Было очень поздно, и, когда дверь открылась, я уже раскаивался в том, что позвонил в колокольчик. Франк принял меня в майке и тех самых комичных трусах, которые мы все носили до Первой мировой. Увидев меня, он заулыбался. Но, когда понял причину моего визита, выражение его лица изменилось:

– Я думал, ты пришел сдать мне повесть, законченную и хорошо отредактированную! – заявил Струб с порога.

– Но дело в том, что львы в сельве не живут, Франк… – попытался оправдаться я.

– Львы? Какие еще львы? Естественно, они живут в сельве! Раз доктор Флаг говорит, что львы живут в сельве, значит, они там живут! И точка! Если целый легион римлян не смог найти дороги назад, почему бы какому-то паршивому льву там не заблудиться? Или ты вообразил, что львы пользуются компасом?

– Но, Франк, пигмеи не каннибалы…

– А тебе что за дело до того, каннибалы они или вегетарианцы?! – оборвал он меня. – Ты что, спятил, Томи? Или ты хочешь, чтобы Флаг съел меня живьем? Он может подать на меня в суд и обвинить в любых грехах, стоит ему захотеть. Даже в плагиате.

В окне дома зажегся свет. Франк, увидев это, распалился пуще прежнего.

– Смотри, до чего ты довел дело! Теперь еще и дети проснулись. Ты что, хочешь, чтобы им пришлось спать на улице? Ты этого добиваешься, Томи? Ты решил разорить мою семью?

– Конечно же нет, Франк…

– Тогда иди домой и пиши эту идиотскую повестушку! У тебя есть еще три дня, Томи. Через три дня ты мне должен принести ее перепечатанную на машинке в трех экземплярах. А теперь иди домой! И поставь новую ленту, а то под копирку третья копия выходит плохо.

Прежде чем закрыть дверь, он понизил голос. Но даже теперь, шестьдесят лет спустя, я отчетливо слышу его слова:

– Что ты о себе вообразил, Томи? Что ты ученый? Философ? С сегодняшнего дня ты писатель, Томи, паршивый писатель.

Как я поступил? Просто отправился домой и написал «Пандору в Конго» за три дня и две ночи. Струб даже не дал мне возможности задать ему вопрос о том, в чем же состояла Теория Спор.

В начале главы я сказал, что эта история началась с трех похорон, однако до сих пор не показал читателю ни одного трупа. На самом же деле история пока еще не началась. Мне просто необходимо было как следует объяснить, в чем состояла моя работа. Иными словами: если кто-то воображал, что труд литературного негра чем-нибудь привлекателен, надеюсь, теперь в этом разочаровался.

После «Пандоры в Конго» последовало множество подобных повестушек. Все они были столь же отвратительны, как и первая, а может, даже и хуже. В это трудно поверить, но в самом деле попадались и гораздо более скверные.

Схема всегда повторялась и была до безумия патриотичной: британские следопыты оказывались самыми славными в мире, французы – страшными занудами, итальянцы – жеманными, а португальцы – совершенными троглодитами. Сюжеты отдавали милитаризмом в духе Библии: большинство героев были либо миссионерами, либо военными, а иногда и тем и другим сразу: военными капелланами. Расизм, который пронизывал повествование, казался реакционным даже для того времени. Все персонажи-африканцы делились на две категории: благородные дикари и дикари-каннибалы. Первые могли претендовать на роль покорных слуг, чей интеллект не превышал уровня восьмилетнего ребенка. О вторых я предпочитаю не вспоминать.

Что касается моих доходов, жаловаться мне не приходилось. Правда, Франк платил мне мало, даже очень мало. Старикан Флаг нещадно эксплуатировал его. А поскольку я работал негром у другого негра, мне приходилось терпеть двойную эксплуатацию. Я принимал безоговорочно тот факт, что Франк присваивал часть моих теоретических доходов. В противном случае с какой стати он стал бы давать мне работу? С другой стороны, мне было нетрудно войти в положение отца многодетного семейства.

Однажды Франк не пришел на встречу в условленный час. Обычно мы встречались в небольшом пабе и обменивались материалами. Я вручал ему законченную повестушку, а он передавал мне сценарий следующей. Мы оба не любили терять время впустую. Поэтому, прождав его три четверти часа, я сильно растерялся. Только невероятные обстоятельства могли объяснить его отсутствие. Мне пришло в голову, что он заболел или кто-то из детей подцепил ветрянку, а может быть, все трое сразу. Наконец я решил сходить к нему домой.

Женщина, которая открыла мне дверь, была негритянкой. Меня удивило, что Франк мог на ней жениться. В 1914 году смешанные браки представляли собой редчайшее явление, но я подумал, что, возможно, его увлечение Африкой началось именно с этого брака. Женщина казалась настоящим комком нервов. Она сказала только:

– Вы друг Франка? Проходите, пожалуйста!

Она проводила меня прямиком в спальню и указала на кровать.

Действительно, обстоятельства, не позволившие Франку прийти на встречу, оказались чрезвычайными: он умер.

Один его глаз смотрел вверх, а другой был закрыт, словно подмигивал вечности. Я уже говорил, что Франк не принадлежал к числу моих близких друзей, отнюдь нет. Но подобное несчастье способно взволновать любого человека.

– О, госпожа Струб! Я вам так сочувствую! – воскликнул я, заключая ее в братские объятия. – Если вам нужна помощь, если я могу что-нибудь сделать для вас или для ваших троих детей, не стесняйтесь попросить меня об этом; я все сделаю, клянусь честью. Бедный Франк! Как ему не повезло!

Женщина нахмурила брови, и я понял, что мои слова показались ей странными.

– Какие дети? – спросила негритянка. – Насколько мне известно, у Франка нет детей, он холостяк. – Она сразу же исправила свою оговорку: – То есть был холостяком.

Ее заявление поразило меня, и я отступил на шаг.

– Холостяком? А с кем же тогда я имею честь разговаривать?

– У нас с ним был уговор. Ночь со среды на четверг мы всегда проводили вместе. Сегодня я проснулась и увидела, что он мертв. – Она объясняла это, избегая смотреть мне в глаза. Неожиданно в ее голосе зазвучали игривые нотки. – Мне кажется, я вас знаю. Не тот ли вы молодой человек, который однажды вечером постучал в эту дверь? Я вас видела через окно.

В то время практически вся литературная продукция Лютера Флага была делом моих рук. Я выработал отличную систему и был способен кропать три повестушки в неделю. На самом деле иногда я даже начинал писать книгу до того, как получал сценарий. Франк ограничивался тем, что исправлял мою пунктуацию (мне всегда плохо давались точки и запятые, а тем более точки с запятыми), немного изменял отдельные абзацы, если героям недоставало патриотизма, и вычеркивал те, в которых негры выглядели слишком умными.

Обескураженный, я опустился на стул, не выпуская из рук шляпы. Мой взгляд был устремлен на кровать: в голове роилось множество мыслей, но ничего путного я придумать не мог. Сейчас уже трудно припомнить ход моих размышлений. Прошло больше шестидесяти лет с того дня, как умер Франк Струб.

– Какого большого писателя потерял мир! – сказала женщина. Теперь она казалась более расстроенной.

– Да, большого писателя… – эхом повторил я.

– Вы знаете доктора Флага? – оживилась она. Воистину, ее настроение менялось с огромной скоростью.

– Да, я кое-что о нем слышал, – пробормотал я, не слишком вслушиваясь в ее слова.

– Хотите, я вам кое-что расскажу? Так вот – книги доктора Флага написал не доктор Флаг!

И она рассмеялась еще веселее.

– Неужели правда? – спросил я.

– Честное слово. А знаете, что самое смешное во всей этой истории?

– Позвольте мне сделать предположение: Франк писал повести для доктора Флага.

– Вовсе нет! Это было бы просто смешно, и только. А самое смешное в том, что доктор Флаг воображает, что их пишет господин Спенсер!

Я так и подскочил:

– Кто это еще такой – господин Спенсер?

– Он передает Франку литературные сценарии. Господин Спенсер раньше работал негром доктора Флага. В один прекрасный день он предложил писать эти повести Франку. С этого дня господин Спенсер просто передавал сценарии доктора Флага бедному Франку.