— Вот и она, — я прижался в поцелуе к одной из ямочек.

— Вот она я, — повторила Поппи, — так бесповоротно влюбленная в тебя.

Поппи подняла голову и поцеловала меня. Когда она легла на сиденье, ее глаза были закрыты, засыпая. Я наблюдал за ней мгновение, прежде чем закрыл дверь. Как только я это сделал, уловил, как Поппи прошептала:

— Поцелуй четыреста тридцать четыре, с моим Руном на пляже... когда его любовь вернулась домой.

Через окно я видел, что Поппи уже уснула. Ее щеки были красными, из-за того, что она плакала, уголки ее губ были приподняты вверх, изображая подобие улыбки.

Я не был уверен, как кто-то настолько идеальный, вообще мог существовать.

Обходя капот машины, я вытащил сигареты из заднего кармана и поджег одну зажигалкой. Я сделал столь необходимую затяжку. Закрыл глаза, когда попадание никотина в легкие успокоило меня.

Я открыл глаза и уставился на рассвет. Солнце садилось за горизонт, разметая вспышки оранжевого и розового на своем пути. Пляж был почти пустой, но пожилая пара, которую я видел прежде, осталась.

Только на это раз, когда наблюдал за ними, все еще влюбленными после стольких лет, я не чувствовал горя. Когда оглянулся на спящую в машине Поппи, я чувствовал... счастье. Я чувствовал себя счастливым. Позволил себе быть счастливым, несмотря на всю боль. Потому что... вот он я... так бесповоротно влюблен в тебя...

Она любила меня.

Поппимин. Моя девочка. Она любила меня.

— Этого достаточно, — сказал я ветру. — Сейчас этого достаточно.

Бросив окурок на землю, я сел на водительское сиденье и повернул ключ. Двигатель завелся, и я отъехал от пляжа, уверенный, что мы приедем сюда снова.

И даже если нет, как сказала Поппи, у нас было это мгновение. У нас было воспоминание. У нее были поцелуи.

А у меня была ее любовь.

***

Когда я вырулил на подъездную дорожку, опустились сумерки, а на небе засияли звезды. Поппи проспала всю дорогу до дома, ее спокойное дыхание было комфортным звуком для меня, пока я вез нас по темной дороге к дому.

Поставив машину на режим «парковка», я вылез и обошел ее к стороне Поппи. Открыл дверь так тихо, как мог, расстегнул ремень и сгреб Поппи на руки.

Казалось, будто она ничего не весит, когда инстинктивно свернулась у меня на груди, ее теплое дыхание касалось моей кожи. Я пошел с ней к двери, и когда достиг верхней ступеньки, входная дверь открылась, мистер Личфилд стоял в коридоре.

Я продолжил двигаться вперед, и он отошел с дороги, позволяя мне нести Поппи к ее спальне. Мама и сестры Поппи сидели в гостиной перед телевизором.

Ее мама подскочила на ноги.

— Она в порядке? — прошептала она.

Я кивнул.

— Просто устала.

Миссис Личфилд наклонилась и поцеловала Поппи в лоб.

— Крепких снов, малышка, — прошептала она. Моя грудь сжалась от этой картины, затем она кивнула, чтобы я отнес Поппи к ней в комнату.

Я пронес ее по коридору и через дверь. Так осторожно как мог, положил ее на кровать, улыбнувшись, когда рука Поппи в привычном жесте искала меня на моей стороне кровати.

Когда дыхание Поппи снова выровнялось, я сел на край кровати и провел рукой по ее лицу. Наклонившись, я поцеловал ее в щеку и прошептал:

— Я люблю тебя, Поппимин. Навечно и навсегда

Поднявшись с кровати, я замер, заметив силуэт мистера Личфилда у двери, он наблюдал... прислушивался.

Я стиснул челюсти, когда он пялился на меня. Выдохнув через нос, я молча прошел мимо него дальше по коридору и в машину, чтобы забрать свой фотоаппарат.

Потом вернулся в дом оставить ключи от машины на столике в коридоре. Когда я входил, мистер Личфилд вышел из гостиной. Я остановился, неловко раскачиваясь, когда он вытянул руку за ключами.

Я передал их ему и развернулся уходить, но он спросил:

— Вы хорошо провели время?

Мои плечи напряглись. Заставив себя ответить, я встретился с его взглядом и кивнул. Помахав миссис Личфилд, Иде и Саванне, я вышел через дверь и спустился по ступенькам. Когда достиг нижней ступеньки, услышал:

— Ты знаешь, она тоже любит тебя.

Голос мистера Личфилда вынудил меня остановиться и, не оглядываясь назад, я ответил:

— Знаю.

Я пересек лужайку к своему дому, направился прямо к себе и бросил фотоаппарат на кровать. Я намеревался переждать следующие несколько часов, прежде чем отправлюсь к Поппи. Но чем больше я смотрел на чехол от фотоаппарата, тем больше хотел увидеть, какие получились фотографии.

Фотографии Поппи, танцующей в море.

Не дав себе шанса отказаться, я схватил фотоаппарат и прошмыгнул в проявочную комнату в подвале. Когда дошел до двери и повернул ручку, включил свет. Я вздохнул, когда странное чувство накрыло меня.

Потому что Поппи была права. Папа подготовил эту комнату для меня. Мое оборудование было там, где я его оставил два года назад. Все ждало меня.

В процессе проявки фото мне казалось, будто я никогда не отказывался от этого. Я наслаждался узнаваемостью каждого шага. Ничего не было забыто, как будто я был рожден с этой способностью.

Как будто мне был дан этот дар. Поппи знала, что я нуждаюсь в этом, когда я был слишком ослеплен прошлым, чтобы понять.

Запах химических веществ ударил мне в нос. Прошел час, и я наконец-то отошел, фото висели на прищепках, секунда за секундой раскрывая мгновения, запечатленные на пленку.

Красный свет не мешал мне увидеть то, что я запечатлел. Когда я проходил мимо рядов фото, жизни во всей красе, то не мог предотвратить жжение от восторга в своей груди. Я не мог перестать улыбаться этой работе.

Затем я остановился.

Я остановился у фотографии, которая привлекла меня. Поппи держала подол своего платья, танцуя на мелководье. С беззаботной улыбкой и развеваемыми ветром волосами, Поппи смеялась от всей души. Ее глаза сияли, а кожа покраснела, когда она смотрела через плечо на меня. Солнце освещало ее лицо под таким углом, что она была такой чистой и красивой, как будто она была центром счастья, притягивая радость.

Я поднял руку, держа ее в сантиметре от фотографии, и очертил пальцем ее сияющее лицо, ее мягкие губы и раскрасневшиеся щечки. И я почувствовал это. Почувствовал всепоглощающую страсть к этому ремеслу, которая возвращалась к жизни внутри меня. Эта фотография. Эта фотография закрепила то, что я всегда втайне знал.

Я хотел заниматься этим всю свою жизнь.

Был смысл в том, что это фото доставило сообщение домой — девушка на нем была моим домом. Раздался стук в дверь и, не отрывая взгляда от фото, я ответил:

— Ja?

Дверь медленно открылась, и я понял кто это, прежде чем оглянулся. Мой папа вошел в затемненную комнату на несколько шагов. Я посмотрел на него, но отвернулся, увидев выражение его лица, когда он поглощал взором все фото, что висели на прищепках в комнате.

Я не хотел сопротивляться тому, что означало это чувство в моем животе. Больше нет.

Минуты проходили в тишине, прежде чем папа тихо сказал:

— Она невероятно прекрасна, сын.

Моя грудь сжалась, увидев, что он смотрел на фото, с которым я стоял ранее.

Я не ответил. Мой папа ловко топтался в дверном проеме, больше ничего не говоря. Наконец он двинулся уходить. Когда он закрывал дверь, я вынудил себя сказать резко:

— Спасибо... за фотоаппарат.

Боковым зрением я видел, что папа замялся. Я услышал медленный дрожащий вдох, затем он ответил:

— Тебе не за что благодарить меня, сынок. Не за что.

После этого он оставил меня в моей проявочной.

Я стоял дольше, чем намеревался, проигрывая в голове ответ папы.

Сжимая две фотографии в своих руках, я поднялся по ступенькам из подвала и направился к себе в комнату. Когда проходил мимо двери в спальню Алтона, я увидел, что он сидит на своей кровати и смотрит телевизор.

Он не видел, как я стоял в его дверном проеме, и я продолжил идти в свою комнату. Но когда услышал его смех над тем, что он смотрел, мои ноги приклеились к полу, и я развернулся.