– Попытка, так сказать не пытка, – почесал отсутствующую бороду Кирьян Василич. – У тебя другие варианты есть?

– Ага. Сразу к нашим пробиваться. Здесь нам впятером все равно делать нечего. Да и эти субчики важнее двух-трех немцев. А на большее мы все равно не способны.

– Почему это? – возмутился Еж. – Можно мост там взорвать какой-нибудь. Или поезд под откос пустить.

Дед засмеялся, а Валера, приподнявшись, на локте ответил:

– Тут железных дорог нет. А все мосты – через ручейки. Самый большой через Явонь и тот в самом Демянске. Правда, перед самим Демянском на ней плотина еще.

– Во! Плотину можно взорвать! – Еж аж подпрыгнул от радости.

– Зачем? И чем? – осадил его дед.

Рита в это время отошла от костра. Постояла несколько минут в темноте, а потом тихо-тихо позвала:

– Мужики!

Ее вначале не услышали. Дед с Валеркой дружно обсмеивали Ежа, представляя, как он крадется взрывать плотину.

– Мужики! – чуть громче сказала она.

Но гогот Ежа перебил ее.

– Да мужики, вашу мать! – рявкнула она, не выдержав.

– Чего, Рит? – обернулся к ней Еж, пытаясь разглядеть в темноте.

– Идите сюда. От костра плохо видно.

Они поднялись втроем, причем Еж ворчал и кряхтел больше деда.

– Посмотрите! – и она показала на южный свод ночного уже неба.

Красно-багровый свод.

– Ну и чего? – недовольно сказал Еж.

– Зарево, – ответил ему дед. – И очень большое зарево. Кажись, вся деревня горит.

– Где же Костик-то? А? – тихонечко шепнула Рита.

Дед помолчал, пожевал губы и твердо скомандовал:

– Собираемся!

– Вот, кажись, все и решено, – добавил он чуть погодя. – Уходить будем через болото. Немцы туда не сунутся по темноте.

– А может они сюда вообще не пойдут. Ночью-то, – засомневался Еж.- Может сбегать, посмотреть?

Дед так зыркнул на Ежа, что тот немедленно заткнулся.

Солдату собираться – только подпоясаться. А уж партизану и подавно. Только Рита слегка тормозила, как обычно. В конце концов, и она собрала свой вещмешок. А потом сказала:

– Не мужики, но так же не делается? Мы же Костю бросим, если уйдем сейчас.

Дед подумал и ответил:

– Хорошо. Ждем еще десять минут. Может, парнишка не натворил глупостей…

Еж отошел в сторону от костра. Смотреть на зарево. И устроился там, навалившись на здоровенную сосну. Остальные молча сидели и ждали у догорающего костра. Только дед чего-то ходил и выбирал побольше размером палки. Время тянулось медленно, словно патока. Говорить не хотелось.

Собак первым услышал Еж:

– О, слышите, гавкают! Это в селе, что ли?

– Дождались, ититть твою меть… Ноги в руки и бегом! Лишние стволы в болото! Далеко себя бы унести… Уходим!

– А Костя-то как? – почти всхлипнула Ритка.

– Найдется, коли в порядке все. Он эти места знает как ладонь свою. С детства тут бегает.

– А если не в порядке?

– Тем более уходим! Я иду первым. Рита за мной. Валера, потом ты. Андрейка последний. Понесешь 'Дегтярь'. И назад поглядывай, время от времени. Фонари увидишь – сразу говори.

Еж кивнул.

– Слеги берите. Падать будете – попереком груди выставляйте. Встать легче будет.

Себе же взял самую длинную палку. Метра два. А после дед перекрестился и шагнул в темную жижу. Болото с удовольствием зачавкало.

– Хорошо, хоть что месяц на убыль идет… – проворчал дед.

– И плохо, что погода безоблачная! – ответил из-за спины Риты Валера. – Если подальше не уйдем, они нас как на ладони увидят.

– Тогда шаг прибавили! – приказал дед. – И с тропы не сходить!

Каждый шаг давался огромным трудом. Особенно Рите. Казалось, болото гигантским ртом всасывает ногу в себя. И каждый раз неохотно отпускало.

Чмоох., чмоох, чмохх, чмоох… И между чмоканием – лай собак.

Через полчаса тяжелого чмокания она устала. Впрочем, не она одна. Тяжело дышали все. Даже дед.

– Стоим минуту! Андрей, что там?

– Не видно ни черта. Дымка везде.

– Болото запарило, Кирьян Василич! Туман пошел.

– Хорошо, что туман. Поди не увидят. Вперед, орлы болотные!

И тяжело захлюпал вперед.

– Давай, давай, Рита. Не стой, – подтолкнул ее, опершуюся на слегу, Валера.

– Боже ты мой… – простонала она. – Хорошо комаров нет!

– Ага…

– Фонари! Кирьян Василич! Фонари! – вскрикнул Еж.

Тут же вскинулись вверх парашютики осветительных ракет.

– Ложись! – шепотом, но вскрикнул дед. Все плюхнулись в жижу. Еж, естественно, глотнул ее и стал отплевываться, тихо матерясь.

– Вперед! – пополз дед. Но остановился, оглянулся и сказал. – Минут через двадцать посуше будет. Можно пробежаться. Валерка!

– Чего, дед Кирьян?

– Возьми пулемет у Андрейки. Останься, посмотри. Если гитлеры за нами поползут – придержи. Диск кончится – тикай.

– Понял!

– Кирьян Василич! Может быть, я сам останусь? У доктора нога все-таки…

– Когда, говоришь, немцы под Харьковом ударят?

– 17 мая, вроде бы… А что?

– Ничего. Неделя осталась. За мной! Валера! Долго не сиди тут. Ползи по следу тихонько. Минут через десять. И рачком пяться. Немцы должны по следу пойти.

С далекого уже берега болота застучал пулемет. Рита упала лицом в грязь. Зубы ее стучали – то ли от холода, то ли от страха.

Она подняла голову. Мертвенно-бледный свет висел над топью, превращая ее в странное подобие то ли ада, то ли морга. Дед Кирьян махнул ей рукой и она послушно поползла за ним, раздвигая перед собой упругую грязь.

– Каску надо было взять, – шипел сзади Еж.

'Ничего… Ничего… Ничего… Пуля, сабля, штыки… Все равно… Кто это поет? Еж или я?' – думала она, следя за подошвами сапог деда Кирьяна. – 'Господи! Как нам с Ежом повезло, что он с нами оказался, рядом… Что бы мы делали без него, интересно? Лежали бы уже в этих лесах… А мужики сейчас где? Юрка Семененко, Лешка Винокуров, Леонидыч, Толик Бессонов, Маринка… Про Захара с Виталиком хотя бы понятно. Здесь. К нашим ушли. А эти-то где?'

Ответом ей был железный грохот Валеркиного пулемета.

– Ни хера себе лязгает!! – удивленно напугался Еж. – Рита, ходу прибавь!

– Ага, – неожиданно согласилась она.

– Василич! Идут! Ходу, давайте, ходу!

Внезапно жижа потвердела под руками и превратилась в жидкую грязь…

– Встали! Бегом! За мной! – сквозь зубы зарычал, унтер-офицер Богатырев.

– Не могу, я больше… – вдруг вскрикнула ровно птица Рита.

Он подскочил к ней, схватил за вещмешок и толкнул вперед:

– Бегом!

Позади грохотали выстрели немецких карабинов. Изредка взрывался грохотом Валеркин 'Дегтярь'. И она послушно побежала вперед, удерживаемая за мешок рукой деда.

Бежали, если можно так назвать передвижение по грязи, которая достает всего лишь по щиколотку, минут десять.

– Стой, привал… – и Рита, и Еж, и даже дед дышали уже через раз.

– А чего тихо стало? – вдруг понял Андрей.

Все вдохнули и замерли на выдохе.

И впрямь тишина. Только немцы, но уже вдалеке, шипели ракетами.

А потом кто-то зачавкал в серебристой, подсвеченной сквозь туман луной, темноте.

Они приподняли винтовки, еще сегодня вылизанные под суровым присмотром деда почти до блеска, а теперь извазюканные в торфяной грязи.

Из тумана показался хромающий Валерка.

– Фу ты… Пугаешь, как Фредди Крюгер…

– Это еще кто? – устало спросил Валера и рухнул в мягкую грязь.

– Да так…

– Пулемет где? – шмыгнул носом дед. Видно было, как он тоже измотался.

– Они по следу пошли. Человек десять, может двенадцать. Кучно так. Я их метров на двести подпустил. И влупил очередью длинной. В самую толпу. Не понравилось, сукам. Тут же попадали. Аж брызги по сторонам. От грязи, в смысле. А потом стрелять по мне начали. А я стрельну и отползу тут же, стрельну и отползу… Они пока головы подымают – я уж метрах пяти. А они по выхлопу бьют, дураки! – Валера довольно засмеялся. – Диск кончился, потом второй. Смотрю, обратно поползли. Я подождал, не дурак же. Может обманывают? Неее… Точно ушли. И забрали своих. А пулемет я в промоину бросил. Все одно патроны кончились. А если бы они опять пошли, я бы с этой железякой далеко не ушел.