Ибрагим думал, что этот человек, который уже называет его просто по имени, отныне навсегда ставший другом в жизни, в самом главном, что есть в ней, — в труде, не мог бы говорить так горячо и искренне, если бы у него за душой было что-то нечестное и тайное от всех и особенно от него, Ибрагима. Значит, Саида тут ни при чем… Он ей по прежнему верит, так же как и этому инженеру с далеких берегов Невы…

А Васильев продолжал говорить:

— Для того чтобы твой остров не чувствовал волн, его диаметр должен быть…

Он задумался, затем стал писать ряд уравнений, постепенно опускаясь на корточки.

Решение было найдено и рассмотрено. Договорились на следующем. Танк Васильева будет разведывать, затем бурить. После этого на морской поверхности появится плавучий остров, закрепленный только на одной гибкой трубе. Никаких подводных оснований строить не надо, кроме стальной полусферы, которая будет служить как бы будкой над скважиной. В нее можно заходить из васильевской буровой для осмотра и ремонта. Подойдет подводный танк, выдвинет переходной тоннель, наглухо соединяющийся с будкой. По этому переходу в будку войдет мастер, проверит все, что нужно, и снова поползет васильевский дом, к следующей полусфере. Наверху будут только плавучие острова — цистерны. Вот примерно и все.

Но как можно расстаться, если есть еще неясные вопросы?..

Наступило утро. Два инженера, перепачканные мелом, сидели на корточках перед исписанным донизу парапетом.

— Ведь это мы уже проверяли, — удивленно заметил Гасанов, приподнимаясь и подавая Васильеву руку. — Помнишь, еще там, у скамейки?

— Да, как будто бы… Сейчас посмотрим.

Они торопливо пошли вдоль берега. Вот первая скамейка. Здесь они сидели. Вторая, третья… — Записей никаких.

— Может, мы не здесь ищем? — нерешительно сказал Ибрагим. — Они остались в другой стороне? Все объяснилось просто. Навстречу им шел сторож с тряпкой: он уже искал новую запись. Ничего не поделаешь, к утру здесь должно быть чисто!

Инженеры посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ну как? Совещание закончено? — стряхивая с костюма песок и мел, спросил Васильев.

— Пожалуй, пора, — потягиваясь и протирая глаза, словно спросонья, ответил Гасанов. — Но все-таки ты не совсем прав. Ты считаешь, что трубу без особой сложности нельзя будет закрепить в скважине. Недооцениваешь наших конструкторов. Отсталое, дорогой, у тебя понятие! Что делать бедному Ибрагиму? — Он притворно вздохнул. Как часто говорит наш парторг: «Кто ищет друга без изъяна, совсем останется без друга».

Вот оно, утро! Легким бризом вздохнуло море. Белый парус скользнул над волнами. Из репродуктора вместе с маршем вырвался бодрый голос: «Начинаем утреннюю зарядку…»

Гасанов удивленно посмотрел на часы. Не может быть!.. Семь часов! Он протянул руку Васильеву и, улыбаясь, проговорил.

— Ну что я теперь скажу Саиде?..

Уже не оглядываясь, он почти побежал к воротам.

Васильев еще долго стоял у каменного парапета.

Инженер Гасанов жил недалеко от института. Вот и его дом, подъезд…

Прыгая через несколько ступенек, он взбежал на второй этаж. Ему хотелось сейчас же обо всем рассказать Саиде.

Да, конечно, это он был слепой! Оскорбленное самолюбие, обида и, как ни стыдно в этом признаться, что-то вроде глупой ревности заслоняли ему ясную и чистую дорогу. Сквозь этот густой и липкий туман он не мог рассмотреть ни самого Васильева, ни его большие дела. Только сейчас он понял увлечение Саиды. Ради этих смелых дел можно и дом свой позабыть и все на свете…

Чувство безраздельной нежности и вместе с тем своей вины перед Саидой овладело Ибрагимом… Он виноват перед ней не за поступки — в этом его нельзя упрекнуть! — он виноват за свои мысли, за свои сомнения и перед ней и, что особенно неприятно, перед своей совестью! Это как зубная боль, что ни на минуту не оставляет тебя в покое. Тщетно старался Ибрагим заглушить это чувство всем, чем только мог: мыслями о своем разговоре с Васильевым, думами о новых делах. Но все было напрасным…

Он остановился у двери своей квартиры. Где же ключ? Инженер порылся в кармане. Впрочем, он совсем позабыл о причудах Саиды. Она решила придуманные ею приборы телеавтоматики поставить на длительную эксплуатацию в своей квартире. Сделала какие-то радиореле и расставила в разных местах, чтобы удобно было наблюдать их работу. Вместо ключа она вручила мужу коробочку, вроде спичечной, но только из пластмассы и с кнопками. Гасанов вынул ее из кармана и улыбнулся. «Бедный Ибрагим! Ты до сих пор не можешь к ним привыкнуть… Какую же нажимать?.. Кажется, вот эту красную?» подумал он, нажимая кнопку.

Дверь медленно распахнулась. Он вошел в прихожую, нажал эту же кнопку еще раз. Дверь беззвучно захлопнулась.

«Ну и фокусница!» усмехнулся он и осторожно, стараясь не шуметь, пошел по коридору.

Саида придумала упрятать в коробку импульсный радиопередатчик. Он настроен на волну приемника у двери. Этот аппарат принимает сигнал, после чего через реле автоматически открывает и закрывает дверь.

Гасанов вошел в столовую, нажал еще одну кнопку и услышал, как в ванной комнате зашумела вода.

«А все-таки четко работает ее телеавтоматика, — подумал он. Сейчас ванна наполнится, и кран автоматически закроется. Саида говорит, что все эти фокусы ей нужны для дальнейшего… Посмотрим, когда потребуются ей автоматически открывающиеся и закрывающиеся краны, — с теплой усмешкой рассуждал инженер-конструктор. — Я могу, конечно, признавать всю эту радиомеханику, больше того — по темноте своей, верить во все чудеса… Мало ли на что способны такие универсальные специалисты, как моя Саида! Но из-за чего же я должен страдать?»

Плохо приходится Ибрагиму. Он часто путает кнопки и наполняет ванну водой, вместо того чтобы открыть дверь. Он гасит все лампы в квартире, когда приходит, и включает их, когда уходит.

Ему просто невозможно существовать в такой «переавтоматизированной» квартире. Но что поделаешь? Если эти опыты нужны, придется потерпеть.

В столовой было темно. На окнах висели тяжелые портьеры. Гасанов в темноте ощупал коробочку и снова нажал кнопку. На этот раз правильно: вспыхнул свет. Он лился широким потоком сверху, сквозь стеклянный бордюр, где были искусно замаскированы люминесцентные трубки.

Посреди комнаты, на голубом ковре, стоял круглый стол, сделанный из полированного ореха и полупрозрачного молочно-белого стекла. В нише блестели хрустальные графины, бокалы, тарелки. Они светились фосфоресцирующими узорами восточных орнаментов, затейливо спрятанными в толще стекла. Откуда Саида достала эту экспериментальную посуду, Ибрагим до сих пор не знал.

Он шел на цыпочках, стараясь не шуметь. Остановился возле спальни, снял ботинки, взял их в руку и тихо открыл дверь. Окна были завешены. Сверху лился слабый свет, словно светилось ночное небо: это фосфоресцировала синяя краска потолка.

Саида лежала одетая на диване. Тонкий лучик, проникший сквозь щель в портьерах, дрожал на ее лице. Гасанов осторожно закрыл дверь.

С грохотом упал ботинок.

Ибрагим подошел к Саиде и виновато заглянул ей в лицо.

— Я не спала всю ночь и думала, — сдерживая волнение, начала Саида. — Так дальше жить нельзя!.. Мне кажется, что между нами стоит стальная стена подводного дома. Да-да, именно стена!

Гасанов стоял смущенный и растерянный.

— Нет-нет, не говори мне ничего! — Саида ударила рукой по подушке. — Я понимаю тебя. Ты хочешь, чтобы я бросила работы Васильева и занялась приборами, которые нужны тебе… Но не сейчас… Не знаю… Пойми меня… Может быть, не скоро, но я это сделаю… Спрошу Али Рустамова. Он поймет… он скажет…

Второй ботинок выскользнул из рук Гасанова. Он посмотрел на Саиду непонимающими глазами, затем обеспокоено положил ей руку на лоб:

— Ты здорова?