- Не говори таких слов, не надо! - выкрикнул Мопси, в ужасе зажимая волосатые уши.

- Да ты не боись, - усмехнулся приветливый овощ. - Я желаю жить с вами в мирабели.

- О нет, нет! - стонал Пепси, грызя в помрачении галстучный зажим.

- Пошли-пошли, - сказал великан. - Я вас познакомлю с моими поддаными, что проживают в лесу. Вот им редистость-то будет! Хо-хо-хо! - и зеленый морок согнулся пополам, радуясь собственному каламбуру.

- Умоляю вас, умоляю, - взмолился Пепси, - мы не вынесем этого, после всего, что нам пришлось пережить.

- Я вынужден настоять на своем, друзья мои, - сказал великан. - Народы моего царства отправляются на войну со злым Сарафаном, пожирателем клетчатки и другом черных сорняков, с каждым днем все злее угнетающих нас. Мы знаем, что и вы враждуете с ним, а потому вам придется отправиться с нами и помочь одержать победу над этим диэтоубийцей.

- Ну что же, - вздохнул Пепси, - Ну ладно. Если надо...

- ...значит надо, - вздохнул Мопси.

- Да не вздыхайте вы так, - успокоил хобботов великан, вскидывая их на свой изжелта-зеленый загривок. - Быть Владыкой Ди-Этов тоже не сахарная свекла - хо! - особливо при моем-то проворстве.

Хобботы верещали и дрыгались, пытаясь вырваться из лап приставучего великана.

- Зря брыкаетесь, - урезонивал их великан, - у меня есть для вас пара персиков, пальчики оближете. На вкус - совершенные... совершенные...

- ...перчики, - пробормотал Пепси.

- Хэ-хэ, - забулькал великан, - а неплохо. Жаль, не я это сказал!

- Скажете еще, - всхлипнул Мопси, - какие ваши годы.

Сидя в тенистой рощице, Артопед, Ловелас и Гимлер растирали ноющие мышцы, а Реготуны между тем поили своих слюнявых скакунов, высматривая среди них самого слабого, дабы отужинать им. Три долгих дня они скакали во всех направлениях по гладкой каменистой земле, приближаясь к страшной твердыне Сарафана Хамоватого, и отношения среди членов маленького отряда становились все более напряженными. Ловелас и Гимлер неустанно изводили друг друга. Эльф от души посмеялся над гномом, когда тот на исходе первого дня свалился со своего скакуна, и баран проволок его по земле, основательно ободрав. В отместку Гимлер исподтишка накормил Ловеласова барана сильным слабительным. В итоге весь второй день хворое животное мотало перепуганного Ловеласа, носясь то кругами, то зигзагами, за что Ловелас той же ночью отомстил гному, укоротив его мериносу заднюю правую ногу и обеспечив Гимлеру на весь следующий день бурные приступы морской болезни. Короче говоря, скучать никому не пришлось. В добавление к этому, и Гимлеру, и Ловеласу стало казаться, что со дня встречи с Реготунами Артопед несколько тронулся, ибо он все время ерзал в седле, бормотал себе что-то под нос и то и дело оглядывался украдкой на предводительницу бараньих пастырей, неизменно отвергавшую его приставания. В последнюю ночь скачки Ловелас, проснувшись, обнаружил, что Скиталец куда-то исчез, а в ближних кустах происходит шумная потасовка. Прежде чем эльф успел стянуть с волос сетку и схватиться за оружие, Артопед возвратился - еще более меланхоличный, чем обычно - с вывихнутым запястьем и лиловым синяком под каждым глазом.

- На дерево налетел, - вот к чему свелись все его объяснения.

Впрочем, теперь Кирзаград и крепость Сарафана были уже близко и потому изнурительная скачка сменилась вечерним отдыхом.

- Оох! - болезненно взвыл Гимлер, оседая на мшистый пригорок. Анафемский четвероногий шашлык, весь копчик мне разворотил.

- А ты скачи, вставши на голову, - язвительно посоветовал Ловелас. Она у тебя и помягче, и ценность представляет не такую большую.

- Отцепись от меня, ты, дамский парикмахер.

- Жаба.

- Оглоед.

- Полудурок.

Звон шпор и щелканье наездницкого хлыста прервали полемику. Три товарища наблюдали за тем, как Йорака возносит к ним на пригорок свои дородные телеса. Завершив подъем и хлыстом сбив с ботфортов пыль и комки бараньего сала, она с неудовольствием покачала головой.

- А ви, двое, все обзывайт друг друга грязный клитшка? Она оглядела их, с намеренным пренебрежением избегая округлившихся, воспаленных глаз Артопеда, и громко расхохоталась.

- У нас в дер фатерланд нихт никакой спортшик, - наставительно сказала она, обнажая в пояснение своих слов несколько кинжалов сразу.

- Ребята немного устали от долгой скачки, - успокоил Йораку измордованный Скиталец и игриво ущипнул ее за каблук, - но все равно рвутся в бой, да и мне не терпится показать, чего я стою, - перед вашими лазурными глазками. Йорака издала такой звук, словно ее вот-вот вырвет, смачно выплюнула против ветра здоровенный кусок жевательного табака и, гневно топая, удалилась.

- Дохлый номер, - объявил Гимлер.

- Брось, не горюй, - сочувственно произнес Ловелас, обнимая Артопеда за плечи с куда более чем дружеским пылом, - все эти дамочки на один покрой. Отрава, все до единой.

Артопед, безутешно рыдая, вырвался из объятий эльфа.

- У бедный малтшик вот тут полный капут, - сказал, указывая на голову Артопеда, Гимлер.

В наступившей тьме замерцали костры Реготунов. Прямо за ближайшим холмом лежала долина Кирзаграда, ныне переименованного интриганом-волшебником в Сарафлэнд. Безутешный Скиталец слонялся среди отдыхающих воинов, почти не слыша гордой песни, которую они ревели звонко ударяя ей в такт пенящимися пивными кружками:

Ми ист бравый Реготун,

Врун, шалун, хвастун, драчун.

Ми скакаем наш баран

В дождик, в веттер унд в туман!

Ми танцуем вальс унд полька,

Ми читать не знайт нисколько.

Ми хотим в своя страна

Мир унд стран других казна!

Вкруг костров всадники предавались веселью, перекидываясь шутками и хохоча. Под восхищенные вопли льноволосых зрителей двое забрызганных кровью дуэлянтов ретиво рубились на саблях, в отдалении выла от восторга компания воинов, учинивших нечто непривлекательное с пойманной ими собакой. Но картины общего веселья не дарили несчастному радости. С тяжестью на сердце он поплелся во тьму, вновь и вновь негромко шепча: "Йорака, моя Йорака". Завтра он явит всем такую отвагу, что ей придется обратить на него внимание. Он прислонился к стволу дерева и вздохнул.

- Эк ведь тебя проняло-то, а?

Топтун с криком отпрыгнул, но перед ним маячила всего лишь знакомая заостренная голова Гимлера, осторожно выглядывающего из кустов.

- Я не заметил твоего приближения, - сказал Артопед, убирая меч в ножны.

- Да я пытаюсь убраться по тихому куда-нибудь подальше от этого паскудника, - объяснил гном.

- Кого это вы назвали паскудником, сударь? - сухо поинтересовался Ловелас, высовываясь из-за ствола, за которым он до этой минуты мирно растлевал бурундука.

- Легок черт на помине... - простонал Гимлер. Втроем они уселись под развесистыми ветвями, думая о совершенном ими тяжком походе, судя по всему совершенно бессмысленном. Что проку побеждать Сарафана, если Сыроед завладеет Кольцом Фрито? Кто тогда сможет противиться его мощи? Долгое время провели они в размышлениях.

- Не настало ли уже время появиться deux ex machina?

- устало спросил Ловелас.

Внезапно послышался громкий хлопок, полыхнул яркий свет, на миг ослепивший устрашенную троицу, ядовитый запах дешевого пороха повис в воздухе, и три товарища услышали отчетливое "шлеп!", за которым последовало еще более громкое "ох!". Затем перед ними в облаке конфетти предстала сверкающая фигура в белых одеждах, отрясающая обломки сучьев и грязь с безупречно чистых клешей и модных сапог.

Над белым кителем а ля Неру с шикарным медальоном на груди виднелась опрятно подстриженная борода и темные очки в поллица. Весь этот ансамбль венчала большая белая панама с подобранным ей под тон страусовым плюмажем.

- Сарафан! - ахнул Артопед.

- Вроде того, но не в самую тютельку, - ухмыльнулся ослепительный пришелец, щелчком сбивая невидимую пылинку со сработанного хорошим портным рукава. - Ну-ка, попробуй еще разок. Грустно же, когда старые дружки никак не могут тебя признать!