И вновь, фигурально выражаясь, был как всегда прав.

Наступало время подработок и прочих «халтур». У фестехов появились деньги. Опять же вспоминается в этой связи трогательный момент переезда Старины и Митрича в «старшее» общежитие «Зюзино». Явившись поздравить друзей с новосельем в новой «трешке» (имеется в виду, понятное дело, комната на троих, а вовсе не трехкомнатная квартира, ага), я застал Старину за какой-то сложной комбинаторной перестановкой немногочисленной мебели. Наконец, завершив движения, Старина с гордостью вопросил:

Тут вместо комендантши явился сам Митрич, и Старина тотчас повторил свой тест на сообразительность — правда, немного не с тем результатом, на который справедливо рассчитывал.

Да, да — всё это правда…

…На третьем курсе началась «база», базовый институт, в котором, по идее, после окончания МФТИ нас с распростертыми объятиями должны были принять уже для блистательной научной карьеры. Должны бы были… И сперва средневзвешенное мнение группы 034 было таким, что лет пять после диплома надо будет все-таки послужить «по специальности» — и лишь потом, как тогда было модно выражаться, «уходить в бизнес». Правда, уже к концу того же курса обязательный срок был снижен до пары-тройки лет, на следующий сезон упал практически до нуля, ну а уж непосредственно в момент получения диплома такой вопрос и вовсе не стоял, так как в пресловутый «бизнес» мы уже все давно худо-бедно ушли… Эх, в который раз уже скажу — такое уж было время, и наша ли в том вина…

Своеобразный апогей «исхода в бизнес» пришелся как раз четвертый курс и счастливо совпал с нашей учебой на военной кафедре. Всё дело в том, что почти весь Физтех изучает военное дело два курса, четвертый и пятый. «Почти» — потому как достославная группа 034 по идее (по идее!) второй семестр пятого курса должна была провести в исследовательском «рейсе» (помните наставление на истинный путь от Порошкова-старшего? И «свою тачку»? Во-о-от!!!), и в этой связи мы на четвертом курсе имели «войны» в два раза больше, на пятом же курсе не имея её вовсе. Другое дело, что ни в какой «рейс» мы в 95-м году, конечно же, не пошли, так как тачки на судах научного флота возили уже другие люди, вполне успешно и безо всякой нашей помощи. Но традиция, само собой, осталась, и сезон 93—94 мы провели, зажатые с обеих сторон в жесткие тиски обязательного посещения удвоенной «войны» и необходимости выживания в обрушившихся на нас суровых капиталистических реалиях.

Нет, то было однозначно блаженное время. Все практически в одночасье из студентов превратились в брокеров, менеджеров, трейдеров, генеральных директоров различных СП («Совместное Предприятие», если кто вдруг позабыл) и зампредов разного рода банков и прочих «коммерческих структур». Теперь после занятий уже мало кто бежал на футбольные или баскетбольные площадки, и уж тем более — в «читальный зал»: в костюмах и неестественно смотрящихся поверх футболок галстуках все спешили в Москву, рубить «капусту». В лексикон фестехов плотно вошли новые научные единицы — «килобакс» и «мегарубль». Рукописные объявления на стенах общаг резко сменили тональность: вместо «Потерян третий том «сивушника», прошу вернуть, тортик гарантирую» теперь, как правило, висело «Продам самолёт, самовывоз, оплата в СКВ». Даже никчемный студент Маракасыч — и тот возглавил бригаду малолетних грузчиков на превратившейся в гигантскую «толкучку» бывшей ВДНХ.

Небывалый фурор вызвал поступок студента по прозвищу Косой, начавшего свою ослепительную карьеру с перепродажи якобы списанного компьютера из Корпуса прикладной математики. Косой не только официально выкупил в частную собственность свою комнату в общаге, но и спустя неделю подкатил к ней на «девяносто девятой» жгущего цвета «баклажан». Это сейчас люди покупают не то что комнаты, а целые дома, улицы, города, страны и даже планеты, и подлетают к ним на собственных космических кораблях — а окружающим, откровенно говоря, на всё это глубоко безразлично. А тогда… нет, тогда это был — ПОСТУПОК. И как бы плохо ни шли твои новые дела (так, например, совокупный доход будущего знаменитого писателя М. Лебедева за апрель-месяц 94-го года составил ровно пятнадцать долларов (не врёт, так и было — прим. ред.)), сомнений, что годам к двадцати пяти у тебя будет собственный миллион — не было ни малейших. Это сейчас, когда уже не двадцать, а и все тридцать пять на носу, а миллионом все как-то не пахнет, если не считать, конечно, миллиона благодарных читателей. А тогда — сомнений не было никаких. Я же и говорю — счастливые деньки…

Ну, не буду даже и говорить, кто из питомцев нашей группы в новых экономических условиях почувствовал себя наиболее уверенно. Чьи организаторская жилка, талант руководителя и несравненное умение ДОГОВОРИТЬСЯ, чётко прослеживавшиеся с самых первых дней учебы, пришлись особенно ко двору. Сообщу лишь, что к военным сборам в конце четвертого курса наш Непарнокопытный Друг подошел с наилучшими не только среди нас результатами: в ранге одновременно генерального директора, соучредителя и зампреда чего-то очень сложной формы собственности. В разговорах со знакомыми всё чаще мягко, но настойчиво призывал называть себя «Дмитрий Михайлович». И на сборах каждый вечер бегал, звонил кому-то, выяснял — не капнул ли вдруг заветный миллиончик.

Да! И были же Сборы!!! Время и место, где слились воедино обе линии этой главы…

И начались они, прямо скажем, эффектно. По срокам проведения это статусное мероприятие, само собой, почти аккурат совпало с Чемпионатом Мира по футболу в Штатах… А, ну я же и говорю — нам несомненно и беспрестанно везло: на этот чемпионат — сборы, а на предыдущий, итальянский — выпала «абитура». Так что подача документов навсегда связалась в неокрепшем сознании с эффектным, хотя и бесполезным разгромом Сборной СССР бедолажного Камеруна 4:0, письменные экзамены — с Аргентина-Бразилия 1:0 и легендарным поцелуем Марадоны и Каниджи, а тягомотный финал с вымученным пенальти под занавес — с Собеседованием… но это всё болелыцицкая лирика, конечно… В общем, в связи с совпадением, инициативная группа курсантов заранее провела представительную встречу с «полканами» на предмет ночных просмотров матчей в обмен на клятвенное заверение мужественно и стойко переносить прочие тяготы и лишения службы… до первого, так сказать, предупреждения. И приглашение, как говорится, было с благодарностью принято.

И вот этот торжественный день настал. Позади были скоротечная сессия и передача управляющих функций и контрольных пакетов в надежные руки (поскольку практически каждый курсант или сам возглавлял какую-нибудь крупную «коммерческую структуру» или, на худой конец, входил в совет директоров того или иного банка на правах не ниже зампреда… ну, хорошо: практически каждый второй). Отгремела по общагам «отвальная» со стрижкой друг друга «под ноль» и разминочным маршем по улице Первомайской, и сказано последнее «прости» — в общем, «жди меня, и я вернусь, только очень жди»… а у особо жизнелюбивых и радостных — и «ждиТЕ»…

Ранним солнечным июньским утром под «Прощание славянки» и «Здравствуй, юность в сапогах» мы сравнительно бодро шагали по площади N-ского вокзала столицы. Позади выездной команды плелось две группы товарищей, тащивших на руках два же ценнейших предмета. Первым был, естественно, чей-то старенький телевизор, посредством которого и предполагалось приобщаться к мировому футбольному форуму, а вторым…

А вторым был студент четвертого курса ФУПМа Сергей Чупряев, получивший накануне во время проводов тяжелое (для обычного человека — смертельное) ранение в печень. Начальник же сборов подполковник Смирнов с самого начала смотрел на эту трогательную картину зело неодобрительно, и чувствовалось, что хотя «русские в Сохо своих не бросают», но тучи над Сергеем сгустились нешуточные.

Спустя два часа мы прибыли на станцию, точное название которой является государственной тайной, где и было объявлено общее построение…

«Товарищи курсанты! — мрачным тоном объявил Подполковник, — Это что же такое получается? Сборы еще фактически не начались, а студент Чупряев уже допустил грубейшее нарушение воинской дисциплины в противовес всем ранее достигнутым договоренностям… Обратите внимание, товарищи курсанты — я называю его «студент Чупряев», а не «курсант Чупряев», так как решением выездной сессии военно-полевого суда студент Чупряев со сборов отчислен и в дальнейшем, возможно, будет расстрелян…»

Легкий ужас повис над строем. «Впрочем, — с садистской усмешкой продолжил Подполковник, — есть вариант: вы можете обменять своего товарища на просмотр всех без исключения матчей чемпионата мира. И сейчас, если студент Чупряев не выполнит четко и в срок приказ Командования — вам предстоит совершить этот нелегкий выбор… Студент Чупряев! ВЫЙТИ ИЗ СТРОЯ!!!» (непростая задача, прямо скажем, для человека, окончательно разморенного мерным перестуком колёс).

Ужас над строем усилился. Нет, Чупу мы любили как родного, но и пропустить все групповые игры вплоть до первых четвертьфиналов молодым любителям спорта тоже как-то не улыбалось. И вот уже где-то в дальних рядах проскользнул предательский шепоток уровня: «Не, Чуп, ну а чего… ну ты ж четвертый курс, в конце концов, съездишь на следующий год, после пятого…» Особенно, насколько можно было заметить боковым зрением, усердствовали представители футбольных команд других взводов, которым в преддверии розыгрыша первенства сборов не терпелось лишить наш 14-й взвод острого, забивного нападающего.

Чупу вытолкнули из строя… в гнетущей тишине он сделал несколько бессмысленных шагов в сторону полкана и замер, с трудом поборов искушение приклонить голову ему на погон. Подполковник Смирнов торжествующе и гнусно осклабился — ведь согласно Уставу по данной команде нужно не только выйти из строя, но и развернуться к нему лицом, что было явно выше Чупиных сил. «Ну что ж…– зазвенел голос полкана, — Давайте решать: футбол или студент Чупряев?»

Ха-ха-ха! Да разве есть такая сила, которая превозможет силу фестеховского разума!!! Ведь верные друзья не просто вытолкнули товарища из строя, но и придали ему мгновенно рассчитанный отложенный импульс собственного гироскопического вращения по формуле… (ладно, не буду) в силу которого Сергей, пару секунд постояв без движения, вдруг четко развернулся на 180 градусов и даже выдавил из себя что-то вроде «Здражелвашскабро…» Чемпионат Мира был спасен для нас, и посрамленный Смирнов лишь тихо вымолвил нечто неразборчиво-непечатное…

Да, друзья. Вот так и становятся Легендами, вот так и вступают в Вечность. Так. И только так!!!

…И потекли суровые, полные тягот и лишений будни. Наряды, «тревоги», марш-броски, изучение материальной части и ночные просмотры футбола. Ну, а в редкие минуты досуга — нет, не сон, конечно: ну кто из нас спит в двадцать с небольшим-то лет?!!! А в редкие минуты досуга — задушевные разговоры в «курилке». И поговорить — было о чем: дебютировавшая на высшем уровне Сборная команда России отнюдь не радовала многочисленную армию почитателей своего таланта, начав турнир с двух безвольных поражений. Ситуация осложнялась тем, что укомплектована сборная была на базе игроков как раз «Спартака», но вот тренером над ней был поставлен прославленный армейский специалист Павел Садырин — так что мы с Конём до хрипоты выясняли каждый вечер причины столь неубедительного старта: заключались ли они в том, что бездарные спортсмены не в состоянии выполнить даже элементарные установки опытного наставника; либо же, напротив, в неполном служебном несоответствии тренерского штаба уровню попавших в его руки кудесников мяча. И тут (каюсь) в один из вечеров допустил я прием низкий и даже подлый — напомнил новоявленному «Михайловичу» суммарный итог противостояния наших клубов в минувшем сезоне… (ну, 9:0 в нашу пользу… плюс выигранный почти под самые сборы Кубок… это я не хвастаюсь, а просто так, для справки и лучшего понимания канвы). Очевидно, утраченная в результате этого жестокого напоминания психологическая устойчивость и толкнула вскорости «Михайловича» на крайне Неблаговидный поступок…

В один из последовавших дней его навестила молодая супруга, и он, каким-то чудом ДОГОВОРИВШИСЬ испросить себе увольнительную и прихватив подмышкой два казенных одеяла, скрылся с ней в глухом калужском лесу (нет, это еще нормально, конечно… ну, сравнительно нормально). А мы, сжираемые глухой завистью, отправились исполнять очередное нелегкое послушание молодых бойцов: кросс на сто пятьдесят километров с полной выкладкой в условиях ядерного удара вероятного противника. А вернувшись, уже практически ползком, застали своего друга с лицом полностью удовлетворенного этой жизнью человека, которому даже ударные дозы брома не помешали крайне неоднократно отдать священный долг Родине… и не застали специально отложенного на день рожденья Максу великого богатства — банки сгущенки. Вслед за чем промеж нами состоялся суровый мужской разговор.