сеяли.

Что ж там, цветом в яптарь,

светится?

Это в поле пожар

мечется.

Разбрелись все от бед

в стороны…

Певчих птиц больше нет —

вороны!

И деревья в пыли —

к осени.

Те, что песни могли, —

бросили.

И любовь не для пас, —

верно ведь,

Что нужнее сейчас

ненависть?!

Дым и пепел встают —

как кресты.

Гнёзд по крышам не вьют

аисты.

И земля и вода —

стонами,

Правда, лес, как всегда, —

кронами.

Только больше чудес —

аукает

Довоенными лес

звуками.

Побрели все от бед

на восток,

Певчих птиц больше нет,

нет аистов.

Воздух звуки хранит

разные,

Но теперь в нём гремит,

лязгает.

Даже цокот копыт —

топотом,

Если кто закричит —

шёпотом.

Побрели все от бед

на восток, —

И над крышами нет

аистов…

[1967]

Уходим под воду в нейтральной воде.

Мы можем по году плевать на погоду,

А если накроют — локаторы взвоют

О нашей беде.

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше.

И ужас режет души

Напополам…

И рвутся аорты, но наверх — не сметь!

Там, слева по борту, там, справа по борту,

Там, прямо по ходу — мешает проходу

Рогатая смерть.

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше.

И ужас режет души

Напополам…

Но здесь мы на воле — ведь это наш мир!

Свихнулись мы, что ли, — всплывать в минном поле?!

— А ну, без истерик! Мы врежемся в берег, —

Сказал командир.

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше.

И ужас режет души

Напополам…

Всплывём на рассвете — приказ есть приказ, —

Погибнуть во цвете уж лучше при свете.

Наш путь не отмечен. Нам нечем… Нам нечем!..

Но помните нас!

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше.

И ужас режет души

Напополам…

Вот вышли наверх мы. Но выхода нет!

Вот — полный на верфи! — Натянуты нервы,

Конец всем печалям, концам и началам — мы рвёмся

к причалам

Заместо торпед!

Спасите наши души!

Мы бредим от удушья.

Спасите наши души!

Спешите к нам!

Услышьте нас на суше —

Наш SOS всё глуше, глуше.

И ужас режет души

Напополам…

Рвусь из сил — и из всех сухожилии,

Но сегодня — опять, как вчера:

Обложили меня, обложили —

Гонят весело на номера!

Из-за елей хлопочут двустволки —

Там охотники прячутся в тень, —

На снегу кувыркаются волки,

Превратившись в живую мишень.

Идёт охота на волков, идёт охота —

На серых хищников, матёрых и щенков!

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Не на равных играют с волками

Егеря — но не дрогнет рука, —

Оградив нам свободу флажками,

Бьют уверенно, наверняка.

Волк не может нарушить традиций.

Видно, в детстве — слепые щенки —

Мы, волчата, сосали волчицу

И всосали: нельзя за флажки!

И вот — охота на волков, идёт охота —

На серых хищников, матёрых и щенков!

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Наши ноги и челюсти быстры, —

Почему же, вожак, — дай ответ —

Мы затравленно мчимся на выстрел

И не пробуем — через запрет?!

Волк не может, не должен иначе.

Вон кончается время моё:

Тот, которому я предназначен,

Улыбнулся — и поднял ружьё.

Идёт охота на волков, идёт охота —

На серых хищников, матёрых и щенков!

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

Я из повиновения вышел —

За флажки — жажда жизни сильней!

Только сзади я радостно слышал

Удивлённые крики людей.

Рвусь из сил — и из всех сухожилий,

Но сегодня не так, как вчера:

Обложили меня, обложили —

Но остались ни с чем егеря!

Идёт охота на волков, идёт охота —

На серых хищников, матёрых и щенков!

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу — и пятна красные флажков.

И вкусы и запросы мои странны,

Я экзотичен, мягко говоря:

Могу одновременно грызть стаканы

И Шиллера читать без словаря.

Во мне два «Я», два полюса планеты,

Два разных человека, два врага.

Когда один стремится на балеты —

Другой стремится прямо на бега.

Я лишнего и в мыслях не позволю,

Когда живу от первого лица.

Но часто вырывается на волю

Второе «Я» в обличье подлеца,

И я борюсь, давлю в себе мерзавца.

О, участь беспокойная моя!

Боюсь ошибки — может оказаться,

Что я давно не то второе «Я».

Когда в душе я раскрываю гранки

На тех местах, где искренность сама, —

Тогда мне в долг дают официантки

И женщины ласкают задарма.

Но вот летят к чертям все идеалы,

Но вот я груб, я нетерпим и зол.

Но вот сижу и тупо ем бокалы,

Забрасывая Шиллера под стол.

.. А суд идёт, весь зал мне смотрит в спину.

Вы, прокурор, вы, гражданин судья,

Поверьте мне, не я разбил витрину,

А подлое моё второе «Я».

И я прошу вас: строго не судите,

Лишь дайте срок (но не давайте срок!)

Я буду посещать суды как зритель

И в тюрьмы заходить на огонёк.

И я клянусь вам искренне, публично:

Старания свои утрою я —

И поборю раздвоенную личность

И — не моё — моё второе «Я».

Я больше не намерен бить витрины

И лица граждан — так и запиши!

Я воссоединю две половины

Моей больной, раздвоенной души.

Искореню, похороню, зарою,

Очищусь, ничего не скрою я!

Мне чуждо это «Я» моё второе…

Нет! Это не моё второе «Я».