— Как прошел вечер? — спросила Уитни.

— Выматывающе! Мои братья ублюдки!

Уитни тихо рассмеялась:

— Я думаю, у них обоих есть свои положительные стороны.

— Ты просто недостаточно с ними общалась. Они хотят сделать из меня пушечное мясо.

— Они просто проверяют тебя, и все. Вы словно играете в царя горы. Возможно, ты их старший брат, но одно это не доказывает, что ты должен быть лидером.

— Ты права.

Дариусу очень хотелось рассказать ей все, что говорили сегодня братья, поделиться с Уитни своими переживаниями, но это странное желание принадлежало сентиментальной стороне его личности, той, которую высмеяли Ник и Кейд. Слабой. Уязвимой.

Но если все, чего он хочет от Уитни, — это необременительный роман, значит, ему незачем рассказывать ей обо всем.

— Вероятность того, что мы с ними станем друзьями, кажется весьма сомнительной. Но сейчас я хочу говорить совсем не о них.

Произнося последние слова, он притянул Уитни к себе и нежно поцеловал. Он застал ее врасплох, поэтому поцелуй, которым она ответила ему, был инстинктивным, порывистым и самым сладким в его жизни.

Дариус замер. Он не хотел, чтобы поцелуи Уитни были сладкими. Ему нужна была не сладость, а голая, необузданная страсть, что-то, что он сможет легко забыть, что-то, от чего не сжимается сердце.

Забыть?

Эта мысль неожиданно разозлила его. Он отстранился, поднялся с постели и подошел к окну, вглядываясь в темноту. Как он сможет забыть Уитни?

Но разве не этим заканчиваются все кратковременные, необременительные отношения? Именно поэтому их так просто прервать.

Но ничего из того, что связано с Уитни, простым не было. И Джино навсегда связал их судьбы. Но, даже зная об этом, она была готова сделать следующий шаг в их отношениях.

— Я правильно понимаю тебя, Уитни? Ты здесь, значит, ты готова к временным отношениям?

— И да, и нет.

— И да, и нет? — эхом повторил он, не понимая, что она имеет в виду.

Вместе со следующим вздохом в легкие Уитни хлынула реальность, наполняя все ее тело, вытесняя романтические фантазии. Влюбленный мужчина не задал бы подобного вопроса. Он бы сейчас нервничал, сходил с ума от волнения и смущения. Он бы прошептал, что любит ее, поцеловал, соблазнил…

Похоже, она ошиблась, неправильно истолковала его слова и действия.

— Ты не любишь меня, — прошептала она, не поднимая глаз.

Было видно, что Дариуса шокировал ее вопрос. Но он скрыл это и вновь опустился на кровать рядом с Уитни.

— Мы ведь уже говорили об этом. Но ты должна понимать, что очень много значишь для меня, иначе я бы не разговаривал сейчас, а срывал с тебя одежду. Я не хочу причинять тебе боль, забочусь о тебе. Я испытываю к тебе гораздо больше, чем к любой другой женщине в своей жизни.

Другая посчитала бы, что эти слова — фундамент для будущего сильного чувства, смирилась и упала в его объятия, любая, но не Уитни. Она слишком хорошо знала Дариуса. Он легко и быстро принимал решения, если бы в его душе была хотя бы капля любви, он сказал бы ей об этом.

— У тебя есть ко мне чувства. Но ты не любишь меня.

Он не ответил, но его молчание сказало ей больше слов, ранило больнее.

Дариус поймал ее за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза:

— Я думал, это то, чего ты хочешь.

— Так и было. Но я думала, что мы в одинаковом положении.

Понимание вспыхнуло в его темных глазах.

— Ты думала, что мы влюбляемся друг в друга.

— Я влюбилась.

— Ох, Уитни, я…

— Не надо, Дариус. Не извиняйся. Просто скажи, что не любишь меня.

Он тяжело вздохнул.

Она с едва слышным стоном втянула воздух, вскочила. В последний момент Дариус поймал ее за руку:

— Уитни, дело не в тебе или во мне. Мой отец…

Она вырвала руку и, обернувшись, холодно посмотрела на него:

— Не надо, Дариус. Не надо перекладывать вину на гены, ведь дело совсем не в них. Дело в том, какой ты делаешь выбор. Возможно, твой отец был безнадежным бабником, но это был его собственный выбор. Ты говорил, что мы построим наши отношения на честности. Так будь же мужчиной и признай, что я не настолько нравлюсь тебе, чтобы выбрать меня.

— Ты просто не понимаешь…

— Нет. Это ты не понимаешь. Если бы ты любил меня, ты не смог бы устоять, ты забыл бы об отце и о генах. И будущее не страшило бы тебя. Так что нет, Дариус, ты просто не любишь меня.

С этими словами она вышла из комнаты.

Боль сковала ее душу, но не разум, она знала, что нужно сделать. Уитни бесшумно вошла в детскую, быстро упаковала вещи Джино, забрала с кухни его пюре и бутылочки, затем разбудила Лиз и шофера.

Солнце еще не взошло, а Джино уже мирно посапывал в своей новой кроватке в квартире Уитни в Сохо.

Дариус проснулся на следующее утро с ощущением тяжелого похмелья. Адски болела голова, глаза саднило, казалось, что каждая клеточка его тела стала отдельным организмом, и теперь их сводный хор твердил ему о тщетности бытия.

После ссоры с Уитни он отправился в душ и долго стоял под холодными струями, стараясь успокоиться, чтобы потом найти ее и еще раз все обсудить. Но когда он вышел из комнаты и направился на поиски Уитни, дом уже погрузился во мрак и тишину. Дариус с облегчением вздохнул. Он ненавидел себя за то, что причинил ей боль, но посчитал, что раз она смогла заснуть, значит, не так все плохо.

А что, если она не спит? Сидит в темноте своей комнаты, разрываясь от горечи и обиды? Он лежал на кровати, не раздеваясь, с открытыми глазами и слушал звуки спящего дома, надеясь вычленить из них легкие шаги Уитни, решившей спуститься на кухню за чашкой какао. Тогда они смогли бы поговорить.

В его голову лезли странные мысли. О том, что Уитни стала важной частью его жизни. О том, что он больше не может представить себе Монток без нее. Присутствие Уитни ощущалось везде — в его спальне, на кухне, в гостиной. Он видел ее смеющуюся, задумчивую, опасливо берущую на руки Джино. И каждый образ наполнял его сердце горечью, заставляя чувствовать себя последним ублюдком, обманувшим ее доверие. Но почему? Он не предавал ее, он был с ней полностью честен. Это она нарушила их соглашение.

Но теперь не ее мертвый муж, а он был причиной боли, отразившейся на ее лице.

Проснувшись с первыми лучами солнца, он натянул футболку и пижамные штаны и пошел в детскую. Лиз нигде не было видно, и кроватка Джино была пуста. Его взгляд скользнул по опустевшим полкам и наткнулся на записку, оставленную на пеленальном столике.

«Я передумала. Я не буду жить в Монтоке и увожу Джино и Лиз в город. Ты, конечно, можешь навещать его в любое удобное для тебя время. Уитни».

Дариус ожидал, что первой его реакцией будет гнев, ведь она посмела увезти его брата. Но вместо этого его сердце сжали тиски странной, незнакомой ему до сегодняшнего дня тоски. До того как он смог понять, что же с ним происходит, дверь в комнату распахнулась. На пороге стояли Ник и Кейд.

— Привет. А где Джино?

— Похоже, Уитни увезла его в город, — откликнулся Дариус, взмахнув запиской.

Брови Кейда сошлись на переносице.

— Что ты натворил? — спросил он.

— Почему ты думаешь, что это произошло из-за меня?

— Потому что бред о том, что ты хочешь просто переспать с ней, был очевидной ложью.

— Любой бы понял, что ты глубоко увяз, — усмехнулся Ник.

— Глупости, ничего я не увяз. И что делает вас экспертами в любовных делах? Мы же все братья Андреасы, вы знаете, что подобное не в нашей природе.

— Ты продолжаешь повторять, что не можешь полюбить ее, быть верным, или что там еще ты себе внушаешь, но все это лишь слова.

Уитни проснулась около десяти от солнечных лучей, пробивающихся сквозь плотные шторы, и через мгновение услышала требовательный плач Джино. Вскочив с кровати, она подбежала к стоящей у окна кроватке, надеясь, что малыш не успел разбудить Лиз.