— Мы сами допросим. Куй железо, пока горячо, а то... Сами понимаете.

— Понимаю,— кивнула головой судья Семенова.— Вообще, в моей практике такое впервые.

— В моей тоже,— согласился Жора, секунду подумав.

Был случай, когда им же самолично пойманный уркаган бежал из зала заседаний, отобрав у конвойного наручники и расчищая ими путь как нунчаками... Но того пристрелили на выходе. И потом — пистолет в клетке: уму нерастяжимо...

Любимов кивнул на тома уголовного дела.

— Что там за фабула?..

— Около года назад они продали партию оргтехники. Липовую. На сто тысяч долларов. Потерпевшие Кедрова задержали, а второй с деньгами скрылся. Покупатели осторожные, даже номера купюр выборочно переписали, да что толку...

— Личность второго установлена?

— Есть только приметы и фоторобот. Кедров его не выдал. Потому и восемь лет.

— Крепкий, значит, орешек. Хорошо. Скопируйте мне приметы, пожалуйста. И еще адрес Кедрова. Надо засаду ставить.

— Здесь адреса его матери и сожительницы,— открыла Семенова один из томов.

— Хорошо, дайте оба...

Душным июньским вечером акватория Невы от моста лейтенанта Шмидта до Большеохтинского моста заполнена малым пассажирским флотом. Нет времени лучше, чтобы полюбоваться гармонией гранитных питерских набережных, золотым заревом куполов, гордыми контурами гранитных дворцов, надышаться свежим воздухом близкого моря.

Но в один день — в день выпускного праздника — катеров и катерков, кораблей и корабликов на Невской глади становится еще больше. Буквально якорю негде упасть. И белые платья барышень, вчерашних девчонок, и темные пиджаки кавалеров, вчерашних пацанов, и алые ленты, и смех, и брызги шампанского, и музыка, музыка, музыка, под которую так прекрасно кружиться, кружиться, кружиться!..

— Ой, Антон, я больше не могу... Останови! Остановись же! — хохотала Юля Виригина в объятиях Антона Зеленина, и огромное голубое небо, как компакт-диск в открытом проигрывателе, кружилось над ее головой...

Музыка смолкла. Юля без сил опустилась на скамейку теплохода. Антон плюхнулся рядом. Юля, задыхаясь, схватила его за руку.

— Ой, Антон, держи меня. Ой, ну ты меня закружил... Ой, мне кажется, что стрелка Васильевского сейчас оторвется и поплывет на нас!..

Антон посмотрел на стрелку. Вокруг Ростральных колонн так же кипело празднично-белое и ярко-алое. Скоро там должен был начаться фейерверк.

— Не оторвется,— солидно сказал Антон.— Это знаешь, какое усилие должно произойти, чтобы стрелка от острова оторвалась!

— Какое же? — кокетливо спросила Юля.

— В миллиарды тонн! Можно точно рассчитать. По сопромату.

— По споромату? — Юля залилась звонким разливистым смехом, запрокинула голову. В этот вечер ей явно не хотелось говорить на такие серьезные темы.— Значит, Антоша, ты твердо в Военмех решил?.. И весь споромат уже выучил?

— Да, решил. Не споромат, а сопромат. Наука о сопротивлении материалов. Я еще не выучил, но...

— И кем ты после окончания будешь? — Юля явно подкалывала Антона, но он отвечал на полном серьезе. Ответственно. Он ко всему привык относиться ответственно.

— Инженером. Космические исследования.

— Космос сейчас не очень... В смысле престижа,— не унималась Юля.

— Не знаю про престиж,— не сдавался Антон.— Мне нравится.

— А я? — спросила Юля после небольшой паузы.

— Что «я»? — стушевался Антон.

— Нравлюсь?..

— Ты — тоже! — выпалил Антон.— Я давно хотел сказать... сегодня...

И снова замолчал, разглядывая свои руки.

— Говори! — улыбнулась Юля.

В белом платье с тонкой бирюзовой ленточкой на шее, в бирюзовых сережках, с едва-едва, самую малость, подведенными ресницами и подкрашенными губами, на фоне массивного здания биржи и неба, полного воздушных шаров, она выглядела удивительно красивой. И очень взрослой. Настоящей женщиной. У Антона ком в горле застрял. Он не мог вымолвить ни слова.

— Ну же! — Юля требовательно нахмурилась.

— Я... Да. Ты ведь сама понимаешь...

Антону стало жарко. Он почувствовал, что краснеет.

— Хороший ты, Антон, парень, умный... — уже совсем другим тоном сказала Юля Виригина.

В этот момент на палубе с подносом в руках появился Валера. Первый красавец класса, единственный из парней в белом пиджаке. На подносе искрились фужеры с шампанским. Пузырьки в них щелкали быстро-быстро...

— Предлагаю выпить за наш непотопляемый одиннадцатый «б»! Налетай, торопись, пока пузырьки булькают!

Танцующие пары сбились с ритма, все потянулись к подносу.

— Хороший ты парень, Антон,— тихо сказала Юля.— Но совсем...

Она замолчала, подыскивая слово. Антон напрягся, опасаясь, что прозвучит что-нибудь очень обидное.

— ...не рыцарь! — произнесла Юля.

Вскочила и, придерживая подол, побежала к Валере с задорным возгласом:

— Валера, а где мои пузырьки?..

Рогов смотрел в открытое окно. Воздух — закачаешься. К вечеру зной спал, осталось одно ласковое тепло.

По Суворовскому гуляли нарядные девчонки.

Сзади них шествовали парни-одноклассники с бутылками пива.

«„Балтика",— подумал Рогов.— А у этого вообще „Тинькофф" платиновый, етишкин кот!»

— Народу мно-ого-о. Задеть бо-оялся,—тянул Малышев. Губошлепа пытались разговорить Виригин с Любимовым.

— Хорошо, задеть боялся! — возмущался Любимов.— А почему не побежал за ним?..

— Да я побежал и то-гоо...

— Чего «того»? — еле сдерживался Жора.

— Зацепи-и-ился,— ответил за Малышева Рогов.

— Зацепился,— повторил Малышев.— И того...

— Чего «того»?!

— Растя-янулся-я... — продолжал дразниться Рогов.

— Растянулся,— подтвердил Малышев. Любимов угрожающе зарычал.

— Погоди! — остановил его Виригин и обратился к Малышеву.— Ты из какой деревни?

— Из Сосновки, товарищ майор,— неожиданно четко отрапортовал сержант. Очевидно, на этот вопрос ему приходится отвечать часто.

— Из Сосновки, говоришь... — Виригин обратился к сослуживцам.— Помните, маньяк-то этот, Рабинович, который старушкам груди отрезал,— тоже был из Сосновки. Земляк, значит...

— Да не, Макс,— возразил Рогов.— Ты забыл, мы «пробивали» тогда — в России полторы тыщи Сосновок. Тот был из Биробиджанской области.

— Понятно,— Виригин снова повернулся к сержанту.— А ты из какой?

— Под Псковом...

— В органах-то давно?

— Второй год, после армии,— Малышев опять стал отвечать как-то заторможено.

— А служил где?

— На Се-евере. Во внутренних войсках.

— Значит, не салага. Тогда объясни, откуда у него «ствол» взялся?

— Не знаю.

— Как это — «не знаю»?! — эмоционально переспросил Жора.

— Кто-то передал,— предположил Малышев после короткого раздумья.

— Догадливый! И кто же?! Не ты, случайно?!

— Точно не я. Может, в «Креста-ax». Или адвокат.

— А вы тогда на хрена?! — Любимов ударил ладонью по столу.

Рогов едва успел подхватить полетевшую на пол чайную чашку.

Малышев пошевелил губами, но ничего не сказал.

— Чего замолк?! — наседал Любимов.

— Погоди, Жор,— опять остановил его Виригин.— Вы что, его не обыскивали? Когда в суд везли?..

— Их в «Крестах» шмонают. После нам отдают.

— А вы — нет?

— Если только Серега,— все так же заморожено ответил сержант.— Он старший конвоя.

— А в автозаке кто ехал?

— Мы и еще водитель.

— Привезли — и сразу в зал?..

— Да.

— И пока вели, никто не подходил?

— Нет...

— Макс, дело ясное,— подытожил Любимов.— Пустой номер... Растяну-улся-я...

— Ты прав,— согласился Виригин.— Поехали в «Кресты». Там потолкуем. Вась, а ты Игоря с Гришей дождешься — и в засаду.

— Только к утру смените,— Рогов снова уставился в окно. Очередная стайка выпускников волокла целый жестяной бочонок пива, литров на пять.

— А ты нас в дежурке жди. Ясно? — велел Любимов Малышеву.