—  Ты Эндрю? — спросил он по-английски.

—  Я. — Отпираться вроде не было причин. — А ты кто?

—  Она не придет, — не представившись, сообщил китаец.

—  Кто «она»?

—  Крыса. Если ей звонишь, не звони.

—  Это она так решила?

—  Нет, — отрицательно помотал головой китаец. — Не она. Ши-фу.

«Вот как. Ши-фу». Андрей знал, что «Ши-фу» — по-китайски «Мастер» или «Учитель», прежде всего мастер боевого искусства либо какой-нибудь эзотерической школы. Но Андрей еще очень мало знал о Крысе. Новость о каком-то Мастере ставила лишь новые вопросы. Чему, скажите на милость, она там учится — по-китайски ноги раздвигать?! (Как выяснилось впоследствии, в том числе и этому). И вообще, чего ради респектабельная полуфранцуженка-полуамериканка из международной электронной компании завела подозрительные шашни с китайцами? Впрочем, чего на свете не бывает. Как заметил еще Козьма Прутков: «Глядя на мир, нельзя не удивляться».

Интересно, мелькнула мысль, с какими именно китайцами спуталась Крыса: с островными, континентальными, эмигрантскими? Может, вообще ни с какими — часто разведки подходят к клиенту «под чужим флагом». Это даже считается высоким классом агентурной работы. Скажем, нравятся лоху «имярек» самураи с сакурой, ему и подводят натурального японца-вербовщика, предлагающего потрудиться на Страну восходящего солнца. А японец-то, несмотря на свою узкоглазую «харизму», поставляет информацию вовсе не в Японию, а, скажем, в Израиль, а то и вовсе в страну Буркина-Фасо, что в переводе с африканского значит «Родина честных людей». Вот Крыса, например, честный человек — une femme de bien (Порядочная женщина (фр.)).  Во всяком случае, она ни разу не пыталась вербовать Андрея.

—  Так она что, сама мне позвонит? — спросил он китайца.

—  Может, позвонит, может, нет, не знаю. Как Ши-фу скажет. — Пожав плечами, китаец произнес это, словно нечто само собой разумеющееся.

Для Андрея не было само собой разумеющимся, что какой-то хренов Ши-фу указывает его женщине, куда ей ходить и кому звонить. Но мнением Андрея, похоже, интересовались меньше всего.

— Ну, ребята, у вас прямо волюнтаризм какой-то! — Шинкарев все же высказал свое мнение хотя бы этому китайцу. — Ладно, пошел я. Ши-фу вашему привет, пусть живет, не кашляет.

Андрей повернулся уже, намереваясь двинуться вниз по Алексантеринкату поужинать в какой-нибудь, как говорят финны, «kapakka». Жаль, конечно, что в одиночестве, но ничего не поделаешь, сам таких выбрал — и женщину, и жизнь.

—  Постой! — послышался сзади резкий голос китайца.

—  Чего надо? — буркнул Шинкарев.

«В лоб хошь, Маугли?» Но внешне он не дал волю раздражению. Опять же центр Хельсинки не то место, где можно за здорово живешь давать в лоб, хотя бы и китайцу. Как заметил тот же К. Прутков: «Полиция в жизни каждого государства есть». В Финляндии полиция начеку, только ее не видно до поры до времени. А потом аннулируют Шенгенскую визу, физиономию внесут в компьютер, и пожалте из курьеров в дворники-с. Шинкарев переспросил, уже спокойнее:

—   Чего тебе?

—   Не мне. Тебе. — Китаец вручил Андрею дискету. — Отдай своему главному.

—   Что там? — усмехнулся Шинкарев. — Сибирская язва?

— Почему так? — не понял китаец. — Отдай, и все.

С тем они и расстались тогда. Дискетку Андрей передал по назначению, именно из нее и родился контракт, выполняя который он только что доставил электронный каталог комплектующих некоего изделия российской оборонной промышленности в содружестве с прикладной физикой. А теперь вот едет неизвестно куда и зачем. Одно, впрочем, известно: туда, где можно встретиться с Крысой. «Как в анекдоте: пока мне это нравится, подумал человек, пролетая мимо двадцать пятого этажа...»

—   Посплю я, пожалуй, — Андрей откинул голову на спинку сиденья, — двое суток не спал.

—   Спи, конечно. Нет, подожди... — Чен явственно посопел, принюхиваясь, сунулся в бардачок и протянул Андрею хрустящий целлофановый пакет — Это возьми.

Шинкарев и сам все понял, когда скинул узкие туфли. Ничего удивительного — весь день ходил, бегал, дрался. Только мертвые не потеют, а у живых, оно конешно... шибает-с. В пакете нашлись чистые носки и две гигиенические салфетки. Он сунул старые носки в пакет, плотно закрыл его и запихал в карман на дверце. Обтер гудящие от усталости ноги, потом руки, торс под рубашкой — по машине поплыл легкий запах лимона. Со стороны китайца что-то щелкнуло, зашипело, и он снова обернулся, протягивая Андрею банку пива.

—   Зачем ты стрелял в полицейского? — спросил тот и спокойно посмотрел Чену в глаза.

—   Это были не настоящие полицейские. — Китаец уверенно выдержал взгляд.

—   По мне, так слишком даже настоящие. Ну хорошо, а кто тогда?

—   Долго объяснять. У вас они тоже есть.

—   Где это — у нас?

—   В России.

—  Даже так! А нам-то что делать? В данный момент?

—  Для начала исчезнуть из города. Встретиться с... некоторыми людьми, передать, что ты привез. Потом дальше ехать, в горы.

—  И я поеду? Дальше-то?

—  Много спрашиваешь. Ты спать хотел? Спи, пожалуйста, ехать долго.

—  И то верно — меньше знаешь, лучше спишь.

С рокотом мотора машина уходила от центра города. Проскочив окраины, плотно застроенные жилыми многоэтажками и фабричными корпусами из волнистого кровельного железа, по гладкому шоссе на большой скорости она вошла в горы. Допив пиво, Андрей снова откинул голову, закрыл глаза. На грани яви и сна ему почему-то привиделся дядя.

...Родной дядя Андрея был награжден монгольским орденом за участие в войне на монголо-китайской границе в начале 70-х. Та война осталась малоизвестной. Она была маневренной: наши патрули гонялись на «газиках» за китайскими конными разъездами, и наоборот. Попав в окружение, откидывались гранатами, за перерасход которых дядя, как взводный, получал взыскание. Больше всего ему запомнилась бешеная езда по пустыне Гоби — без дорог, в любом направлении, — да монгольские монастырские пещеры. Из пещер можно было забирать сколько угодно старых книг и бронзовых статуэток Будды, сидящего с детской улыбкой, — никто не запрещал, хозяев не было. За изнасилование монгольской женщины, даже замужней, наказания не полагалось (у монголов низкая рождаемость), зато сифилис гарантировался стопроцентно. А вот за кражу седла или иной упряжи — многолетняя отсидка в земляной яме.

Когда к власти пришел Горбачев и началось «ускорение», дядя снял с пиджака два ордена Боевого Красного знамени, но монгольский орден оставил — за монголов ему не было стыдно. Был он чем-то похож на цыгана — невысокий мускулистый брюнет с темными усами. Не в их породу — светловолосую, по-северному сероглазую.

Андрей на мгновение приоткрыл глаза, вырвался из сна. Нельзя верить китайцам, вот что говорил дядя... и когда все готовились воевать с ними, и потом, когда начиналась дружба. Правда, он встречал только одних китайцев — маоистов, с автоматами и цитатниками. А Шинкарев всяких навидался...

В полусне он глянул вперед: на обрез капота с шорохом набегала лента асфальта, вырванная из тьмы светлыми кругами фар. На фоне дороги виднелся силуэт головы Чена; сбоку мелькали отражатели на дорожном ограждении, за ними все обрывалось в темноту, лишь круглые вершины выделялись на фоне чуть посветлевшего неба — с востока незаметно подбирался рассвет.