Но вот ноздри девочки и ее глаза отыскали котелок с жарким. Девочка ласкала котелок взглядом. Потом неожиданно зевнула.

- Прошу прощения, - скромно сказала она. Открыла крышку сигарной коробки, достала оттуда какой-то белый предмет и быстро сложила его. Впрочем, недостаточно быстро, чтобы скрыть, что это большой мужской носок. Девочка вытерла им губы.

Лоуи встал, взял полено, положил его в огонь и снова сел. Девочка сделала еще один шаг вперед. Две черные девочки вошли и встали по обе стороны от двери как игрушечные солдатики. На лицах их застыло ожидание. На этот раз они были одеты. Одна в женские спортивные брюки, какие не носят с тех пор, как у автомобилей исчезли ручки для завода. Брюки доходили девочке до подмышек, и их поддерживали два обрывка той же веревки, которые служили бретельками. На второй плотный хлопчатобумажный комбинезон, вернее треть его. Комбинезон доходил до лодыжек, где проходил неровно обрезанный край.

С видом леди, проходящей по гостиной к сладостям, белая девочка подошла к котелку, одарила Лоуна легкой улыбкой, опустила ресницы и протянула руку, сказав:

- Вы разрешите?

Лоун вытянул длинную ногу и отодвинул котелок от девочки. Поставил котелок на пол подальше и с неподвижным лицом посмотрел на девочку.

- Ах ты дешевый сукин сын, - процитировала девочка. И этого Лоун совершенно не понял. Пока он не научился обращать внимание на слова людей, такие замечания были для него совершенно бессмысленными. А потом он их просто не слышал. Поэтому он не понимая посмотрел на девочку и пододвинул котелок поближе к себе.

Глаза девочки сузились, лицо покраснело. Неожиданно она заплакала.

- Пожалуйста, - сказала она. - Я голодна. Мы голодны. У нас кончились консервы. - Голос отказал ей, но она продолжала шептать. - Пожалуйста, шептала она, - пожалуйста.

Лоун с каменным выражением разглядывал ее. Наконец она сделала робкий шаг к нему. Он поставил котелок на колени и обхватил руками. Девочка сказала:

- Я совсем не хочу вашу старую... - Но тут голос ее дрогнул. Она повернулась и направилась к двери. Остальные девочки смотрели ей в лицо. От них исходило молчаливое разочарование. Это выражение подействовало на белую девочку гораздо сильнее, чем на Лоуна. Она имела статус добытчика пищи и не справилась, и черные девочки безжалостно выражали свое неодобрение.

Лоун сидел, держа на коленях теплый котелок, и смотрел в открытую дверь на сгущающуюся темноту. Перед ним появился непрошенный образ: миссис Продд с дымящейся тарелкой жареной ветчины и оранжевым обрамлением из превосходных яиц. Она говорит:

- А теперь садись и позавтракай. - Какое-то чувство, которое Лоун не сумел бы определить, заставило сжаться его солнечное сплетение и стиснуло горло.

Он фыркнул, протянул руку в котелок, достал половинку картофелины и открыл рот. Но рука не донесла картошку до рта. Лоун наклонил голову и посмотрел на картошку, как будто не мог понять, для чего она предназначена.

Снова фыркнул, швырнул картошку назад в котелок, со стуком поставил котелок на пол и встал. Положил руки на косяки двери и хрипло крикнул:

- Подождите!

***

Кукурузу давно уже надо очищать от листа. Но она продолжала стоять в поле, и многие стебли были сломаны и пожелтели, и муравьи разведывали их и передавали сообщение в муравейник. На паровом поле стоял погрузившийся в почву забытый грузовик, с сеялкой за ним; сеялка наклонилась, и из нее просыпалась пшеница. Из крыши дома не поднимался дым, а дверь амбара покосилась и хлопала, словно аплодируя запустению.

Лоун подошел к дому, поднялся на крыльцо. Продд сидел на диване-качалке, который уже не качался, потому что одна из его цепей порвалась. Глаза его были открыты, но казались закрытыми.

- Привет, - сказал Лоун.

Продд пошевелился и посмотрел в лицо Лоуну. В его взгляде не было узнавания. Он опустил глаза, отодвинулся назад, чтобы сидеть прямо, бесцельно поискал что-то на груди, отыскал подтяжку, оттянул и отпустил со щелканьем. По его лицу пробежало тревожное выражение, но тут же исчезло. Потом Продд снова посмотрел на Лоуна, который видел, что сознание постепенно проникает в фермера, как кофе пропитывает кусок сахара.

- А, Лоун, парень! - сказал Продд. Слова прежние, но тон их как у сломанной сенокосилки. Продд встал, подошел к Лоупу, поднял руку, очевидно, чтобы похлопать по плечу, и тут же забыл об этом. Рука повисела немного, потом опустилась.

- Пора обрывать кукурузу, - сказал Лоун.

- Да, да, знаю, - полусказал-полувздохнул Продд. - Займусь. Я справлюсь. Так или иначе, до первых заморозков все будет сделано. Я никогда не пропускал дойку, - добавил он с болезненной гордостью.

Лоун заглянул в дверь и впервые заметил грязные тарелки, множество мух в кухне.

- Ребенок родился, - сказал он, вспомнив.

- О, да. Отличный мальчишка, как мы... - И снова Продд как будто забыл. Речь его замедлилась и повисла, как рука. - Ма, - вдруг закричал он, - дай парню чего-нибудь поесть! - Потом смущенно повернулся к Лоуну. - Она там, сказал он, указывая. - Если кричать громко, услышит. Может быть.

Лоун посмотрел, куда показывал Продд, но ничего не увидел. Поймал взгляд Продда и на мгновение погрузился в его сознание. И тут же отступил, не в силах приблизиться к тому, что не смог бы даже определить. Быстро отвернулся.

- Я принес твой топор.

- О, все в порядке. Мог оставить его у себя, - У меня есть свой. Помочь с кукурузой? Продд неопределенно посмотрел на кукурузу.

- Никогда не пропускал дойку, - сказал он. Лоун оставил его и пошел в амбар за серпом для кукурузы. Нашел. Обнаружил также, что корова сдохла. Пошел на кукурузное поле и принялся за работу. Немного погодя увидел, что Продд тоже работает на поле.

После полудня, как раз перед концом работы, Продд исчез в доме. Двадцать минут спустя он вышел с графином и тарелкой сэндвичей. Хлеб оказался сухим, и сэндвичи сделаны из ветчины, которая, как помнил Лоун, лежала на "полке дождливого дня" и к которой миссис Продд практически не прикасалась. В графине оказался теплый лимонад с мертвыми мухами. Лоун не задавал вопросов. Они присели на край лошадиной кормушки и поели.