Миссис Хара. Какой ты мнительный.
Ясудзиро (невесело усмехается). Я тут всерьез занялся одной идеей. Решил, что дядюшке с тетушкой она понравится.
Миссис Хара. Скажи-ка! Доходная идея?
Ясудзиро улыбается и кивает.
Им ничего другого и не надо. (Встает, собирается уйти.) Да, вот что. Неприятный разговор: с будущего месяца просят собирать вещички! Эх, затоскуешь тут, в самом деле. (Ковыляет вниз по лестнице.)
Харуко. Что это с ней? (Пауза.)
Ясудзиро. Может, переволновалась.
Харуко. Может быть. (Расстроенно.) А ты, по-моему, слишком спокоен. Зачем ты ушел с работы?
Ясудзиро. Хару-тян, представь себе маленький пятачок, окруженный толстой высокой стеной. Только сделаешь шаг пошире – сразу стена. Вот так японцы и работают: с виду все прекрасно, а развернуться негде, перспективы никакой. (Пауза.) Если делаешь все как положено и сидишь тихо, они сравнительно великодушны. Но едва начнешь барахтаться – тут же найдут способ тебя раздавить.
Харуко умоляюще смотрит на мужа.
Завидую я еврейскому характеру. Их терпеть не могут и не скрывают этого, а они еще нахальнее всюду лезут.
Харуко. Ну хорошо, как же нам все-таки быть? Надо успеть до конца месяца…
Ясудзиро. Ничего, пускай сносят.
Харуко. А нам куда?
Ясудзиро. В Хартфорд, штат Коннектикут!
Харуко (без воодушевления). Значит, мы уедем из Нью-Йорка?
Ясудзиро. Хару-тян, я раздобыл немножко денег. Хочу войти в дело к одному знакомому. Понимаешь, я решил заняться летними аттракционами. (Вынимает из заднего кармана плоскую бутылку виски и отпивает из нее.)
Харуко. Что-что? Аттракционами? (Разражается смехом, но тут же едва сдерживается, чтобы не заплакать.)
Ясудзиро. А что, стоять у бильярда я сумею, не такой уж я трус. А людям хочется веселого словца. (Будто бы обращаясь к толпе, обаятельно улыбаясь.) Come on, folks! Ten cents for ten balls. Just try your luck![3]
Харуко (в слезах). Но тебе же это совсем не подходит. Не берись ты за это.
Ясудзиро. Поначалу мне не хотелось, а теперь просто не удержишь. Какой прогресс, а?
Харуко. Мы и без денег проживем. Не хочу все время нервничать, волноваться…
Ясудзиро. Слушай, брось скулить! Наши знакомые японцы почти все через это прошли. Они молодцы. Не такие лопухи, как я. При первой же возможности берутся за любую работу, не смотрят на престиж или там на репутацию.
Харуко. Вот-вот. Они только летом и работают. А зимой слоняются без дела и спускают все деньги.
Ясудзиро пьет виски.
Ты-то уж мог бы обойтись без таких приключений.
Ясудзиро. Да брось ты эти… сентиментальности! Я и работать-то начал только прошлым летом, когда Минако родилась.
Харуко. Из-за этого и ушел из университета, верно ведь?
Ясудзиро молчит.
Ты нездоров. Потому и не можешь ни на чем спокойно сосредоточиться. Это я во всем виновата.
Ясудзиро. Ну вот, сразу реветь. (Устало опускается на скамейку.) Хару-тян! Это ведь неожиданно получилось. Станет чуть полегче с деньгами, тогда опять возьмусь за учебу. (Снова пьет.) Слушай, завтра мне надо рано встать. Еду в Хартфорд. Заключать контракт.
Харуко. Тебе нельзя пить.
Ясудзиро. Это я в ознаменование удачи, как ты не понимаешь… Иногда я все-таки чувствую, что живу полной жизнью.
Харуко. Ты, главное, живи, а уж полной или нет, это не важно.
Ясудзиро (со вздохом). Да-а, это верно!
Харуко. Ты ни о чем не жалеешь?
Ясудзиро. У меня на это времени нет. Говорят, кое-кто считает, будто я не хотел на тебе жениться. Ну, кто хочет, пускай говорит что угодно.
Издалека доносится музыка.
Но я, пожалуй, только теперь понял, какая непростая штука семейная жизнь. Что ж, это уже очень неплохо. Да-а, значит, теперь мы с тобой будем сельскими жителями.
Харуко. Как же мы без Нью-Йорка?
Ясудзиро. А ну его. Вот если бы деньги были… А для тех, у кого денег нет, это страшный город, одно железо и камень. Тут все рано или поздно выбиваются из сил. (Неожиданно поднимается.) Эй, Харуко! Let's waltz![4]
Харуко (низким голосом, подражая американкам). No![5]
Ясудзиро. Что еще за «ноу»? Давай-ка!
Харуко. Не хочу. С какой стати!
Ясудзиро (удрученно). Ты совсем опустилась.
Харуко. Видишь ли, меня как-то не тянет танцевать.
Ясудзиро. Вот я и говорю… (Топает ногой.) Куда девалась та, прежняя Харуко, что была в Наусфилде? Помнишь часовню на Маунт-Херман? Она на холме стоит, фасадом на юг. Какие там колокола. Звон разносится над полями, над холмами на много-много миль. Это тоже Америка.
Харуко. Мы же с тобой вместе этот звон слушали, когда гуляли по лесу. Ты еще тогда провалился в болото, ботинки промочил насквозь.
Ясудзиро (улыбается). Ara. A то еще из-за деревьев высунулась длинная лошадиная морда…
Харуко. Эта самая лошадь (разражается смехом), она потом все время шла за нами…
Ясудзиро. Там был яблоневый сад. Как стемнеет, мы потихоньку убегали из общежития воровать яблоки. Они были холодные от росы, вкусные.
Харуко. В Наусфилде на концерте духовой музыки все были в белом. Помнишь?
Ясудзиро. Еще бы. Я вдруг заметил студенточку-японку.
Харуко (внезапно подходит к Ясудзиро). Милый!
Ясудзиро улыбается. Они начинают тихо танцевать.
Хорошо все-таки. Иногда.
Ясудзиро. Да, это тоже средство забыть о горестях жизни.
Харуко. Знать не знаю никаких горестей.
Ясудзиро. Легкий у тебя характер.
Харуко. Милый…
Ясудзиро. Что?
Харуко. Ты прости меня.
Ясудзиро. За что же?
Харуко. Я тебе не дала учиться.
Ясудзиро. Ну, так и я тебе не дал.
Харуко. Иногда я жалею.
Ясудзиро. Я хотел быть профессором.
Харуко. Но кто же знал, что у нас так скоро будет ребенок…
Ясудзиро. Дурак был.
Харуко. Раскаиваешься?
Ясудзиро (останавливается; помрачнев). Не задавай таких вопросов, ладно?
Харуко. Ты слышал насчет завтрашнего дня? Все собираются у дядюшки. Прощальный обед. С японскими блюдами.
Ясудзиро. Хм.
Харуко. Ты уж не подведи, ладно? (Берет сверток.) Я ненадолго сбегаю вниз.
Ясудзиро. Давай, я пока еще здесь побуду. До чего душно. Надо проветрить голову и придумать какой-нибудь аттракцион. Что-нибудь необычное, эффектное, а то не разбогатеешь.
Харуко. Особенно-то богатеть не обязательно.
Ясудзиро. Да ну тебя. От твоей скромности просто тоска берет.
Харуко. Ну, пока!
Ясудзиро (по-детски машет рукой). Пока!
Харуко спускается вниз. Музыки уже не слышно. Становится темно. В окнах домов, обступивших крышу, зажигается свет. Ясудзиро, бормоча себе под нос популярную песенку, ложится на скамейку и пьет виски. На крышу выходит Гэмпати. Он выглядит неопрятно и тоже навеселе.
Гэмпати. Хелло! Хелло! Я вижу, дела идут блестяще.
Ясудзиро. Как же иначе.
Гэмпати. Хе-хе. Надо бы поделиться, а?
Ясудзиро. Послушай, ты слишком любишь попрошайничать. Это в высшей степени некрасиво.
Гэмпати. Дружище! Тут хотя и крыша, а все-таки услышать могут. (Принимает из рук Ясудзиро бутылку, делает глоток, но там уже почти ничего не осталось.) Я, видишь ли, из тех, у кого деньги не залеживаются. Вон мистер Ямасита, уж на что одаренная личность, а не разбогател. Это, должно быть, от воспитания зависит.
Ясудзиро. Да кому ты это рассказываешь, всем известно, кто ты такой. Тебя с утра до вечера жажда мучит.
Гэмпати. Понимаешь, Америка всегда была свалкой для человеческих отбросов из Европы. Кишит отбросами. Вот кого жажда-то мучит. Иные заживут хорошо, а жажда все равно не проходит. И молодым это передается. Молодые такие, энергичные, бодрые жадины. Терпеть не могу.