На этот раз всё прошло удачно: никто не споткнулся, ничего не полетело на пол, все вели себя кротко и почтительно - именно так, как Кралевскому и хотелось.

Теперь можно было и поесть самому.

*

Кралевский аккуратно разделывал ножом почечную часть Айши, тушёную с овощами. Овощи были почитай что последние: корабельные холодильники медленно, но неуклонно опустошались. Тем не менее, ему хотелось как-то воздать должное своей первой женщине, и поэтому он пожертвовал для готовки часть драгоценных запасов.

В последнее время Айша вела себя крайне дерзко, но окончательно избавиться от неё он решился только после того, как её поймали около анабиозной камеры: она пыталась нарушить режим разморозки тела, тем самым покушаясь на жизнь женщины с C7IQR. В последнее время Оскару нравились высокие блондинки с крупными формами, и маленькую черноволосую Айшу это бесило. Какое-то время Кралевский терпел её выходки, но попытка порчи его имущества переполнила чашу справедливого гнева.

Всё же он не стал отдавать девушку охране и не мучил её перед казнью. Собственно, она даже не поняла, что её казнили: Оскар просто отправил её в заморозку. Она заснула в уверенности, что господин просто устал от её капризов и вскорости, соскучившись, вернёт её к жизни. Во всяком случае, Оскар сказал ей именно это.

Он редко снисходил до такой деликатности, но в данном случае ему не хватило духу просто пустить Айшу под нож. В конце концов, она была у него первой, а это что-нибудь да значило.

По той же причине он решил сохранить в своей коллекции её маленький изящный череп.

Тихо ступая в своих длинных коричневых туфлях с пряжками, вошёл Ли Юн. Кралевский непроизвольно напрягся. Пожалуй, единственное, что его раздражало в старом китайце, так это его манера тихо красться, почти не производя шума. Еле слышный звук шагов действовал на нервы.

- Я не потревожил вас, уважаемый господин? - китаец тихо зашелестел языком, как осенний клён. - Не прийти ли мне позже?

- Садись и ешь, - Оскар отделил острым ножом хорошо прожаренный шмат мяса и бросил его на заранее приготовленную тарелку. - Ешь.

- Если так будет угодно господину... - китаец ловким движением схватил маленький столовый ножик. Откуда-то из рукава появились костяные палочки единственная дань традиции, которую Ли Юн позволял себе за столом с Оскаром.

- Доложи, - распорядился Оскар, когда старик кончил есть.

- Гарем очень напуган, - китаец показал палочками на остатки мяса Айши. - Никто не знает, чего ждать. Айша поддерживала порядок. К ней привыкли. Теперь порядка нет. Все боятся. Нужна новая первая жена, которая установит порядок.

- Может быть, Раху? - предложил Кралевский, ковыряясь в зубах. Эта красивая мулатка с какой-то отдалённой системы его больше не возбуждала зато она прекрасно умела ладить с остальными женщинами.

Но китаец покачал головой.

- Нет, не Раху. Её любят, но не боятся. Нужно, чтобы её боялись.

- Тогда Малкина. Я её недавно разморозил. Она кобылка с характером.

- Нет. Её будут бояться, но не любить. Нужно, чтобы её любили.

- Хорошо. Найди мне новую хозяйку гарема. Но - быстро.

- Да, господин.

- Иди.

Китаец зашелестел туфлями, удаляясь - спиной вперёд, тело полусогнуто в почтительном поклоне.

Хозяин корабля в который уже раз мысленно поздравил себя с удачей: первый из размороженных им людей, Ли Юн, оказался чуть ли не самым полезным его приобретением. Старик умел и любил служить, окружая господина заботой, но соблюдая при том должную дистанцию. Это умение быть под рукой, но не стоять рядом зеркально соответствовало одному из важнейших искусств правителя: быть близким к своим подданным, будучи одновременно недосягаемо далёким.

Постигая эту сложную науку, Кралевский волей-неволей осознал, какую огромную пользу получают дети из богатых домов, пребывая в окружении вышколенных слуг. Их общество воспитывает в них ту мягкую властность, которой так отчаянно не хватало ему самому.

Вообще, власть преподнесла Оскару немало сюрпризов и открытий, и не все они были приятными. Он всё больше осознавал, до какой степени был наивен. Но он старательно учился - благо, обстановка тому благоприятствовала. Созданное им общество худо-бедно, но всё же зависело от него, и осознавало эту зависимость.

Сам же Оскар, не жалея сил, времени и чужих жизней, постигал главную науку правителя - науку карать и миловать.

В каком-то смысле Кралевскому повезло. Поскольку ему почти не приходилось заниматься разными побочными занятиями, не имеющими отношения к власти как таковой - например, управлением, или какими-нибудь административными делами, только отвлекающими от главного - он довольно скоро убедился, что в основе власти лежит именно милость и кара. Милость и кара не как орудия правосудия или дисциплины, а как самоцель, как самая суть власти. Они теперь представлялись ему двумя концами шеста, который он держал в руках, подобно канатоходцу, удерживающемуся на тонкой проволоке.

Другим уроком для него стала необходимость в постоянной подозрительности. Раньше Оскар думал, что никому не доверяет. За эти годы он научился и в самом деле никому не доверять, и понял, как это трудно и противоестественно для обычного человека - никогда и ни в чём не доверять другим людям.

Первым его предал ни кто иной, как Вилли Ху. Он честно прослужил три года, но потом стал слишком самоуверен. Последней каплей оказалась сущая мелочь: Вилли не понравилось, что Оскар приказал ему запытать насмерть своего друга, посягнувшего на женщину из оскаровского гарема. Хорошо, что сразу напасть на Кралевского он не решился - у того был тепловой пистолет, с которым он не расставался никогда. Вместо этого он стал строить разные планы, и в конце концов придумал убить своего господина, вызвав его в спортзал, якобы по срочному делу. Для верности он переговорил с парочкой ближайших друзей. Один из них немедленно донёс Оскару.

Впрочем, Оскар уже был в курсе ситуации: месяца за три до происшествия Кралевский, изучив всю имеющуюся на борту документацию к бортовым компьютерам, сумел активизировать и настроить корабельную систему слежения. Слежка оказалась необыкновенно увлекательным занятием. Первое время Оскар тратил на прослушивание чужих разговоров чуть ли не весь день. Через какое-то время он понял, что следует сосредоточиться на своём ближайшем окружении - и, как выяснилось, не ошибся.