Возвращаясь с очередным уловом, Ягердышка был подкараулен стариком Берданом, который, вопреки обыкновению, гнусно не щерился, а, наоборот, заискивающе улыбался. Оказалось, что старый эскимос рыбки захотел, мол, желудок и зубы неймут жирного тюленьего мяса, а рыбка была бы в самый раз.

– Нутро болит, так и жарит вечерами!..

В обмен старик предложил кусок жевательной смолы и хорошее отношение.

– А на кой мне твоя смола! – сохранял гордость Ягердышка. – Подумаешь, смола, а тут рыба, вещь куда ценнее! Вялить можно, варить, собак в стужу кормить!

– А хорошее отношение, однако?! – не унимался Бердан.

– А Spearmint?

Старик потупил седую голову и развел руками.

– Нету более Spearmint, – сказал жалобно. – Могу от Кола тебя избавить,

– предложил. – Могу про Америку рассказать…

– Про Америку? – заинтриговался Ягердышка.

– Про США, – подтвердил Бердан, уже предвкушая запах жареной скумбрии.

– Про ЮЭСА.

Ягердышка подумал лишь для вида.

– Держи! – и кинул старику самую большую добычу.

Бердан ловко поймал подарок и тут же ретировался, бормоча, что поутру они непременно встретятся и он все без утайки поведает об Америке, о стране, в которой живут богатые эскимосы.

– А чукчи?

– Чукчи-чукчи… Чукчи тоже состоятельные, – услышал Ягердышка напоследок. – Но не такие, как эскимосы.

И опять Ягердышка не спал всю ночь. Все ему мечталось об Америке и грезился золотой каяк. Хотя на кой черт мне золотой каяк, думал чукча, перекрещивая на слово «черт» косую физиономию. И вообще, зачем мне ЮЭСА?.. На этот вопрос Ягердышка не знал ответа, но в душе у него что-то сладко ныло и перетекало елейно от самого слова «Америка», а потому он не мучился сильно, отыскивая ответ, укачивал сладостную маету, словно конфетку сосал не спеша, и под утро заснул.

Впрочем, спать пришлось недолго, так как разбудил его мощный удар в челюсть.

Ягердышка вскочил, принялся размахивать руками и ногами в разные стороны, стараясь достать противника. Но удары ловили утреннюю пустоту, и вскоре чукча вымотался, повалился в постель. Еле отдыхиваясь, чертыхался – впрочем, шепотом.

Чертов Кола! Чертова Укля, наблудившая с Бала!

Со следующим рассветом эскимосы отправились на охоту. В стойбище из мужиков остались лишь Ягердышка, старик Бердан и шаман – мужик не старый, с высшим землемерным образованием, получивший столь важный в сообществе пост по наследству.

Ягердышка, почти нокаутированный ночью, решил отоспаться, но в полог чума поскреблись, а затем появилась голова старика Бердана.

– Однако, вставай! Про США рассказывать стану.

– Сейчас. – Ягердышка широко зевнул, но чуть было не утерял сознания от боли. Потрогал лицо. Скула набрякла взбитой кровью. – Выхожу…

Он выбрался на свет и, стыдливо прикрывая скулу, признался Бердану:

– Кола ночью приходил.

– Не Кола это, – покачал головой эскимос. – Нет, не Кола!

– О Господи! – вскричал чукча. – Тогда кто?

– Кола бил всегда под глаз… Бала это! Его удар. Он всегда в скулу метил.

Ягердышка присел за сугроб облегчиться.

– Кола расстреляли, – ныл. – Бала съел Кола! Я живой, а меня каждую ночь по мордасам бьют мертвецы! У вас, эскимосов, всегда так?

– Всегда! – подтвердил Бердан. – Однако, пошли живее!

– Куда? – поинтересовался Ягердышка, натягивая штаны.

– Сядем в твой каяк, ты рыбу ловить станешь, а я про Америку расскажу, однако.

И они пошли к чистой воде, там сели в лодочку и поплыли навстречу восходящему солнцу, греющему лишь призрачно, растапливающему только их сердца красотой неохватной, простором северным.

– Ну, – поторопил Ягердышка.

– Ты леску-то забрасывай, забрасывай! – Бердан смотрел в глубокую воду, и виделись ему там, на глубине, спины гигантских рыб, отливающих серебром. – Первая рыбка моя!

Бульк! – и выточенный из моржовой кости крючок ушел под воду.

– Из наших он был, – вдруг сказал старик, выуживая из кармана кусок смолы.

– Дай, что ли, пожевать! – попросил Ягердышка.

– Последняя, – признался старик искренне и быстро сунул смурь в рот.

– Кто?

– Смола.

– Кто из ваших был? – спрашиваю.

– А-а-а, – старик чмокнул губами, смакуя лакомство.

Ягердышка не завтракал, рыба не клевала, оттого чукча злился на старика.

– Открыватель Америки из наших был! – гордо произнес Бердан.

– Россиянин?

– Эскимос!

– Эскимос? – недоверчиво переспросил Ягердышка.

– Иван Иваныч.

– Какое-то не эскимосское имя, – еле успел сказать чукча, как уловил поклевку. Подсек удочкой, но рыба сорвалась, пустила зеркальной спиной солнечный луч в глаза собеседников и скрылась в темных водах.

– Однако, нет ловкости в тебе! – разочаровался Бердан. – А Иван Иваныч

– имя интер-р… – во рту у него заплелось. – Международное имя Иван Иваныч, самое что ни на есть эскимосское!

– А фамилия его как была?

Ягердышка решил не спорить со стариком, вновь подсек и на этот раз вытащил здоровенного щокура, забившегося на дне каяка в последнем истерическом припадке.

– Моя рыба! – Старик вскочил и бросился на добычу, отчаянно шмякая кулаком по рыбьей голове. – Моя!

– Твоя-твоя! – подтвердил Ягердышка. – Рассказывай же дальше!

– Беринг фамилия того эскимоса была, – важно сообщил Бердан, усаживаясь на место. – Большой человек был!

– Какого росту? – уточнил Ягердышка и вытащил на дно каяка вторую рыбину. Старик вновь хотел было наброситься на добычу, но чукча успел предупредить, что этот улов принадлежит ему, Ягердышке, что старик жаден не по годам и если станет давать так скудно информацию, то и первую рыбу придется изъять!

– А росту в том человеке было ровно что три твоих! – ответил в отместку Бердан и обиженно отвернулся.

– Врешь! Таких эскимосов не бывает! Как, говоришь, Беринг?

– Иван Иваныч, – подтвердил Бердан.

В сей момент не клевало, и оба в каяке задумались о своем. В общем, их мысли были почти тождественны, каждый размышлял о величии человека, открывшего Америку и сделавшего эскимосов и чукчей богатыми.

– Знавал я его, – неожиданно поведал Бердан и смахнул с глаза слезу. – Однако, человек был!

Какое-то смутное знание истории у Ягердышки имелось, здесь оно и выплыло. Чукча поинтересовался: когда те времена были? Сколько лет прошло? Бердан задумался и раз пятнадцать выкинул по десять пальцев.

На сей раз Ягердышка разозлился и раскраснелся от этого.

– Что врешь-то! Столько люди не живут! Изымаю твою рыбину за вранье!

– Да как же… – разволновался старик. – Я вру?!! – Он почернел лицом.

– Сейчас каяк раскачаю и переверну, оба ко дну пойдем!

И действительно, поднялся и принялся прыгать с одной ноги на другую, так что каяк сразу зачерпнул правым бортом по щиколотку и уже заснувшая было рыба забила хвостами по мелководью.

– Сдурел ты, что ли? – завопил Ягердышка. – Потонем!

– Меня во вранье никто не обвинял! – Теперь каяк зачерпнул левым бортом. – Ах, как оскорблен я, однако!

Поочередно обе рыбины с силой ударили хвостами и, красиво перелетев через преграду, ушли на океанское дно. Чувствуя, что дело идет к неминуемой смерти, Ягердышка размахнулся веслом и влепил лопатой по самому темечку старика Бердана. От этого долгожитель плюнул смолой, глаза его закатились, и тело, подкошенное потерей сознания, легло в каяк недвижимым…

Старик пришел в себя, когда измученный Ягердышка втащил Бердана в чум шамана.

– Сотрясение мозга, наверное, – произнес свой вердикт шаман и запалил какие-то травы, пахучие и сладкие. – Помереть может – старый… Наверняка помрет!

– Он меня… Меня… во вранье… – скрипел старик.

Шаман оглядел Ягердышку, молчаливо вопрошая.

Чукча что-то прикинул в уме и принялся оправдываться, мол, старик сказал, что чуть ли не двести лет ему от роду, а в ответ на недоверие чуть не потопил каяк!

Тромсе, так звали шамана, вдруг донес неожиданное:

– Ему, может, и больше, чем двести! Его еще мой дед стариком помнил!