—   Замечательная комната, правда? Во время прилива вода доходит сюда, — показала она довольно высоко над полом. — Рыбы подплывают к стеклу, один раз даже появилась большая черепаха. А в шторм волны бьют выше потолка!

—   И ничего внутрь не попадает? — Разговор начался как-то сам собой, не потребовалось даже здороваться.

—   Ничего, все плотно. И в шторм все держится. Хотя и страшно. Меня зовут Элизабет, — протянула она руку.

—   Очень приятно. Андрей, или Эндрю, как больше нравится. Кстати, я не помешал?

—   Нет, я уже заканчивала.

Прямые темные волосы женщины, с тонкой седой прядью, спускались до плеч. Под густой, ровно обрезанной челкой было правильное, загорелое, но уже начинающее увядать лицо с морщинками вокруг глаз и губ. Блестели темно-карие, близко посаженные глаза, нос был с небольшой горбинкой, рот довольно широкий, твердый. Красный спортивный свитер спускался на белые брюки, обтягивающие узкие бедра; на свитере белый крест и надпись, как на джипе у ворот: «US Red Cross». Ступни в темном капроне — длинные, сильные и гибкие, свободно уложенные одна на другую, — комфортно разместились на мягком сиденье.

«Красивые ступни, — подумал Шинкарев, — пожалуй, лучшее из того, что видно. Свитер многое скрывает. Но кое-что и показывает».

—   Так вы сотрудница Красного креста? — спросил Андрей.

—   Не совсем... Хотя да, конечно, сейчас я в Красном Кресте, — чуть сбившись, поправилась Элизабет.

«Чушь. Как я Папа Римский. Ладно, замнем пока».

—   А вы откуда? — спросила американка.

—   Я приехал из России, — сообщил Шинкарев, — Вы бывали в России?

—   Только в Петербурге, зато довольно часто. Работала в информационном центре при генконсульстве США. Недавно я выезжала через Выборг на финском поезде, там у русских пограничников была собака — знаете, которая ищет наркотики? Красивая собака, но от нее пахло. Им нужно мыть свою собаку. В России моют собак?

—   Моют... Не всех, конечно. Но ведь запах есть и у чистой собаки. А у вас есть собака?

—   У меня в Штатах колли. Очень скучает без меня.

—   Кто же о ней заботится? Муж, вероятно?

—   Я не замужем. В таких случаях принято добавлять: «если вы это имели в виду». Смешно, не правда ли? А у вас есть домашнее животное?

—   Ни животных, ни друзей, — без улыбки ответил Шинкарев. — У меня аллергия.

—   На животных? — с сочувствием спросила Элизабет.

—   На друзей.

Зачем он так сказал? Животных у него нет, это правда. А это американское сочувствие... но, собственно, он сам его и спровоцировал.

Кажется, женщина что-то поняла. Улыбнулась:

—   Знаете, мне нужно переодеться к ужину. Боюсь, должна вас оставить.

—   Ничего страшного, я еще раз загляну в бар.

—   Тогда встретимся за столом.

Она вскочила со стула и быстро поднялась по лестнице. Андрей поглядел ей вслед. «Титьки качаются, задница в меру круглая, но ступни — ах! Да. Бывает же так. Сущая, вроде бы, ерунда — или ухо, или запястье, или вот ступни эти, — но смотрел бы и смотрел. Хотя уже в возрасте, дамочка-то. И выше меня — даже сейчас, без каблуков». — Так он думал, входя в бар. Возле подозрительной полки снова сделал вид, что изучает этикетки на бутылках.

«Что же там, за полкой этой?»

Ничего не было видно, полная темнота. Однако из-за бутылок тянуло прохладой, отдающей то ли подвальное, то ли пещерной сыростью. Тянуло едва-едва, почти неуловимо, но вдруг послышалось что-то такое... Стук? Плеск воды?

«Вода. Подземный канал? Тайная гавань? Эллинг для катера?»

Андрей глянул на часы: пора к столу.

В гостиной тихо играла музыка, горели свечи. Стол был накрыт на кухне, между прозрачными стенками эркера, выходящего в сад. Блестели фарфор и хрусталь, сияло столовое серебро; красовалось ведерко со льдом и бутылкой шампанского. Свет из эркера падал на каменную террасу, подсвечивал круглые кусты.

—   И стол накрыт на две кровати, — прокомментировал картину вошедший Андрей.

—   Точно! А шампанское настоящее, из Австралии, — не оборачиваясь, откликнулся Чен.

—   В Австралии нет шампанского.

—   На бутылке написано, значит, есть. Как тебе Элизабет?

«Раз в уставе написано, что крокодилы летают, значит, летают. Только они низко летают...»

—   Интересная девушка. И кабинет интересный. И бар.

—   И бар, — спокойно согласился Чен. — А вот и наши дамы. Прошу сюда, прекрасные сеньориты!

Дамы вышли к столу в вечерних платьях: на Патриции короткое черное платье-коктейль с открытыми плечами, доходящее до середины бедер; на Элизабет — темно-синее бархатное. Оно закрывало руки и шею, плотно обтягивало довольно большую грудь и круглый зад, и спускалось до высоких каблуков лаковых туфель.

—  Тук-тук! Вот и мы. Что это ты по-испански заговорил? — с ходу атаковала Крыса.

—  А что?

—  Какие мы тебе сеньориты?! Я, между прочим, на три четверти француженка, хоть и из Штатов.

—  А какая разница между француженками и американками? — спросил Андрей.

—  Американки уже господствуют над мужчинами, француженки еще нет, — ответила Элизабет.

—  Эндрю нравятся испанки, — подхватил Чен, — черненькие испанские сеньориты, загорелые и нахальные. Съел бы такую абрикосину, а, Эндрю?

—  Parlez pour vouz (Говори за себя (фр.)), — с трудом вспомнив подходящее выражение, ответил Шинкарев.

—  А что тут такого? И я бы съел. Sans blague (Кроме шуток (фр.)), прошу садиться! — пригласил Чен.

—  Заткнулся бы ты, derriere! (Задница (фр.))  — обернулась к нему Патриция. — Француз нашелся! Будут еще всякие sales etrangers (Поганые иностранцы (фр.))  язык портить!

—  А ты зачем китайский учишь? — не остался в долгу Чен.

—  Может, мне по делу надо.

«Дело-то у нее — тот самый Ши-фу? Может, и не только. Надо бы выяснить про ее дела. Может, завтра?»

— Ну что, первый тост! — поднял бокал Чен. — За что пьем, Эндрю?

«За баб-с!»

— За прекрасных дам!

Мужчины выпили стоя, дамы — сидя.

— Знаете, Чен, я тоже занимаюсь тайцзи, — вступила в разговор Элизабет. — Стиль Ян, медленный. Вы можете пройти со мной таолу^[13]?

 «И тут тайцзи-цюань! Хотя что удивительного? Масса народа практикует тайцзи, в Штатах особенно».

—   Разумеется, — вежливо ответил Чен, слегка поклонившись.

—   А еще он знает жесткий цигун — «железную рубаху», — ухмыльнулась Патриция.

—   Значит он железный? — кокетливо изумилась Элизабет.

—   О, разумеется! Грудь железная, кулак железный. Даже дерьмо железное.

—   Фу-у-у, Крыса... за столом! — пожурил ее Чен, — Проблема в том, дорогая Элизабет, что утром я уезжаю. Пройдем таолу сразу после ужина. Кстати, скоро взойдет луна, вид на море будет замечательный.

—   Отлично! — согласилась Элизабет, — Тем более что я и сама завтра уезжаю, рано утром. А лунное море с этой террасы я уже видела.

«Вот это новость! Значит, завтра весь день я буду наедине с... Даже не знаю, хорошо ли это. А для Чена отъезд американки — тоже сюрприз, и, похоже, не из приятных. Впрочем, в нашем деле сюрпризов никто не любит».

—  Тем лучше. Ну, за встречу! — снова поднял бокал Чен.

Все были довольно голодны, так что на некоторое время утка по-французски с трюфелями поглотила общее внимание. На столе появилась новая бутылка, еще одна — в ведерке со льдом. Наконец Патриция, свободно откинувшись на стуле и щелкнув зажигалкой, закурила тонкую темную сигарету. Сузив глаза, она вгляделась в пламя свечи, колеблющееся от тяги прохладного воздуха из приотворенного окна.

«Как кошка».

—   Один раз я прикурила от свечи, — все так же, с неподвижным взглядом, заговорила Крыса, — а мама сказала, что, когда так делают, умирает ангел. Помню, было странное чувство, не стыд, а...

—   Ты курила при маме? — перебила ее Элизабет.