины опасность по глазам стоящего напротив охранника, Петр, чуть отклонив корпус, рефлекторно присел на правой ноге и увернулся от летящей сзади ему в голову резиновой дубинки. Отработанным до автоматизма движением мгновенно развернулся влево и поймал солнечное сплетение атакующего на кулак правой руки.
Тот скорчился и улегся в жидкую грязь рядом с первым.
— Башкирский подсед, двойной люлюш, от борта и в лузу. Два-ноль, — вполголоса прокомментировал Гурский и выбросил сигарету. — Петь, поехали, а? Есть охота.
Волков наклонился и отодвинул от колеса мешающее проезду тело.