Мужчина поднял руку, а это гарантированное право на речь. Он весьма страстно говорит о законе, утверждая, что восемь часов это все равно больше, чем может вынести любой ребенок. Он зачитывает свидетельства из медицинского отчета, написанного доктором Дженсеном, который, как я помнила, является учителем Генри.

— Я бы пошел даже дальше, и предлагаю, чтобы рабочие часы были уменьшены до половины дня с утра, что оставляет вечер свободным для обязательного бесплатного образования.

Я могла бы сжать его в объятиях, если бы не предполагалось, что меня никто не должен видеть.

Поднимается еще один мужчина с противоположным мнением. Он говорит, что при быстром улучшении технологий, Ателия превратилась в одну из самых могущественных стран в мире. Страна сдаст позиции, если предложение не будет поспевать за спросом. Он осведомлен о существовании проблемы с детьми-рабочими, но он уверен, что пока детей правильно обучают, и не совершают над ними никакого насилия, нет никаких причин тому, чтобы фабрики не могли работать, как и прежде.

Чушь! Я не удивилась бы, если бы узнала, что он лично никогда не был на фабрике.

Дебаты продолжались еще какое-то время, но к моему разочарованию, все выглядело так, что рабочие часы не будут уменьшены. Большинство членов парламента, хоть и соглашались с тем, что для детей вредно много работать, не соглашались уменьшить двенадцать рабочих часов. Эдвард не шутил, когда говорил, что парламент неохотно принимает кардинальные перемены.

Эдвард поднял руку, заставляя всех прекратить дрязги.

— Я предложил поправки к закону, — произнес он вместо того, чтобы выдвигать аргументы за большее сокращение часов. — Должны быть назначены инспекторы, чтобы убедиться в том, что условия работы как минимум терпимые, и должны быть введены большие штрафы для тех владельцев фабрик, которые не будут соблюдать правила.

— Учитывая огромное количество фабрик в стране, откуда вы собираетесь брать средства для зарплат этим инспекторам? — мерзко спросил кто-то. — Вы же не думаете, что наши закрома бездонные!

— Тогда мы можем поднять налоги для управляющих фабриками, — голос Эдварда был холодным, как ранний утренний воздух. Со мной он никогда не говорил таким тоном. Иногда я задумывалась, как ему удается отделить свой публичный имидж (холодный, отстраненный, отчужденный) от частного (заботливый, дразнящий, ласковый). — В конце концов, это их обязанность обеспечивать безопасность собственных рабочих.

В моей голове промелькнул образ Эндрю МакВина. Я вспомнила, как он вел себя словно полный придурок, когда я рассказала ему о смерти Джимми. Не успев осознать, что я делаю, я вскочила на ноги.

Из-за тишины в зале, когда я вставала, мой стул издал ужасный скребущий шум, и все уставились на меня. Большинство из них, не ожидавших моего появления, смотрели на меня с полнейшим изумлением.

Мне следовало бы скрыться за балюстрадой и притворится, что я призрак, а у них галлюцинации. Но Эдвард говорил мне, что Парламент не будет собираться на сессию до следующего года, так что я не смогу высказать свое мнение через несколько месяцев. И я до сих пор не могу забыть пропитанную кровью подушку Джимми, также как и тихий плач миссис Татчер и Эллы в темной мрачной комнате. Как будто их будущее обречено. Даже если я стану посмешищем, мне все равно необходимо, чтобы меня услышали.

— Мне… я ужасно сожалею… — заикалась я, сжимая руки в складках своего платья, пытаясь успокоиться. Я была на втором этаже, так что мне приходилось повышать голос, а так как все молча переживали шок, большинство людей, кажется, могли меня слышать. — Но я подумала, если вы не против… у меня есть несколько предложений.

Мой голос стал сильнее. Было легче, когда я не смотрела на их лица. Я смотрела прямо перед собой и игнорировала негативные мысли о том, что может случиться, или о возможных последствиях моей речи.

— Нам нужны компенсации. Из-за опасной обстановки я настоятельно рекомендую установить компенсации для детей, которые получили серьезные травмы… или умерли. И все должны проходить медицинское обследование. Работодатель должен ввести страховку по состоянию здоровья, чтобы они могли позволить себе оплатить счета за лечение. О, и еще пропуски по болезни. Если они не могут прийти из-за того, что заболели, должна быть какая-то форма оплаты….

— Благодарю, леди Катриона, — оборвал меня Эдвард. Его голос был резким, и он не смотрел в мою сторону. — Я приношу всем мои извинения, но моя невеста только что напомнила мне, о чем я забыл упомянуть. Если вы также примите во внимание ее слова…

— Это не будет проблемой, — сказал премьер-министр, определенно чувствуя облегчение после вмешательства Эдварда. — Могу я просить вас уточнить детали, Ваше Высочество?

Дальше Эдвард пояснил им в деталях, то, что я рассказывала ему о наших современных правилах. Другие ЧП стали высказывать свое мнение, полностью забыв о моем присутствии.

Я снова села на свой стул и вытерла холодный пот со своих бровей. Часть меня злилась, что Эдвард просто выдал мои идеи за свои собственные, но другая часть меня была также благодарна, что он пришел мне на помощь. ЧП могли просто силой выгнать меня из зала.

Холодный осенний ветер проникал в комнату через окно, охлаждая мои щеки и прочищая голову, которая была немного мутной от чтения тяжелой книги в кожаной обложке, лежавшей у меня на столе. Я думала, что мы покончили с книгой по королевскому этикету, но мадам Дюбуа сказала мне, что это, вообще-то была всего лишь первая книга из серии. Супер!

Я зевнула и, потягиваясь, вытянула руки над головой, вздрогнув, когда корсет впился мне в ребра. После моего выступления в парламенте мадам ДюБуа запретила мне выходить, включая посещение «уроков садоводства» в саду Эдварда. Нет необходимости упоминать, что она была просто в ярости. Ее муж был одним из ЧП, так что она одной из первых узнала о моем идиотском поведении. Ее ярость взорвалась как вулкан, ее слова лились как расплавленная лава, прожигая мой мозг.

— Вы понимаете, что вы наделали, вы, молодая взбалмошная девчонка? Я уже говорила вам, что вы не можете делать все, что взбредет вам в голову. Что побудило вас пойти к королю и выпросить у него разрешение посетить Парламент? Женщины не могут иметь никакого отношения к политике, о чем я много раз говорила вам. И вот, вы появляетесь на заседании, и прерываете его, когда мужчины обсуждают важный вопрос! Вы хоть подумали о том, как стыдно будет Его Высочеству? Вы подумали, что будет думать король насчет того, как вы воспользовались преимуществом его щедрого предложения и упустили его? Честно, я просто не понимаю, почему Его Высочество выбрал вас своей невестой. В Ателии никогда не было принцессы хуже вас.

Я даже не пыталась защититься. Я больше не младшая, не слишком привлекательная, социально-неуместная сестра в семействе Бредшоу. Не имело бы значения, если бы винить я могла только себя, но сейчас мое глупое поведение может плохо сказаться на короле и Эдварде.

Эдвард был на удивление мягким, но от этого я не чувствовала себя лучше.

— Кэт, не принимай это близко к сердцу. Я признаю, что было глупо встревать посреди заседания, но так как это уже произошло, главное, что ты сожалеешь и раскаиваешься. И, кроме того, если ЧП обратят большее внимание на твое поведение, чем на твои идеи, которые великолепны, тогда это не будет свидетельствовать в пользу их характера. Я бы не слишком волновался о мнении таких людей.

Хотела бы я, чтобы он проявил большее недовольство. Зная, с какой критикой ему приходится сталкиваться с тех пор, как я переехала во дворец, корила себя за то, что ему приходится так часто меня защищать. Не важно, как сильно я стараюсь, мое поведение никогда не будет подходящим для принцессы. Разумеется, Эдвард любит меня именно из-за моего необычного характера, но к несчастью, многие при дворе не разделяют его мнение.

Я вздохнула и перевернула страницу, пытаясь запомнить, как приветствовать послов на семи различных языках.