— А я вчера тоже на десять рублей нарвала, — тоненьким голоском сообщила девочка и спряталась за Мишу.

— Это работа выгодная, но и ловкость надо, и руки быстрые, — сказала стоявшая рядом женщина.

Из печени минтая, рыбы из семейства тресковых, добывают витамин «А». — После того как вынут печень, рыба поступает на кормовую муку. Мы поглядели, как работали Миша и Катя. Сидя на низких скамейках, они подхватывали левой рукой рыбу из большой груды, сложенной рядом, одним взмахом правой руки вскрывали ей живот и вынимали большую розовато-желтую печень. Еще взмах руки — и печень шлепается в ведро, а рыба летит в сторону.

После того как улов попадает на палубу сейнера, его сортируют, отбирая наиболее ценную рыбу — камбалу, треску, навагу, морского окуня и других, используемых на изготовление консервов. Разнорыбица, то есть самая разнообразная не сортовая рыба, начиная от акулы или ската и кончая круглоперами — кургузыми рыбками величиной и формой похожими на грецкий орех, идет на муку. Большую часть беспозвоночных животных, попавших в сеть вместе с рыбой, выбрасывают за борт еще в море, во время сортировки улова. Но среди разнорыбицы, которую разбирают далеко не так тщательно, можно найти много любопытных животных, иной раз довольно редких. В поисках их мы едва ли не ежедневно ходили вечером на причал встречать суда. Было очень интересно рыться в груде разнообразнейшей рыбы, и находить там то громадную витую раковину букцинум или нептунеи, где зачастую вместо брюхоногого моллюска, законного хозяина, сидел захвативший помещение здоровенный рак-отшельник, то жесткие кусты прутовидной оранжевой губки, то морскую звезду солястера с добрым десятком лучей, напоминающую наивные рисунки солнца на старинных гравюрах и картах. Все эти животные были давно мертвы и многие из них сильно помяты. Но даже в таком виде они представляли для нас большой интерес.

Несколько камчатских промысловых крабов, красно-фиолетовые сверху и бледно-восковые снизу, с ярко-желтыми суставами длинных ног и алыми когтями, лежали на досках причала. Их выпуклые панцири величиной с тарелку и паучьи ноги были усеяны острыми шипами.

Обычный размер промыслового краба достигает метра в размахе ног, но особенно крупные самцы бывают значительно больше — до полутора метров. Из этих крабов делают те самые консервы, которые служат украшением праздничного стола.

Увидев впервые этих великолепных крабов, я уже мысленно потирала руки, прикидывая, сколько ножек можно съесть за раз без особого вреда для своего организма. Однако тот, которого после очень долгих поисков отобрали мне для варки, оказался совершенно невкусным, с полужидким мясом, едва ли заполнявшим третью часть его суставчатых ног. Дело в том, что краб, как и все другие ракообразные, время от времени линяет, сбрасывая свой жесткий панцирь, мешающий его росту. Происходит смена не только внешнего покрова, но заменяется и хитиновая выстилка желудка, и кишки; заменяются хитиновые сухожилия мышц.

Когда начинается линька, панцирь лопается на границе головогруди и брюшка. В образовавшуюся щель медленно протискивается и вылезает наружу краб. Бедняга совсем «голый», покрытый лишь мягким хитином, и съесть его может любой враг.

Забившись в укромный уголок под камень или в расщелину, краб несколько дней ждет, когда пропитается известковыми солями и затвердеет новая броня. И пока хитиновый покров мягок и эластичен, краб быстро растет. В это время мускулатура краба становится дряблой и водянистой. И еще некоторое время после линьки, когда животное гуляет уже в новом твердом панцире, содержимое его весьма ничтожно. Краб, как говорят, пустой или тощий.

Чем моложе животное, тем интенсивнее рост — и тем чаще происходит линька. Камчатские крабы примерно на десятом году жизни достигают промысловых размеров. В этом возрасте они линяют только один раз в год. В начале июля, когда я впервые увидела этих крабов, они только что пережили этот опасный период.

Казалось бы, выгоднее, поймав такого «пустого краба», выпустить его обратно в море, чтобы он к осени нагулял мяса. Но крабы, поднятые на палубу вместе с рыбой, сильно помяты, у многих сломаны или сорваны панцири, прикрывающие важные для жизни органы — сердце, жабры, желудок. Пока отбирают рыбу, большая часть крабов погибает.

Другое дело, когда их ловят специальными сетями. Тогда более мелких крабов и самок выпускают обратно в море. В производство идут только ноги крупных самцов. Мясо самок не так вкусно, и сами они значительно мельче.

Мы выбрали для зарисовки из многих десятков промысловых камчатских крабов самого типичного, недавно перелинявшего красавца в панцире, еще не потерявшем яркости окраски. Потом появятся на нем царапины, ссадины и пятна, затупятся шипы и насядут мелкие морские организмы.

Среди камчатских крабов попадается и его ближайший родственник, синий краб. На первый взгляд его не отличишь от камчатского, тем более что окраска крабов несколько варьирует. Но есть одна примета, по которой легко отличить синего краба, — это форма шипа, находящегося у основания усиков (антенн). У камчатского краба этот острый шип не разветвляется, а у синего краба он образует два больших отростка и один совсем маленький внизу. Есть и другие отличия, но мне было достаточно помнить о разнице в форме шипов.

По вечерам на причале я перебирала невероятно колючих, тяжелых крабов. У каждого из них надо было ощупать шип около усика, потом поднять и переложить краба в кучу уже просмотренных. Ну конечно, все это происходило в спешке, так как подходили все новые суда, и количество крабов, которых надо было осмотреть, отнюдь не уменьшалось. Работать приходилось без перчаток, чтобы лучше нащупывать маленький острый шипик. В результате не было дня, чтобы я не расцарапала рук до крови или не загнала под ноготь порядочную колючку. Ссадины обновлялись ежедневно, а синий краб как сквозь землю провалился! К концу первой недели поисков я начала сомневаться в необходимости рисовать синего краба, к концу третьей — сомневалась в его существовании вообще.

Рыбаки на наши расспросы только плечами пожимали. Некоторые из них слышали о синих крабах, но здесь они попадаются редко. На первый взгляд они очень похожи на камчатских, и, разумеется, никому в голову не придет рассматривать крабов и считать отростки на их шипах, когда работы на палубе по горло.

Кроме синего краба, было еще одно животное, на поиски которого пришлось затратить уйму времени. Речь идет об осьминоге. Правда, их было сколько угодно среди разнорыбицы. Обмякшие, скользкие тела осьминогов под собственной тяжестью распластывались на досках причала; среди раскинутых щупалец чернел клюв. Они были давно мертвы. А нам нужен был хороший, живой осьминог, чтобы он менял окраску, ползал по дну и давал нам возможность рисовать и фотографировать его.

Если собрать все камни, перевернутые нами под водой в поисках этого животного, можно было бы построить неплохой дом на одну семью. Кажется, не осталось расщелины или пещерки под камнями у берегов бухты Троицы, где бы мы ни шарили, все еще не теряя надежды увидеть извивавшиеся щупальца. Николай просто запускал руки во все углубления меж камней, пока не налетел на ежа. Я же с самого начала проявляла разумную осторожность, действуя запасным гарпуном от подводного ружья. Совсем не весело, если вас прихватит за руку сидящий в своем убежище осьминог. Если при этом он будет держаться остальными щупальцами за грунт, то с ним не оберешься хлопот.

Несколько лет назад в северной части залива Петра Великого Николай нашел-таки после долгих поисков небольшого осьминога и схватил его одной рукой. Осьминог в свою очередь схватил Николая, обвив тремя щупальцами его руку, а другими пятью крепко вцепился в скалу. Ни один из них не хотел уступать, но у осьминога было важное преимущество он мог дышать под водой, а Николай не мог. Глубина была метра полтора, и когда проходила волна, она закрывала Николая с головой; лишь в промежутке между двумя волнами ему удавалось перевести дыхание. Некоторое время он тянул животное, надеясь постепенно оторвать его от грунта или заставить перенести на руку остальные щупальца. Осьминог на это не соглашался. Когда Николаю надоело глотать воду, он перехватил животное пониже головы, уперся ногами в камни и что было силы рванул на себя. На этом борьба закончилась. Осьминог попал в формалин, а его противник, ободренный удачной охотой, снова полез в воду. Однако ни в тот год, ни в последующие Николаю больше не удавалось находить осьминогов в мелкой и теплой воде около самого берега. Правда, теперь у нас было важное преимущество — маски, но без акваланга все равно приходилось ограничиться несколькими метрами глубины.