Так всегда… Скучно.

Кстати, о скинхедах… Это хорошая мысль… Пусть…

Он вспомнил старушку-одуванчика и, снова усмехнувшись, провел ладонью по бобрику своих коротких волос. Что делать… Вот такая в Москве нынче мода — на нулевку, на бритые головы.

Еще, возвращаясь по этой лесной тропинке, он обратил внимание на свое внутреннее состояние… Какое-то редчайшее спокойствие, умиротворенность… Хорошо вот так идти — лесной тропинкой… Рассуждать, раздумывать о всяких любопытных вещах… И это, оказывается — теперь ясно, — наступает у него «после»… после того как… Любопытно.

Умиротворение. Нирвана. Почти блаженство, которое хочется испытать вновь. Ну, естественно! Ведь ощущение блаженства всегда хочется пережить еще раз, не так ли?!

Вот все психологи говорят: стремитесь к душевному равновесию, стремитесь! А что делать, если для этого нужно… ну, скажем, несколько больше, чем обычному, нормальному большинству? Вот он стремился… Можно сказать, изо всех сил стремился… И что вышло?

Телефон звонил и звонил. А Светловой отчего-то совершенно (вот странное дело — просто рука не поднималась!), ну просто до ужаса не хотелось поднимать трубку…

Звонки замолкли… И начались снова.

И тогда Аня, поборов необъяснимое оцепенение, наконец подошла к аппарату…

— Анечка… — прошелестел в трубке немолодой женский голос. — Это Елена Давыдовна. Вы меня помните?

— Да, конечно… Конечно же, помню.

Аня не врала. Мать ее одноклассницы Джульетты Федоровой сразу вспомнилась ей по тому хорошо знакомому школьному чувству неловкости, которое возникает в присутствии родителей одноклассницы, когда они говорят и поступают «неправильно».

А Елена Давыдовна, увы, была из тех матерей, которые из самых наилучших побуждений поступали именно неправильно. Мало того, что она всегда все хотела знать о жизни дочери и нависала над ней, как контролер в электричке (и в итоге, как это обычно и бывает, не знала о своей дочери ровно ничего), она еще и окружающих хотела приспособить для такого контроля. Наилучшей кандидатурой ей почему-то казалась Аня. И она вела постоянные разговоры о том, какая Джульетта растяпа и какая Анечка разумная, собранная, самостоятельная… Словно предлагая ей, Анне, взять шефство над дочерью.

Хотя это уж совсем неразумно было… Теперь, вооруженная своими новыми познаниями в психологии, Аня понимала это отлично… Сравнивать себя с другими ребенок и так начинает очень рано. Но это полезное в нормальных дозах качество может по-настоящему отравлять жизнь, превращаясь почти в манию. «Да-а, а у Петровой вон какие кроссовки, а у меня…» Еще хуже, когда дети начинают сравнивать успехи в учебе, а потом, повзрослев, поклонников и даже родителей.

И уж совсем глупо, когда родители сами способствуют развитию такого пристрастия, постоянно «ставя в пример»: «Посмотри, как учится Светлова, как она хорошо себя ведет, как аккуратно одевается» и т. д. Что может быть глупее… Светлова — это Светлова, а у Джульетты и фамилия другая, и способности, и характер, она вообще — другая.

Иногда из-за этого привычка к завистливому сопоставлению становится постоянным и излюбленным занятием человека на всю жизнь…

А ведь стремление сопоставлять несопоставимое пользы не приносит вообще, зато изрядно портит характер и отравляет жизнь отрицательными эмоциями…

Конечно, установка: «Я им докажу, что я не хуже!» — возможно, и помогала кому-то достигнуть вершин, но лишь считанным единицам — остальные по дороге к чужим вершинам, как правило, теряют самих себя.

Самое мудрое правило жизни, которое Аня знала, заключалось вот в чем: стремиться следует к тому, что нужно лично тебе, а вовсе не к тому, чем обладают другие.

— Анечка… — снова прошелестел голос Елены Давыдовны. — Вы не могли бы мне помочь?

Она вдруг замолчала. Причем тишина была такой полной и длительной, что Ане показалось, будто отключился телефон.

— Алло, алло! Елена Давыдовна! Вы куда-то пропали! — закричала она.

«Что-то, очевидно, приключилось с Джулей… — подумала она. — Может, ее обокрали? Говорят, нынче, в связи с большим разрывом в уровне жизни столицы и провинции, воры-карманники просто хлынули в Москву…»

Но то, что она услышала, превзошло все ее опасения.

— Я не пропала, — вдруг ясно и близко раздался голос Елены Давыдовны. — Это Джульетта пропала.

— Как пропала?!

Елена Давыдовна снова замолчала. Очевидно, эти паузы нужны были ей, чтобы справиться со слезами и спазмами в горле. Наконец она справилась:

— Ее уже три недели нет дома.

— А милиция?

— Милиция говорит, они «делают все, что возможно». Но мне кажется, они уверены, что найти мою девочку невозможно…

— Господи, какой ужас… — прошептала Аня.

— И вот я решила… Я подумала, что вы могли бы как-то помочь.

— Но, Елена Давыдовна… — растерянно заметила Аня.

— Да, я понимаю… Я понимаю: моя просьба помочь мне найти дочь выглядит странно… Но ведь они, эти милиционеры, они ее не знают! Никто не знает ее. И я… я тоже совсем ничего не знаю о ней. Я так стремилась всегда быть «в курсе», что Джуля скрывала от меня абсолютно все… А вы, Анечка, я уверена… Вы ее знаете. Мне кажется, именно вы всегда ее понимали.

— Да нет… право… почему вы так думаете… — мямлила, чувствуя себя крайне неловко от таких незаслуженных комплиментов, Аня.

— Приезжайте хотя бы… — попросила вдруг Елена Давыдовна. — Я хочу вам все рассказать. Может быть, вам придет что-то в голову. Хоть какая-то догадка… Ведь пока никто даже предположить не может, что с ней случилось.

— А как… Как все это случилось? — осторожно спросила Аня.

— Понимаете, Джуля, как обычно, ушла на работу… Но она ведь не шестнадцатилетняя дурочка, чтобы сесть в неизвестную машину… Или вступить в отношения с какой-нибудь сомнительной личностью. Анечка… Я могу рассчитывать, что… вы хотя бы выслушаете меня?

— Хорошо, Елена Давыдовна, — покорно согласилась Аня.

— Вы приедете?

— Да.

— Сегодня?

— Сегодня.

— Часов в пять?

— В пять часов, — подчинившись чужой энергии и захваченная чужим горем, послушно повторяла Аня.

Наконец она положила трубку и горько усмехнулась… Ох уж эта человеческая слабость «возлагать надежды»…

Светлова с великим сарказмом оглядела себя в зеркале… «Тоже мне психолог… знаток человеческих душ… С собой бы разобраться!»

Конечно, все, что она может, — это выслушать потрясенную горем Елену Давыдовну и попытаться поддержать ее… Какие еще тут могут быть догадки? Какой из нее сыщик… То, что случилось год назад, когда Анна взялась давать уроки английского богатой даме из нынешнего «бомонда» и в итоге попала в скверную историю, — не в счет… Тогда ей пришлось проявить чудеса проницательности и храбрости, чтобы спасти свою жизнь… Вряд ли она решится теперь повторить что-нибудь подобное.

Но, еще не признаваясь себе, Аня уже чувствовала, что загадка, окружающая исчезновение черноволосой, статной, похожей на цыганку красавицы Джульетты Федоровой, уже заманивает, затягивает ее.

Подругами они никогда не были. Именно то, что мать Федоровой постоянно ставила Анну дочери в пример, и отталкивало Джульетту от Ани. Елена Давыдовна настоятельно внушала дочери комплекс неполноценности: «растяпа… такая-сякая… никудышная». Но, подчиняясь маминому давлению и признавая свое «ничтожество» и превосходство Анны, Джульетта, уж конечно, никак не могла Анюту полюбить и скорее всего, возможно, и не признаваясь себе, даже ненавидела.

Так что уж если кого Аня и «понимала», то отнюдь не Джулю, а скорей уж ее маму, саму Елену Давыдовну…

Причина раздражения взрослых, неистово озлобляющихся на ребенка по какому-то внешне пустяковому поводу, чаще всего, конечно, не ребенок…

Глядя на Елену Давыдовну, Аня всегда предполагала, что судьба распорядилась с ней несправедливо. В том смысле, что Елена Давыдовна не выполнила своего жизненного предназначения: попала не туда, живет не так и не там и занимается не тем…