Лежнев прислал «Россию», денег не прислал, и я у него не спрашиваю.
Как называется Ваш роман и в скольких он частях?
Не заглядывайте на другую страницу – там письмо Иде Исаковне.
Ваш Л. Добычин.
Брянск МББ, Привокзальная, 2.
Видела во сне библиотеку:
Антирелигиозный и военный уголок. Читатели танцуют. Товарищ Митрофанов берет книгу и короткими плевками, как кассир, считающий бумажки, поплевывает себе на пальцы.
– «Александра Федоровна Григорович и младенец Георгий Рудников», – читает он, сжимает губы и задумывается. – Это критика на женщин.
– Надо изъять, – цедит товарищ Компанеец.
Блинова – лицом к двери. В нетерпении она то зажигает, то гасит свой электрический фонарь.
Вбегает Воблина и останавливается. Костлявая, лицо в тени, а белобрысая прическа, задетая закатом, – розовая.
Все подступают к ней и, перешептываясь, смотрят, как она перенесет удар.
Дорогая ИДА ИСАКОВНА.
Я не удивлялся, что мне не писали – поделом, мои письма были уж очень разнузданные, и я думал, что со мной вообще больше не будут иметь дела.
Поперечнюка давно уже след простыл, и вообще произошло множество перемен, я уже не помню, какие последние события мною были Вам сообщены, и не знаю, какими новостями мог бы Вас изумить.
Кажется, я не писал Вам, что парикмахер у меня спросил: «Сами броетесь наиболее?»
Зайцев опять снимался, и 18 числа будет готов его портрет. Возможно, что мне будет поднесён.
Я видел «Доротти Вернон». Она местами была немножко похожа на Вас.
С двадцатью тремя годами Вас – поздравляю. Чем больше лет, тем лучше. С нами в одном доме (в Брянске, МББ) жили Неминущие. Их бабушка (теперь умерла) говорила, что лучшее украшение дому, – это старуха.
Поите Михаила Леонидовича дрожжами и всякими штуками. Ему незачем быть тощим и зеленым – он ведь пишет не стихи.
Я перестал увлекаться напитками. В каком ряду Вы сидели на «Азефе»?
Я уже давно ничего не читал, кроме нашей (жителей) общей отрады «Правды».
Ваш Л. Добычин.
Что Вы какая-то глупая, – не нахожу.
Недавно видел на заборе надпись: «Кто писал – не знаю, а я, дурак, читаю» и очень обрадовался: повеяло от нее какою-то молодостью и невинностью. Вам нравится?
Жалею, что нет сведений об Анне Николавне. Ее обращения с маслом я никогда не забуду.
22 мая.
Дорогой Михаил Леонидович.
Очень благодарю Вас за письмо. Книжку, должно быть, еще получу.
Это ничего, что на последнем месте. Я очень рад и очень Вам обязан.
Я тронут тем, что Вы помните мои вкусы (Сейфуллина).
Вы собираетесь ехать купаться, а я уже прокупался насквозь.
Ваш Л. Добычин.
Брянск, Губстатбюро.
17 июня.
Дорогая Ида Исаковна.
Благодарю Вас за письмо. Да, в губстатбюро я буду очень долго, – может быть, там и ноги протяну. Платья меня очень интересуют, и Вы в этом отношении ошиблись.
Завтра мне стукнет тридцать два года.
Если Вы вывели, что Зайцев несимпатичный, из моих каких-нибудь слов, то я о них очень жалею. Я его очень люблю.
Есть одна вещь, о которой Вы в своем письме не написали – это о Кошке.
После «Доротеи Вернон» я в кинематографе не был ни разу. И нигде не был. Подешевело «Великое – вечное»: было по четвертаку, съехало на пятак (то есть: билеты стали по пятаку, а не: дешевле на пятак).
Кланяюсь Михаилу Леонидовичу. Если мне полагается кланяться Семеновым, то – и им.
Ваш Л. Добычин.
20 июня.
Дорогой Михаил Леонидович.
Может быть, Вы посмотрите, как теперь выглядит «Лёшка».
Если годится, то не возьмет ли Семенов его в «Звезду» (она не закрыта?)?
Про похороны будет готово <слово зачеркнуто> к осени. Там, наоборот, будет «интересное».
Я читал «На посту»: надеялся на что-нибудь скандальное, а оказалось – скука.
Шлю Вам портрет Сейфуллиной. Сам я к ней теперь совсем равнодушен.
Иссушающие ядра сменились обложными дождями – должно быть, и Вы мокнете в своей деревне.
Кланяюсь Иде Исаковне.
Л. Добычин.
Интересного в нем ничего нет, он похож – как будто ученик старших классов сочинял по Классическим Образцам, – но зато нет и «политики».
20 июля.
Дорогой Михаил Леонидович.
Я очень рад, что Вам понравилось, а то Вы всё ругались. Чтобы печатать, нужно ли переписать, или можно на тех бумажках?
Можно ли под заглавием написать «Зайцеву»? – потому что это и на самом деле – Зайцеву.
Посылаю Вам портрет Федора Гладкова из «На посту»: больше похоже на тов. Крупскую в детстве.
Чем Вам понравилось? Тем, что не похоже, что это я писал?
Лето кончается, а я ничего не сделал. К «Похоронам» с тех пор не прибавил ни строчки. А Вы, должно быть, написали восемь романов.
На сколько аршин Вы потолстели? Кланяюсь.
Ваш Л. Добычин.
29 августа.
Дорогой Михаил Леонидович.
Есть ли в этом году какие-нибудь виды на журналы и т. п.?
Я ушиб ногу и т. д. С ногами – эпидемия: мать и сестра тоже поушибали ноги – до того, что их отправили залечивать на Кавказ. А я ушиб только позавчера, так что не знаю, отправят куда-нибудь или сойдет так.
Кланяюсь Иде Исаковне.
Л. Добычин.
Брянск, Губстатбюро.
11 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович. История с ногой продолжалась полторы недели. В это время я присматривался к хромым – их очень много, и мужчин, и дамского пола.
Вспомнилась дама в Петербурге, которая, когда у неё калоши новые, присматривается к калошам, когда выдра, – к выдрам.
Представьте: а у нас грибов не было совсем.
Может быть, Вы, если будете писать еще раз, скажете, что было про меня написано в «Печати» (здесь ее больше не выписывают), а что в «Новом Мире», – я посмотрю. Пожалуйста (умоляю).
Цукерманша спрашивает, что выписать в библиотеку, и я сказал: роман «Завоеватели».
Кланяюсь.
Л. Добычин.
Губстатбюро (этот адрес – навсегда).
12 сентября.
Дорогой Михаил Леонидович.
Не пишите мне, что было в «Печати»: я ее тоже нашел. Хорошо, что я из «На посту» знаю, что А. Лежнев – дурак (там это доказано и даже снабжено картинкой), а то бы…
Напечатает ли «Лёшку» добрая «Звезда»?
Я всегда хотел Вам написать и всегда позабывал: правда, приятная писательница Эльза Триоле?
Л. Добычин.
У нас во дворе сбесилась собака и покусала троих мальчишек. Они ходят на прививки. Было очень большое оживление.
Что нового у Вас?
1927 год
Дорогой Михаил Леонидович.
Позвольте попросить Вас написать мне, можно ли что-нибудь сделать с этими двумя рассказами.
Л. Добычин.
17 января.
Брянск, Губстатбюро.
10 апреля.
Дорогой Михаил Леонидович.
Не рассердитесь на меня за просьбу написать, получили ли Вы мои Рукописи.
Сегодня я понаслаждался замечательною песней «Любо парижанке», исполнявшейся на речке тремя пьяницами:
«Лавровых» я на днях вручаю Цукерманше для библиотеки, чтобы Вы славились и здесь.