Во взгляде Раппопорта проскользнула неприкрытая жалость.

— Тернболл, вы не верите моим словам? Это не наша вселенная, и она не стоит того, чтобы быть нашей. Все, что в ней есть… — он осекся и отвернулся от Тернболла.

Выждав секунд десять, Тернболл спросил:

— Кэймона убили вы?

— Убил Стенку? Да вы, похоже, рехнулись!

— Но вы могли его спасти?

Раппопорт чуть не окаменел.

— Нет, — сказал он наконец, а потом повторил еще раз: — Нет. Я пытался заставить его пошевеливаться, но он… Перестаньте! Прекратите надо мной издеваться! Я могу уйти в любую минуту и вы не сможете меня остановить.

— Поздно. Вы разбудили мое любопытство. Что вы там говорили о черной кайме вокруг могилы Кэймона?

Раппопорт не удостоил его ответа.

— Карвер, — продолжал Тернболл, — вы, похоже, считаете, что ООН вам так просто поверит на слово и прекратит осуществление проекта «Сверхусмотрящий». Об этом даже молиться нечего, вероятность равна нулю. В прошлом веке мы израсходовали на корабли-роботы десятки миллиардов долларов, а теперь можем соорудить еще один «Сверхусмотрящий» всего за четыре. Единственный способ воспрепятствовать этому — открыто рассказать Объединенным Нациям, почему не следует этого делать.

Раппопорт молчал, и Тернболл не нарушал его молчания. Он смотрел, как догорает в пепельнице недокуренная сигарета Раппопорта, оставляя после себя полоску обугленной влажной бумаги. Так непохоже было на прежнего Карвера Раппопорта — оставлять непотушенную сигарету, ходить с нестриженной бородой и неряшливой прической. Он всегда бывал чисто выбрит, а по вечерам до блеска начищал ботинки, причем даже будучи в стельку пьяным.

Не мог ли он убить Кэймона из-за какой-то небрежности, а потом опуститься, потеряв к себе уважение? В те дни, когда требовалось восемь месяцев, чтобы достигнуть Марса, случались всякие неожиданности. Нет, Раппопорт не совершал убийства. Тернболл побился бы об заклад на что угодно, что это не убийство. Да и Кэймон одолел бы в любом честном поединке. Не зря журналисты прозвали его Стенкой.

— Вы правы. С чего начать?

Тернболл резко очнулся, оборвав отвлеченные размышления.

— С самого начала. С того момента, как вы вошли в гиперпространство.

— Особых хлопот у нас там не было. Вот только окна. Не нужно было оборудовать «Сверхусмотрящий» окнами.

— Почему? Что вы увидели?

— Ничего.

— Так почему же?

— Вы не пробовали найти свое слепое пятно? Поставьте на листе бумаги две точки на расстоянии примерно дюйма друг от друга и, закрыв один глаз, смотрите внимательно на одну из точек. Потом медленно подносите бумагу к лицу. Наступит такой момент, когда одна из точек исчезнет. Глядеть в окно «Сверхусмотрящего» — то же самое, только слепое пятно расширяется до величины в два квадратных фута со скругленными углами.

— Как я полагаю, вы их прикрыли.

— Разумеется. Можете мне не верить, но нам трудно было отыскать окна, как только они становились невидимыми. Мы закрыли их одеялами, а потом часто ловили друг друга на том, что подглядываем под одеяла. Стенку это беспокоило больше, чем меня. Мы бы могли закончить полет за пять месяцев вместо шести, но вынуждены были регулярно выходить из подпространства, чтобы оглядеться.

— Только чтобы удостовериться, что вселенная еще существует.

— Точно.

— Но вы все-таки достигли Сириуса.

— Да. Мы достигли Сириуса.

Робот-разведчик номер шесть отозвался от Сириуса-Б около полувека тому назад. Звезды Сирианской системы совсем не то место, где следовало бы искать обитаемые планеты, так как обе звезды являются бело-голубыми гигантами. Тем не менее разведчики программировались таким образом, чтобы проверять избыточное ультрафиолетовое излучение. Сириус-Б стоил более тщательного изучения.

Когда корабль вышел из гиперпространства, Сириус превратился в две ярких звезды. Он повернулся заостренным носом к более слабой звезде и оставался неподвижным в течение двадцати минут. Потом снова тронулся в путь.

Теперь Сириус-Б выглядел раскаленным огненным шаром. Корабль начал медленно покачиваться, готовясь к развороту, словно принюхивающаяся к ветру гончая.

— Мы нашли четыре планеты, — продолжал Раппопорт. — Возможно, их больше, но мы не стали искать дальше. Номер четыре был как раз та планета, которая нам нужна. покрытая тучами сфера величиной с Марс, без спутника. Потом мы, немного выждав, устроили празднество.

— Шампанское?

— Ха-ха! Сигары и алкогольные пилюли. А Стенка сбрил свою грязную бороду. Господи, как мы были рады тому, что снова в обычном космосе. Под конец пути нам уже казалось, что слепые пятна разбросаны по краю всех одеял на окнах. Мы выкурили по сигаре, проглотили по несколько пилюль и принялись похваляться знакомыми девками. Не скажу, чтобы мы это делали в первый раз. Потом мы проспались и снова принялись за работу…

Облака закрывали планету почти сплошь. Раппопорт тихонько передвигал телескоп, пытаясь отыскать прореху в тучах. Он нашел несколько окон, но не настолько крупных, чтобы сквозь них можно было что-либо увидеть.

— Попробую в инфракрасном, — сказал он.

— Лучше бы совершить посадку, — раздраженно отозвался Стенка. В последнее время он был постоянно не в духе. — Не терпится взяться за работу.

— А я хочу убедиться, что у нас будет место для посадки.

В обязанности Карвера входило все, касающееся корабля. Он был пилотом, астронавигатором, бортинженером и всем остальным, кроме повара. Поваром был Стенка. Кроме того, он же был геологом, астрофизиком, химиком и биологом — то есть, теоретически, специалистом по обитаемым планетам. За плечами у каждого из них было девять лет подготовки по своим специальностям, а кроме того, каждый прошел некоторую подготовку, чтобы дублировать другого. однако в обоих случаях подготовка основывалась большей частью на предположениях.

Как только Карвер переключил телескоп на инфракрасную часть спектра, картина на его экранах приняла четкие очертания. Планета не была уже диском, лишенным всяких черт.

— Где же теперь вода? — спросил он.

— Вода ярче на ночной стороне и темнее на дневной. Понятно? — Стенка заглядывал ему через плечо. — Похоже, суша занимает здесь около сорока процентов. Карвер, возможно, ультрафиолетовое излучение проходит сквозь эти тучи в достаточной степени, чтобы там, внизу, могли жить люди.

— Да кому захочется там жить? Звезд-то не видно? — Карвер повернул рукоятку, прибавляя увеличение.

— Останови вот здесь, Карв. Погляди-ка… По краю материка тянется белая линия.

— Высохшая соль?

— Нет. Она теплее окружающего, и она равно яркая на дневной и ночной стороне.

— Я сейчас сделаю так, чтобы можно было разглядеть получше.

«Сверхусмотрящий» кружил на орбите 300-мильной высоты. Теперь материк с «горячей» каемкой почти полностью был в тени. Из трех сверхматериков только на одном вдоль берега была видна в инфракрасном свете белая линия.

Стенка не отходил от окна, глядя вниз. Раппопорту он казался какой-то огромной обезьяной.

— Мы можем произвести скользящее снижение?

— На этом-то корабле? «Сверхусмотрящий» разлетелся бы на части, как небольшой метеорит. Мы должны полностью затормозить за пределами атмосферы. Давай, пристегивайся.

Кэймон подчинился. Карвер внимательно проследил, как он это делает, после чего перешел к следующему этапу и отключил двигатели.

«Я бы очень был рад поскорее выйти наружу, — подумал он. — Похоже, мы со Стенкой начинаем чувствовать ненависть друг к другу.»

Он едва не заскрипел зубами от того, что Кэймон застегнул ремни очень небрежно, почти бездумно. Он это отлично сознавал. Кэймон считает его щепетильным сверх всякой меры.

Подключился ядерный привод, установив ускорение свободного падения. Карвер развернул корабль. Внизу была видна только ночная сторона, по-над пеленой облаков пробивалось слабое голубое свечение Сириуса-А. Потом на самом краю линии терминатора показалось огромное отверстие в облаках и Карвер направил корабль прямо к ней.