Марина дернула плечом, но все-таки повернулась к мужчине лицом. Он был одет в растянутые, пузырившиеся на коленях брюки, нуждавшиеся в хорошей чистке ботинки и кожаную куртку с поднятым воротником. Плечи куртки поблескивали от осевшей на них влаги, и в жестких черных волосах мужчины тоже серебрились мелкие капли. Лицо у него было смуглое, с синеватыми от проступившей щетины щеками и подбородком. Говорил он не так, как говорят в Москве, а с каким-то непривычным акцентом. Марине приходилось общаться с грузинами, армянами и азербайджанцами, но заговоривший с ней мужчина наверняка не принадлежал ни к одной из этих народностей. Это обстоятельство заставило Марину слегка насторожиться, поскольку совсем рядом была Чечня, а предупреждение старшего лейтенанта насчет подвала какого-нибудь Вахи еще не успело потускнеть в ее памяти.

Она мысленно одернула себя: даже если этот человек чеченец, это вовсе не означает, что он бандит. У бандитов сейчас предостаточно дел у себя в горах. В конце концов, им надо воевать, а не воровать людей в двух шагах от военной комендатуры Пятигорска.

– Ничего, – сказала Марина. – Все в порядке. Просто поссорилась с приятелем.

– Он дурак, твой приятель, нет? Как можно ссориться с такой женщиной? Правда, совсем дурак.

– Дурак, – согласилась Марина, вспомнив скучающего старшего лейтенанта.

– Э, плюнь на него, пойдем в ресторан! Кушать хочешь?

Марина вдруг поняла, что действительно проголодалась, но, еще раз взглянув на своего новоявленного ухажера, решила, что поголодает еще немного, прежде чем согласится пойти с ним в ресторан. Недельки две, а может быть, и месяц. Бандит он или нет, чеченец или лезгин, этот мужчина был совершенно не в ее вкусе.

– Спасибо, – сказала она, – не хочу. Извините, я спешу.

– Могу подвезти, – сказал мужчина. – Не надо.

Незнакомец пожал плечами, повернулся и двинулся прочь, на ходу прикуривая сигарету. Марина порылась в карманах и тоже закурила. Висевшая в воздухе водяная пыль норовила промочить сигарету, и Марина взяла ее по-солдатски, огоньком в ладонь, подумав мимоходом, что это делает ее похожей на бродягу.

После короткого колебания она все-таки двинулась в сторону вокзала. Старший лейтенант был прав: ей здесь совершенно нечего делать. Разговор с незнакомцем в кожанке не выходил у нее из головы, и только теперь Марина поняла, что все-таки была напугана. Если она шарахается от каждого встречного мужика уже здесь, в Пятигорске, то в каком-нибудь Урус-Мартане она просто умрет от разрыва сердца, увидев мелькнувшую в развалинах тень. Она была голодна, промозглая сырость пробирала ее до костей, выбившиеся из-под капюшона светлые пряди намокли и лезли в глаза. Капитулировать еще до того, как началось настоящее сражение, было ужасно неприятно, но Марина решила, что лучше вернуться, пока мнимые неприятности не превратились в настоящие.

Это было мудрое решение, но Марина очень скоро убедилась, что приняла его слишком поздно.

Возле нее вдруг затормозил забрызганный грязью автомобиль. Задняя дверца распахнулась, и она увидела в проеме лицо мужчины, который совсем недавно разговаривал с ней возле комендатуры.

– Что ходишь под дождем? – спросил он. – Садись, подвезем. Денег не возьмем, клянусь!

– Я же сказала, не надо, – ответила Марина. Она подумала, что стоит слишком близко от машины, и только-только собралась отступить подальше, как ее собеседник, стремительно выбросив вперед длинную руку, ухватил ее за запястье и сильно рванул на себя. Марина вскрикнула, а в следующее мгновение сильные руки обхватили ее поперек туловища, и пахнущая табаком ладонь зажала ей рот, больно сдавив щеки. Марину рывком втащили в тесный салон, дверца захлопнулась, и зеленая “шестерка” резко рванула с места.

Глеб Сиверов слегка пошевелился, меняя позу. Потревоженный его локтем камешек, шурша и постукивая, покатился вниз по склону, высоко подпрыгнул, ударившись о камень побольше, и с шорохом упал в кусты. Шедшие по тропе люди остановились, настороженно озираясь и держа оружие на изготовку. Их было пятеро. Судя по их виду и до предела облегченной амуниции, это были разведчики, и время, когда они служили срочную, осталось в далеком прошлом. Глядя на них, Глеб вынужден был признать, что здравый смысл понемногу проникает даже в российские вооруженные силы: это были матерые, прошедшие через все региональные конфликты последних бурных лет вояки-контрактники – не супермены, но крепкие профессионалы, способные оказать достойное сопротивление любому противнику. Это было очень хорошо, но в данный момент Глеб предпочел бы увидеть на тропе полк желторотых новобранцев, а не этих пятерых головорезов.

Он притаился за обломком скалы, проклиная себя за неосторожность. Но кто мог думать, что эти ребята забираются так далеко от своей базы? Глеб посмотрел на антенну портативной радиостанции, торчавшую над плечом одного из контрактников, как тараканий ус, и от души понадеялся, что разведчики не станут сразу, не разобравшись в обстановке, вызывать на этот район массированный артиллерийский огонь. Впрочем, подумал он, неизвестно, что лучше – артиллерийский огонь или эти ребята. Не стрелять же в них, в самом деле, только потому, что один жутко засекреченный агент ФСБ неловко двинул локтем, потревожив камешек!

Глядя из своего укрытия вниз, на тропу, Глеб недовольно поморщился. Разведчики, похоже, работали не за страх, а за совесть. Сейчас они молча растягивались редкой цепью, повернувшись лицом к склону, на котором засел Слепой. Коренастый крепыш с волосами морковного цвета и растрепанной бородкой жестами отдавал приказания, держа указательный палец правой руки на спусковом крючке автомата. Быстро оценив свои шансы, Глеб понял, что нужно уносить ноги, если он не хочет познакомиться со следователем военной прокуратуры. Он представил себе, какое лицо будет у Малахова, когда ему сообщат две новости: во-первых, что Слепой жив, а во-вторых, что его задержали в горах армейские разведчики, – и криво усмехнулся. “Не поверит”, – решил он.

Развернувшись цепью, контрактники начали неторопливо подниматься по склону, внимательно осматривая каждый валун и заглядывая под каждый куст. Обстоятельность, с которой они действовали, очень не понравилась Глебу, тем более что позади них обнаружился оператор с видеокамерой, который вел съемку. На операторе был пятнистый армейский бушлат, но из-под бушлата торчали синие джинсы и туристские ботинки. Глеб усмехнулся еще раз. Если его задержат, Малахову волей-неволей придется поверить в провал своего агента после того, как лицо капитана Суворова покажут в программе вечерних новостей.

Теперь разведчиков от Глеба отделяло каких-нибудь сто метров. Слепой понял, что медлить больше нельзя, бесшумно поднялся и, пригибаясь, двинулся вверх по склону, прячась за камнями и кустарником. Это не помогло: его заметили и открыли огонь.

Глеб присел за валуном, в который снизу немедленно влепили короткую очередь.

– Орлы, – негромко проворчал он. – Посмотрел бы я на вас, если бы я стал отстреливаться.

Отстреливаться было нельзя: выстрелы поверх голов могли еще больше раззадорить преследователей, а убивать своих ради сохранения инкогнито ему очень не хотелось. Глеб забросил за спину прихваченный из санитарной машины автомат, поглубже натянул армейское кепи, с которого два дня назад снял кокарду, и пустился наутек, вспоминая старую байку про фельдмаршала Суворова и гренадера, который не знал, что такое отступление.

Растяжку он заметил случайно. Тонкая проволочка, натянутая на уровне лодыжки, была старательно вычернена сажей. В одном месте сажа по какой-то причине стерлась, и из-под нее предательски поблескивал металл. От преследователей его скрывал выступ скалы, поэтому он без помех присел на корточки и внимательно исследовал растяжку. Это было примитивное приспособление, состоявшее из стандартной противопехотной мины, не менее стандартной ручной гранаты и куска самой обыкновенной проволоки наподобие той, которой армируют шины грузовиков, привязанной одним концом к нижней ветке куста, а другим – к чеке гранаты. При удачном стечении обстоятельств взрыв этой незамысловатой конструкции мог разнести человека буквально в клочья, и Глеб удовлетворенно кивнул, решив оставить на потом разрешение вопроса о том, кому понадобилось минировать этот склон.