Продолжая иронично философствовать, Логинов между делом удивился, почему в машине нет медсестры или хотя бы вооруженного санитара. Здесь, голубчики мои, не Садовое кольцо, а Чечня, и везете вы, между прочим, не вязанку дров, а старшего офицера, без пяти минут генерал-майора и Героя России… А у вас машину мотает, как байдарку в восьмибалльный шторм! Могли бы, кажется, и поаккуратнее. Все равно, пока всех раненых не погрузят, самолет не улетит, так что нечего тут устраивать ралли Париж-Даккар. И вообще, не мешало бы пустить впереди бронетранспортер.., да и сзади тоже – просто так, для верности. Береженого, знаете ли. Бог бережет…

С трудом вывернув голову, Логинов посмотрел вперед, но увидел только подстриженную ежиком прическу водителя. Ежик был темный с проседью, а в прыгающем зеркальце заднего вида полковник заметил размытое отражение прикрытых дымчатыми очками глаз. Рядом с водителем, насколько он мог судить, никого не было.

Он вытянул шею, пытаясь посмотреть в заднее окно. Сквозь вызванную совокупным воздействием коньяка и морфия эйфорию стало мало-помалу пробиваться легкое беспокойство. В самом деле, почему водитель один и куда он так торопится? И за каким дьяволом, спрашивается, ему в такую погоду понадобились темные очки?

Полковник, кряхтя и привычно придерживая ладонью швы на животе, приподнялся на локтях и выглянул в заднее окно. Сквозь густо забрызганное грязью стекло он с трудом разглядел бронетранспортер, который маячил довольно далеко позади. До него было метров двести, не меньше. Грязь веером летела из-под колес УАЗика, закручиваясь позади него в смерчи, налипая на стекло и мешая смотреть, но полковник увидел, что БТР часто и очень требовательно мигает всеми фарами и даже прожектором, приказывая водителю санитарной машины остановиться. Потом оттуда начали стрелять, и полковник успел трижды покрыться ледяным потом, прежде чем сообразил, что пулеметчик нарочно палит мимо, пытаясь оказать на угнавшего УАЗик идиота психологическое воздействие.

Едва полковник сообразил, что смерть от рук российских солдат ему не грозит, машину подбросило на очередном ухабе с такой силой, что Логинов вылетел с носилок и со всего маху грохнулся на пол, очень неловко приземлившись на раненую руку. Швы разошлись, и на белоснежной повязке мгновенно расцвело зловещее пятно свежей крови. Полковник скорчился на ходящем ходуном жестяном полу, в который снизу с шумом били камни и струи жидкой грязи. Он пытался сберечь хотя бы живот. Для него стало совершенно очевидно, что происходит что-то незапланированное и очень, очень нехорошее.

– Стой, идиот! – закричал он. – От бэтээра все равно не уйдешь!

Крик получился слабым, потому что полковник опасался напрягать мышцы живота, но водитель расслышал его и, обернувшись через плечо, сверкнул белозубой улыбкой, которая оглушенному болью и ужасом полковнику показалась смертельным оскалом крупного хищника. Машину немедленно занесло в глиняной жиже, ее зад поехал в сторону, вызвав у Логинова приступ тошноты и слабости. Водитель снова принял нормальное положение за рулем, выправил машину и погнал ее вперед, на предельной скорости прыгая по кочкам и не обращая внимания на мигание прожектора позади и взлетавшие то справа, то слева фонтанчики вздыбленной пулеметными очередями грязи.

Скорчившийся на затоптанном грязными сапогами полу полковник не мог видеть настигавший их БТР, но и без этого знал, что он приближается. Бронетранспортер был мощнее и гораздо лучше приспособлен для езды по бездорожью, чем ублюдочная поделка ульяновских автомобилестроителей. Он не мог воспользоваться своей огневой мощью, пока в кузове УАЗика лежал полковник Логинов, но у сумасшедшего угонщика не было никаких шансов. Однако все это, казалось, нисколько не беспокоило сидевшего за рулем санитарной машины психа, который продолжал поддавать газу с таким упорством, словно на что-то надеялся.

Ритмично вспыхивающие фары вдруг возникли в нескольких метрах от заднего окна УАЗика. БТР настигал их с каждой секундой. Вот сейчас он поравняется с ними, потом обгонит, выскочив, если понадобится, на каменистую неровную обочину, и наглухо перекроет дорогу.

– Вот и все, – пробормотал полковник Логинов, защищая раненой рукой живот, а здоровой – раненую. – Вот и все, – хрипло выкрикнул он, задрав голову. – Вот ты и отбегался, приятель.

Вместо ответа водитель еще поддал газу, вдавив педаль в пол и заставив двигатель микроавтобуса натужно взреветь на предельных оборотах. Полковник вдруг увидел вставшие по обе стороны дороги каменистые откосы, недостаточно крутые для того, чтобы считаться отвесными, но и не такие пологие, чтобы на них мог удержаться даже танк, не говоря уже о колесной машине. Бронетранспортер вплотную прижался к заднему бамперу УАЗика, заслонив оба задних окошка своей пятнистой, густо забрызганной грязью тушей. Его фары продолжали мигать еще некоторое время, после чего механик-водитель прекратил баловаться с тумблером, поняв, видимо, всю тщетность своих усилий. Стрельба тоже прекратилась, и теперь слышны были только рев моторов да частые удары и плеск под днищем микроавтобуса. Дорога, видимо, нырнула в каменистую ложбину, так что БТР потерял возможность обогнать санитарную машину.

Логинов криво ухмыльнулся. Бесконечных ложбин не бывает, так что рано или поздно его похитителю придется туго. Форы у него больше нет, так что надо быть психом, чтобы продолжать сопротивление в подобной ситуации.

Внезапно полковник застонал от ужаса, поняв, в чьих руках он оказался. За последние десять-пятнадцать минут он не менее сорока раз бездумно повторил про себя слово “псих”, но только теперь до него дошел его зловещий смысл. Не об этом ли психе перед смертью говорил Аслан? Судя по манере вождения автомобиля, это он и есть, так что у полковника Логинова скорее всего не осталось шансов выжить. Если БТР загородит им дорогу, этот сумасшедший либо просто объедет его, либо пойдет на таран. Так или эдак – какая разница? Логинов вцепился зубами в резиновое покрытие пола и тут же выпустил его, с отвращением выплевывая песок и размельченную сухую глину. Будь оно все проклято! Вот тебе и пенсия, чтоб ей пусто было…

Справа промелькнул отбуксированный на обочину горелый грузовик с задранным кверху капотом, и полковник понял, куда они едут. Это была старая дорога, которая вела к разрушенному мосту через речушку, название которой он забыл. Эта узкая речка текла в невысоких, но обрывистых берегах. Брод через нее находился в пяти километрах к югу от старого деревянного моста, а сам мост разобрали боевики, оставив одни сваи. Полковник почувствовал острое желание завыть в голос, как собака, и стал, цепляясь за все подряд, подниматься на ноги. Его живот пронзила острая боль, и Логинов понял, что не выдержали и разошлись наложенные Кондратюком швы. Это было больнее, чем нанесенный Асланом ножевой удар, и полковник грязно выругался, прижимая одну руку к животу, а другой продолжая цепляться за раму окошка, прорезанного в отделявшей салон от кабины перегородке. Его мужество на короткое время вернулось к нему, и он, просунув в окошко здоровую руку, попытался схватить водителя за короткий ежик темных с проседью волос. Водитель дернул головой, уклоняясь от захвата, машину снова мотнуло, пол выскользнул у полковника из-под ног, на мгновение заставив его ощутить себя космонавтом, парящим в невесомости где-то между Землей и Луной, а потом вернулся на место, больно ударив Логинова по пяткам. Полковник потерял равновесие и врезался головой в борт машины.

Но, прежде чем упасть, он увидел то, что моментально заставило улетучиться его мимолетное мужество. Впереди был обрыв и разрушенный мост. Какой-то безумец, очевидно, решив сократить себе путь в одно из горных селений, положил на сваи две доски. Доски были не более тридцати сантиметров в ширину каждая и лежали на таком расстоянии друг от друга, чтобы по ним мог проскочить автомобиль. Если бы нашелся сумасшедший, который рискнул бы въехать на эту шаткую конструкцию на автомобиле, поправил себя полковник, лежа на взбрыкивающем, как необъезженная лошадь, полу. Носилки лежали у него на груди, подскакивая и больно ударяя его по ребрам при каждом прыжке автомобиля.