И девушка должна согласиться на операцию, на то, что он сделает с ней, должна согласиться со счастьем на лице… Ведь, по сюжету, согласие, добровольное согласие девушки спасает героя!

Спасает от опасности… И здесь, в жизни, и там, на сцене…

«Я буду видеть, и он будет жить!» Ведь это ее слова!

Но эта Иоланта не соглашалась. «Со счастьем»!.. Она вырывалась, пыталась кричать… В конце концов, она отвратительно, вульгарно кусалась…

И это окончательно вывело его из себя.

Электрички проносились мимо. Аня и Стариков сидели на станционной зеленой, несколько запылившейся скамеечке с гнутой спинкой, на безлюдном перроне. Сидели пригретые, разморенные первым, по-настоящему хорошим солнцем… И вначале не обратили на это обстоятельство — то есть на стремительно проносящиеся мимо них электрички — должного внимания.

— Вжих… — передразнил Стариков.

Как человек, которому предложили прожить без автомобиля столько часов, он был несколько раздражен.

Дело в том, что в попытке наладить отношения с женой Петя сделал невозможное — взял на работе день и поехал со Светловой, смешно сказать, на «место происшествия». Это было похоже на поступок взрослого человека, который вдруг решает отложить свои дела и поиграть с ребенком в его игру. Пусть потешится… «Ну давай, расскажи, как ты в это играешь?!»

Впрочем, благие первоначальные намерения Старикова и установка «на мир» быстро таяли. «Осмотр места происшествия» ничего, разумеется, не дал. Аня на это и не рассчитывала…

Цыганку убили осенью. Все, что можно было заметить, заметили тогда милиционеры. Потом прошла длинная зима, снег укрыл место происшествия, потом стаял…

Собственно, Светловой просто хотелось увидеть, где это все случилось, своими глазами. Ничего выдающегося: безлюдная тропинка через небольшой лесок от станции к дачному поселку… Идеальное место для охотника, который сходит с электрички и идет за одинокой женщиной через этот лес, а потом бросает нож и, тщательно — или наскоро? — обтерев его травой, уносит с собой — быстрым шагом через лесок, к станции и…

Адье!

Наконец Петя сделал усилие, поборол вызванную первым по-настоящему весенним солнцем лень и пошел по перрону к таблице с расписанием движения электропоездов.

— Да тут почти ни одна электричка не останавливается! — сообщил он.

— Именно тут?

— Именно… Маленькая станция… Рядом лишь небольшой дачный поселок… сейчас еще к тому же не сезон… Вот они и не тратят время… Не тормозят возле нас…

— Да уж… проносятся равнодушно мимо…

— Я бы даже сказал: равнодушно и нагло…

— И, правда, кому тут садиться? — Аня окинула взглядом безлюдный перрон.

— В общем, — Петя посмотрел на часы, — до ближайшей электрички нам с тобой почти час…

— Да мы тут заснем — на этом припеке…

— Альтернатива?

— Альтернативы нет. Самолеты тоже пролетают мимо, такси нет, вообще никакого попутного транспорта.

— Пешком.

— До Москвы?

— Ну почему… До соседней станции. Там все электрички, кстати сказать, останавливаются. Крупный поселок городского типа…

— Как ты тут, оказывается, ориентируешься…

— Бывал когда-то… В общем, там, на той станции, электрички останавливаются много чаще… Народ ездит постоянно в Москву на работу.

— А нам что с того?

— Пойдем пешком. Я думаю, по тропинке, вдоль рельсов — вон видишь, от станции начинается? — это получится минут двадцать пять.

— Ну вот, и в самом деле альтернатива.

— А говоришь никакой! Так не бывает, чтобы никакой.

И они двинулись в путь. И уже прошли по тропинке в сторону места назначения несколько десятков метров… Как вдруг Светлова остановилась как вкопанная.

— Стоп!

— Что такое?

— А ведь это я погорячилась насчет него… Что он якобы нож о траву — да бегом на электричку. И был таков…

— Эге… Холмс, соображаете!.. Электрички-то…

— Вот именно. Электрички тут останавливаются редко.

— Даже и в сезон…

— А это уже был не сезон — осень… Как сейчас — «еще не сезон». И значит…

— Электрички вряд ли сделали для него исключение.

— И он, возможно, пошел.

— Он пошел пешком, как и мы, в ту же сторону.

— А может, в другую?..

— Нет, в ту: ближайшая станция, где все поезда останавливаются… И всего двадцать минут пешком… быстрым шагом от этого места…

— Ну, если ему надо было в Москву…

— Ты хочешь сказать, что ему не надо было?

— Хочу сказать. Что он — чеховская «Три сестры»?… «В Москву, в Москву!» Почему непременно в Москву?

— Вот именно, как говорят провинциалы москалям — свет клином не сошелся на вашей Москве.

— То есть… Он…

— Да… Вот именно. Возможно, ему нужен был другой населенный пункт…

— Какой?

— Хм… Вопрос интересный. Любой другой населенный пункт, расположенный по этой железнодорожной ветке.

— Зачем?

— Он там живет…

— Или собирает грибы.

— Или приезжает к кому-нибудь в гости…

— Или навещает старушку мать, а сам из Москвы…

— Да, как разнообразен мир и как много в нем вариантов, — вздохнула Аня.

— Верно подмечено…

— Но в любом случае, при всем этом разнообразии вариантов ясно, что он удалился с этой станции… Поскольку дачный немноголюдный поселок милиция перетрясла… Там все чисты и свободны от подозрений, у всех алиби…

— Точно?

— Да… Клиент «не отсюда родом»… Он ушел с этой станции, возможно, именно ушел, а не уехал. Поскольку светиться и долго ждать электричку не имел морального права.

— И что это нам дает?

— Ты прав… Ничего.

— Пойдем и мы отсюда?

— Пойдем.

И они гуськом двинулись по тропинке.

— А вот нож он мог бросить по дороге… — пробурчал через некоторое время Стариков.

— Вот так: шел, шел и решил бросить…

— Да, близко, рядом с трупом, не стал… Точно найдут — лишняя ниточка к нему потянется.

— А при себе оставить не побоялся? Даже ненадолго?

— Не побоялся. Он, как ты, наверное, поняла, хладнокровный.

— А вот надолго побоялся?

— Ну… Возможно, он шел, размышляя…

— Возможно, успокоившись…

— Да… Если он из этих… из психов… Они после совершения сразу приходят в норму… И, избавившись ненадолго от своей мании, могут спокойно рассуждать.

— И вот он шел, шел и…

— Именно. Не сразу возле станции, где убил, ведь он шел и думал…

— Потом решил: будет поздно — совсем близко к другой…

— Вот именно здесь, где лес, безлюдно… То есть ты хочешь сказать, что мы можем этот нож сейчас здесь найти?

— А вдруг?

— Слушай… А почему он все-таки не поспешил избавиться от него сразу? Нож, с которого невозможно все-таки до конца стереть кровь, — неопровержимое доказательство.

— Возможно, он знал, что не вызовет ни у кого подозрений.

— Почему?

— Ну, например…

Петя задумался.

— Например, это человек, к которому все хорошо относятся в округе, все хорошо его знают. Не какой-то там подозрительный незнакомец… Что в самом деле необычного — идет привычным для него маршрутом приятный соседям человек… Что тут подозрительного?!

— Да… — согласилась Аня. — Но убитую цыганку мог обнаружить любой следом идущий — через пять минут… Милиция начнет прочесывание, облаву.

— Дело, очевидно, в том, что он, как я уже заметил, не инопланетянин… Возможно, точно местный. То есть знает: даже если кто-то ее сразу обнаружит, то… обнаружить телефон в здешних местах совсем не просто и не быстро. Телефонов в Подмосковье по-прежнему несколько меньше, чем обнаруживаемых трупов…

— Пожалуй…

— Наверняка! Пока обнаружившие дозвонятся, пока среагируют. Какое там, на хрен, прочесывание. Нет, он наш человек: он врубается в реальность… И он шел спокойно. И хорошо рассчитал, где ему избавиться от ножа.

— Если только он не забрал его все-таки с собой. Как память.

— Или как инструмент, который ему еще понадобится?

— Не понадобится… Все преступления он совершает совершенно по-разному… Он не из этих, которые одним и тем же почерком в одно и то же место наносят одни и те же колотые раны. Или одинаково перерезают горло… Его преступления объединяет что-то другое… Вовсе не одинаковый тип ножевых ранений… Какой-то почерк. Я только никак не пойму, какой же именно… Это, видишь ли, трудно ухватить. Слишком необычный…