«Но затем он нашел тебя, — говорила она. — Он нашел тебя. Ты научила его своими словами и действиями, что жизнь не всегда должна быть серьезной. Что жизнь нужна для того, чтобы жить. Что жизнь — одно великое приключение, жить нужно было полной и насыщенной жизнью».

Его мама была права во всем.

Когда я наблюдала, как этот мальчик источает темноту, я осознала, что это был тот Рун, которым ожидала миссис Кристиансен — нет, боялась — он станет. Это была та врожденная переменчивость настроения, которая укрывалась под поверхностью других качеств ее сына.

Склонность к тьме, не к свету.

Молча я решила развернуться. Оставить Руна в одиночестве с его гневом.

Лунные сердца и солнечные улыбки. Я повторяла мантру бабушки в своей голове. Я зажмурила глаза и пыталась оттолкнуть боль, что грозила затопить меня. Пыталась предотвратить эту боль в груди, боль, которая говорила мне то, во что я не хотела верить.

Что я сотворила это с Руном.

Я начала двигаться вперед, чтобы уйти, самосохранение захватило контроль. Когда я сделала это, то ощутила пальцы вокруг своего запястья и развернулась.

Зрачки Руна были поглощены его кристально-голубыми радужками.

— Нет! Стой здесь и расскажи мне. — Он сделал глубокий вдох и, потеряв контроль, закричал: — Скажи мне, какого черта ты оставила меня одного!

На этот раз его злость была безгранична. На этот раз в его словах была сила пощечины. Вишневая роща поплыла передо мной, мне потребовалось время, чтобы осознать, что слезы застилали мой взор.

Слеза покатилась по моей щеке, мрачный взгляд Руна не дрогнул.

— Кто ты? — прошептала я. Я покачала головой, когда Рун продолжал пялиться на меня, небольшая морщинка в углу глаза была единственным свидетельством, что мои слова оказали хоть какой-то эффект на него. — Кем ты стал? — Я посмотрела на пальцы, которые все еще держали мое запястье. Чувствуя комок в горле, я сказала: — Где мальчик, которого я любила? — Рискнув еще раз посмотреть в его лицо, я прошептала: — Где мой Рун?

Внезапно Рун отцепил свои пальцы от моей руки, как будто моя кожа обжигала. Мерзкий смех слетел с его губ, когда он пригвоздил меня взглядом. Он поднял руку и нежно погладил мои волосы — противоречиво мягкий жест по сравнению с ядом, который он выдал:

— Ты хочешь узнать, куда делся тот мальчик? — Я сглотнула, когда он рассматривал каждую часть моего лица — каждую черточку, кроме моих глаз. — Ты хочешь узнать, куда делся твой Рун? — Он скривил губы в отвращении. Как будто мой Рун был кем-то недостойным. Как будто мой Рун не стоил всей любви, что я чувствовала к нему.

Склонившись, он встретился со мной взглядом, его взгляд был таким суровым, отчего мурашки поползли по моей спине. Он резко прошептал:

— Тот Рун умер, когда ты оставила его одного. — Я пыталась отвернуться, но Рун преградил мне путь, не давая избежать его уничтожающей жестокости. Я втянула резкий вдох, но Рун не закончил. В его глазах я видела, что он далек от конца.

— Я ждал тебя, — сказал он. — Я ждал и ждал, что ты позвонишь и все объяснишь. Я звонил всем, кого знал здесь, пытаясь найти тебя. Но ты исчезла. Уехала заботиться о какой-то больной тете, о существовании которой я даже не знал. Твой отец не стал говорить со мной, когда я пытался, ты полностью отгородилась от меня. — Он сжал губы, когда пытался облегчить боль. Я видела это. Видела боль в каждом его движении, в каждом слове, он снова перенесся в болезненные воспоминания.

— Я говорил себе потерпеть, что со временем ты все объяснишь. Но когда дни превратились в недели, а недели в месяцы, я перестал надеяться. Вместо этого я погрузился в боль. Вместо этого я погрузился в темноту, которую ты создала. Когда прошел год, и мои письма и сообщения остались без ответа, я позволил боли поглотить меня, пока ничего не осталось от прежнего Руна. Потому что пришел такой день, когда я не смог смотреть в зеркало, не смог больше быть на месте того Руна. Потому что у того Руна была ты. У того Руна была Поппимин. У того Руна было целое сердце. Твоя половинка и моя. Но твоя половинка бросила меня. Она исчезла, и я позволил тому, что во мне есть сейчас, пустить корни. Темноте. Боли. Гребаной куче злости.

Рун наклонился, пока его дыхание не опалило мое лицо.

— Ты сделала меня таким, Поппи. Тот Рун, которого ты знала, умер, когда ты превратилась в суку и нарушила каждое свое обещание.

Я отшатнулась, не в состоянии сохранить равновесие от его слов. Его слова были как пули в мое сердце. На лице Руна не выражалось ни капли сожаления. Я не видела сочувствия в его взгляде. Просто холодная, жесткая правда.

Он имел в виду каждое слово.

Затем, взяв с него пример, я позволила гневу завладеть мной. Я передала контроль всему гневу, что был внутри меня. Я бросилась вперед и ударила Руна в грудь. Не ожидая, что он хоть шелохнется. Я была удивлена, что он отшатнулся, прежде чем быстро вернул равновесие.

Но я не остановилась.

Я ударила его снова, обжигающие слезы катились по моему лицу. Я снова и снова била его по груди. Крепко стоя на земле, Рун не шелохнулся. Поэтому я била энергично. Всхлип сорвался с моих губ, когда я ударила его по туловищу, мышцы перекатывались под его футболкой, пока я высвобождала все, что накопилось внутри меня.

— Я ненавижу тебя! — я кричала во всю силу своих легких. — Я ненавижу тебя за это! Я ненавижу человека, которым ты стал! Я ненавижу вас обоих! — я задыхалась от криков и пошатнулась, изможденная.

Видя, что его взгляд по-прежнему решительно направлен на меня, я использовала последнюю каплю своей энергии, чтобы крикнуть:

— Я спасала тебя, Рун! Я спасала тебя от боли. Я спасала тебя от чувства беспомощности, которое охватило всех, кого я люблю.

Светло-русые брови Руна слились в одну хмурую линию над его глазами. Замешательство исказило его красивое лицо.

Я сделала еще один шаг назад.

— Потому что я не могла видеть тебя, не могла вынести саму мысль, что ты увидишь то, что случится со мной. Я не могла сделать это с тобой, когда ты был так далеко. — Всхлип покинул мое горло. Так много всхлипов, что моя грудь захрипела от напряжения.

Я закашляла, прочищая горло, и двинулась вперед туда, где Рун все еще стоял как статуя. Положив руку на сердце, я сказала хриплым голосом:

— Я должна была бороться. Отдать на это все силы. Я должна была попытаться. И больше всего на свете я хотела, чтобы ты был рядом все это время. — Мои мокрые ресницы начали сохнуть на прохладном воздухе. — Ты бы бросил все, чтобы попытаться добраться до меня. Ты уже ненавидел своих родителей, ненавидел свою жизнь в Осло, я могла слышать это каждый раз, когда мы говорили. Ты становился таким жестоким. Как бы ты смог совладать с этим?

В моей голове пульсировало, головная боль атаковала меня.

Мне нужно было уйти. Мне нужно было уйти от всего этого. Я попятилась. Рун по-прежнему стоял неподвижно. Я даже не была уверена, что он моргал.

— Мне нужно идти, Рун. — Я схватилась за грудь, зная, что последний кусочек моего сердца разобьется после следующих слов: — Просто оставь всё как есть, в вишневой роще, которую мы так сильно любили. Позволь нам закончить, что мы должны... что бы у нас ни было. — Мой голос почти затих, но собрав все силы, я сказала: — Я буду держаться от тебя подальше. Ты держись подальше от меня. Мы, наконец, оставим нас в прошлом. Потому что таков наш путь. — Я отвела взгляд, не желая видеть боль в глазах Руна. — Я не вынесу всю эту боль, — я слабо рассмеялась.

— Мне нужны лунные сердца и солнечные улыбки, — я улыбнулась про себя. — Вот, что держит меня. Я не перестала верить в красоту мира. Я не позволю этому разрушить меня. — Я заставила себя посмотреть на Руна. — И я не буду причиной того, что кому-то еще больно.

Когда повернула голову, я увидела, что агония исказила лицо Руна. Но я не задержалась. Я побежала. Бежала быстро, только сумев преодолеть свое любимое дерево, когда Рун схватил меня за руку и развернул снова.