После того, как они выпили вино и повалялись на травке, у них разыгрался спор из-за широкополой шляпы Эстер, которую Том потребовал себе в качестве фанта, если Эстер не сумеет назвать ему текущий курс ценных бумаг в Сиднее.

— Что ты будешь делать с моей шляпой, если выиграешь? — поинтересовалась Эстер, неожиданно обнаружив, что в ее бокале ничего не осталось.

Том взглянул на нее. На ней было муслиновое платье, ажурная шаль и шляпа с голубой лентой. Ее внешность изменилась до неузнаваемости: кожа очистилась и приобрела нежный розоватый оттенок, к волосам вернулся былой блеск, а на лице сияло выражение невинного озорства.

— Твоя шляпа так очаровательна, дорогая, что она и меня украсит.

Это вполне невинное замечание, по меркам Тома, вызвало в Эстер неожиданную вспышку веселья. Она заявила, что не намерена отвечать на его глупые высказывания.

Чем бы это закончилось, Том не знал. Эстер так расшалилась, что случиться могло все, что угодно, прямо под открытым небом. Но буря все-таки грянула, и события приняли совершенно иной оборот.

Именно в то мгновение, когда Том принялся поправлять воротник Эстер, удар грома возвестил о начале долгожданного шторма.

Эстер позволила ему это.

— Что-то у меня сегодня пальцы не гнутся, мистер Дилхорн.

Как ни странно, Том начал расстегивать ее платье, вместо того, чтобы застегивать. При этом он нежно поглаживал ее шею, вызывая в ней дрожь удовольствия: невероятно приятное ощущение, которое Эстер испытывала впервые.

Следующий громовой раскат заставил ее вздрогнуть, а Том убедился, что его наступление не встретило никакого отпора. Он заключил пари сам с собой, что следующее утро Эстер встретит женщиной.

Они довольно долго наблюдали за бушующей вдали грозой, пока Эстер не начала вскрикивать при вспышках молнии. Том предложил ей свою защиту, крепко ее обняв и позволяя ей прижиматься лицом к его груди при особенно громких ударах грома.

Это доставило им обоим столько удовольствия, что они не замечали, как полоса дождя надвигается все ближе и ближе.

Когда заметили, было уже слишком поздно. Промокнув до нитки, они оба сочли это главной шуткой вечера.

Смеясь, они бросились к карете. Том буквально швырнул Эстер на сиденье, а сам, подхлестнув лошадей, направил экипаж к дому со всей возможной скоростью. Эстер, всегда боявшейся грома, эта гроза почему-то показалась ужасно веселым событием.

Она прижималась к Тому, пока карета летела сквозь ночь, сопровождаемая громом и молниями.

— Держитесь, миссис Дилхорн, скоро вы будете дома.

Ответом был смех. Ливень и не думал стихать. С волос Эстер стекали потоки воды, а ее одежда намокла. Том повернул к ней голову, и в его глазах отразилась вспышка молнии, прочертившей небо.

— Вам не страшно, миссис Дилхорн? — крикнул он, пытаясь заглушить раскат грома.

— Нет!

И это была правда. С ним Эстер ничего не боялась. Они были совершенно одни в бушующем мире. Ей даже хотелось, чтобы эта безумная скачка длилась вечно. Эстер ухватилась за руку Тома, и он повернулся к ней снова, чтобы ее утешить. Судя по ее лицу, в утешении она не нуждалась. Веселье Тома передалось и ей.

Поездка близилась к концу. Вдали уже белела вилла.

Об их прибытии возвестил оглушающий удар грома. Том сразу же подхватил Эстер на руки, приказав конюху позаботиться о лошадях и карете.

Парень с разинутым ртом глядел, как его хозяин шагает к дому, неся жену на руках.

Том, взбежал по лестнице, оставляя за собой мокрые следы. Миссис Хакетт успела заметить, как он вносит Эстер в ее комнату, целуя на каждом шагу. Затем Том бросился в свою спальню, чтобы сразу же вернуться с полотенцем и бутылкой бренди.

Он постучал и вошел, обнаружив Эстер вытирающей свои мокрые волосы. Она взглянула на него: на его мокром лице светилось то же выражение веселого озорства, как и у нее. Том подошел к туалетному столику, плеснул бренди в стакан для воды и протянул ей.

— Выпейте, миссис Дилхорн. Вам станет лучше.

Эстер чувствовала себя так, словно чья-то рука, сдавливающая ее на протяжении всей ее жизни, неожиданно исчезла. Она взяла стакан и, неожиданно вспомнив своего отца, осушила его одним глотком… а затем закашлялась, когда крепкий напиток обжег ее горло. Эстер взглянула на Тома мокрыми от слез глазами, а он лишь рассмеялся при виде ее перекошенного лица.

— Отважный поступок, миссис Дилхорн! — Он шагнул к ней, развернув одно из полотенец. — Позвольте, я вас оботру.

Ей следовало отказаться, оттолкнуть его, напомнить об условиях их соглашения, но Эстер была охвачена странным возбуждением. Вместо того чтобы отпрянуть с возгласом: «О, нет, мистер Дилхорн, я вытрусь сама», она с радостью встретила его прикосновения.

Хуже того (или лучше?) его близость не вызывала в ней ни малейшего отвращения, а одно лишь удовольствие. Каким-то образом Тому удалось не только вытереть ее волосы, но и расстегнуть ее платье, а затем полностью ее раздеть!

— Ваша одежда так сильно намокла, миссис Дилхорн. Нельзя допустить, чтобы вы простудились.

Это утверждение, вместо того чтобы напугать Эстер, вызвало в ней такой прилив веселья, что, в конце концов, они оба оказались совершенно нагими, если не считать огромного полотенца, в которое оба и завернулись.

И это было не все. В самый разгар своих непристойных действий Том решительно заявил:

— Вы подхватите лихорадку, миссис Дилхорн, если будете так дрожать. Позвольте мне вас согреть.

«Согревая» Эстер, Том принялся растирать все ее тело. Надо признать, он проделывал это с такой нежностью, что теперь ее дрожь была вызвана его ласками, а вовсе не холодом.

Поначалу его поглаживания были вполне невинными, но постепенно от спины и плеч он перешел к ее бокам и груди. Соски Эстер затвердели под пальцами Тома, и удовольствие от его прикосновений было столь сильным, что девушка не только вскрикнула, но и прижалась к нему, чтобы не упасть. Том продолжал ласкать ее, не переставая уверять, что скоро она согреется!

Вскоре он умолк, принявшись целовать ее лицо, плечи и, наконец, груди, причем Эстер обнаружила, что его искусные губы способны доставить ей еще куда большее наслаждение, чем руки.

Откликаясь на его ласки, Эстер забыла и о стыде, и о скромности. Неожиданно для себя, она прижалась к Тому со словами:

— О, прошу тебя, Том, пожалуйста.

Эстер и сама не понимала, чего просит, знала лишь, что хочет чего-то большего. Она настолько утратила контроль над собой, что не только обратилась к Тому с мольбой, но и сама принялась ласкать его в ответ.

Том прошептал ей на ухо хриплым от желания голосом:

— Согрелись, миссис Дилхорн? Все еще хотите соблюсти условия нашей сделки?

Эстер обняла его с такой страстью, что ее ногти впились ему в спину.

— Полегче, миссис Дилхорн, полегче, — пробормотал Том, укладывая ее на кровать.

У Эстер потемнело в глазах, когда она почувствовала на себе его вес. Том откатился в сторону и окинул ее таким свирепым взглядом, что она невольно захихикала.

— Кто-нибудь говорил вам, как приятно вы пахнете, миссис Дилхорн? Капитан Паркер, к примеру?

Эстер расхохоталась. Ее страсть вернулась, и она принялась отвечать своими ласками на каждое его прикосновение. Последней ее мыслью перед тем, как Том отбросил мешающее полотенце, была: «Неужели это я, чопорная Эстер Уоринг, тону в море страсти?»

— Не бойся, — прошептал ей Том. — Сначала тебе может быть больно, но потом, обещаю, тебе понравится, и мы вместе переживем маленькую смерть.

Мысли исчезли: Эстер была охвачена столь сильными ощущениями, что плакала от счастья, а затем, усталая и довольная, заснула в объятиях своего любовника — любовника, который был ее мужем.

Проснувшись на следующее утро, Эстер вспомнила, что ночью они снова занимались любовью, но на этот раз медленно, мучительно медленно, растягивая удовольствие, пока их стоны не слились воедино.