Джереми, однако, не слишком-то верил в эти оргии, которым семейство Мартин могло предаваться разве что в обществе обитавших в местной пустыне койотов. Хелен Мартин была довольно высокомерной молодой женщиной с длинными черными волосами – впрочем, и муж ее тоже избытком любезности не отличался, – но вряд ли стоило из-за этого воображать ее чуть ли не порнозвездой… Что же до Пола, то он был – мягко выражаясь – весьма гнусным типом. Накануне своей смерти он, как всегда, строил из себя невесть что, расписывая всем в школе, на каких огромных медведей он будет охотиться во время каникул в Йосемитской Долине[1]. А вместо медведей по совершенно непонятной причине получил белую кладбищенскую стену – прямо в морду. «Несчастный случай произошел вследствие того, что машина потеряла управление» – так записал в полицейском отчете шериф Уилкокс. Учитывая, что было всего лишь восемь утра, все это выглядит абсолютно необъяснимым. Вскрытие показало, что Френк Мартин был трезв как стеклышко. Может, ему стало плохо? Большинство обитателей городка склонялись к тому, что именно так все и произошло. Водитель внезапно почувствовал себя плохо, причем на довольно опасном повороте, где большинство машин тем не менее скорости обычно не снижало.

Джереми вновь увидел перед собой насмешливое лицо Пола, усыпанное веснушками, его маленькие любопытные глазки и вечно набитый жвачкой рот с очень красными губами. У него всегда была в запасе масса всяких фокусов. Настоящий хитрец. Правда, не слишком-то симпатичный – мягко выражаясь. Из тех чистеньких, аккуратно причесанных мальчиков, что, улыбаясь ангельской улыбкой, способны отрывать крылья у живой мухи. «Не очень симпатичный, но интересный», – подумал Джем, стоя перед сверкающим на солнце надгробием. Интересный, но мертвый. Мертвый на веки веков.

Для Джереми смерть являла собой нечто совершенно абстрактное. Когда ему было четыре года, его родители погибли в авиакатастрофе – тогда-то он и оказался у Деда. Леонард Ахилл, его дед по материнской линии – молчаливый, похожий на какую-то величественную статую гигант с потрясающей бородой, – уже двадцать лет как овдовел. Характер у него, конечно, не сахар, но зато он совсем не злой. Нужно просто уметь найти к нему подход. Они с Джемом прекрасно ладили – занимаясь каждый своим делом.

Вскоре после авиакатастрофы страховая компания прислала им пепел погибших родителей в малахитовой урне – Дед поставил ее на каминную полку. Когда Джем был совсем маленьким, он часами напролет разговаривал с урной в надежде на то, что его родители вот-вот выскочат оттуда – словно джинн из волшебной лампы Аладдина. Однако они так и остались там, внутри; Джем вырос, и теперь урна служила чем-то вроде подставки для фотографии, на которой был снят его класс.

Глядя на могилу, в которой покоились останки Пола, Джем всякий раз думал о смерти: подобно какой-то таинственной невидимой резинке она раз и навсегда стирает кого-то с лица земли, опрокидывая тем самым все твои представления об этом мире. Деду не нравится привычка Джема шляться по кладбищу. Он говорит, что живым там не место.

Джереми встряхнул головой. Если он собирается к Лори, то надо пошевеливаться. В последний раз глянув на сверкающий на солнце черный мрамор надгробия, он пустился бежать.

Дом Лори возвышался немного поодаль, как раз по другую сторону дороги; между ним и кладбищенскими магнолиями – с одной стороны, а с другой – станцией обслуживания Дака Роджерса лежало открытое пространство. Вихри пыли взвивались над асфальтовым покрытием, и Джем на мгновение представил себе банду Билли Кида, с ликующими воплями несущуюся во весь опор, стреляя во что ни попадя. Ну нет, конечно же, это подло. Лучше так: средь белого дня – картина, подобная жуткому чуду: черная лошадь с пеной у рта скачет невесть откуда; вся грудь у нее – в кровавых следах, безумье – в от ужаса круглых глазах; она…

Должно быть, он уже успел позвонить, ибо мать Лори стояла в дверях и на него смотрела. Джереми прочистил горло.

– Здравствуйте, миссис Робсон. Лори дома?

– Ну конечно же; заходи, он у себя…

Когда Джему приходилось общаться с миссис Робсон, ему всегда делалось как-то не по себе. И вовсе не потому, что она когда-нибудь не слишком любезно с ним обошлась, нет – из-за ее лица. Создавалось впечатление, будто она каждый день буквально покрывает его слоем штукатурки. Не лицо, а какая-то маска из тонального крема с как попало размазанной по губам красной помадой. Джереми никак не мог взять в толк, почему бы мистеру Робсону не сказать жене, что такая вот физиономия разве что для карнавала годится. Но хуже всего – парик. Ну, или просто какая-то жуткая копна вьющихся волос – ярко-рыжих, словно у девицы из телесериала. Да, конечно же, именно такой вид и хотела придать себе миссис Робсон – этакой героини телесериала, однако все старания ее явно шли коту под хвост: похожа она была всего лишь на малость чокнутую и порядком спившуюся цветную домохозяйку.

В том, что она алкоголичка, Джереми нисколько не сомневался. Говорила она всегда каким-то тягучим голосом, еле ворочая языком, – создавалось такое впечатление, будто она вот-вот вырубится, так и не закончив фразы.

Стерев несуществующее пятнышко со своего ярко-розового платья, она коричневой рукой указала на лестницу:

– Лори наверху… Пить хочешь? Могу предложить апельсинового напитка…

– Нет, спасибо; я ненадолго.

Прыгая через две ступеньки сразу, Джереми буквально взлетел вверх по лестнице. Он был уверен в том, что миссис Робсон – с глазами, как у мертвой рыбы, и безобразно размазанной вокруг рта губной помадой – так и стоит внизу, возле двери, следя за каждым его движением.

Лори сидел за компьютером. Ничего не видя и не слыша вокруг, он с увлечением стучал по клавишам; светящийся экран отбрасывал голубоватые отблески на темную кожу его лица. Джереми подошел поближе. Лори выводил на экран какие-то цифры. Длинные колонки цифр. В знак приветствия он лишь поднял два пальца вверх. Джереми, склонившись, взглянул на экран через плечо Лори:

– Что это?

– Небольшая попытка заняться нумерологией.

– Чем-чем?

– Нумерологией; это такое мистическое учение.

Джереми вгляделся в колонки цифр. В их классе он был единственным из белых, у кого не было домашнего компьютера. Даже Лори хоть и был черным, но компьютер имел. Однако Джереми, честно говоря, было на это почти что наплевать. Он давно уже заметил, что большинство мальчишек просто не в состоянии по-настоящему пользоваться этой штуковиной. Самое большее, на что они способны, так это играть в жалкие компьютерные игры, делая вид, будто открывают для себя некие совершенно новые чудесные миры. Так, самая обычная чепуха. Правильно, наверное, говорит Дед: «Даже если всем этим балбесам дать лучший в мире компьютер, они все равно ни за что не сумели бы расписать Сикстинскую капеллу». У Деда есть книжка про Сикстинскую капеллу – более чем потрепанная; он выкопал ее среди хлама, оставшегося от одного старого фермера, – тот в свое время был художником-любителем, а когда он отдал концы, все оставшиеся после него довольно жалкие артиетические пожитки его семейство вышвырнуло на помойку.

Внезапно Лори обернулся к Джему; его большие черные глаза сверкали от возбуждения.

– Когда ты родился?

– Зачем тебе это?

– Неважно! Вечно ты во всем подозреваешь какой-то подвох!

– Двадцать первого августа тысяча девятьсот восемьдесят второго.

Лори отстучал дату на клавиатуре, потом нажал еще какие-то кнопки и сказал:

– А я – семнадцатого марта.

– Ну и что дальше?

– Дальше ждем пару секунд и получаем определенную последовательность цифр. Сейчас посмотрим.

Джереми отвернулся. Мистические учения нисколько не интересовали его. Вовсе ни к чему знать будущее. Твое будущее всегда с тобой – в твоей собственной черепушке. Тут Лори торжествующе вскричал:

– Ну конечно же! Ты только взгляни! По две цифры в наших судьбах совпадают.