Каждый романтик и в грезе, и в жизни мог бы применить к себе зачарованный стих Лермонтова: "Тучки небесные, вечные странники", или чеканное слово Байрона: "Пилигримы Вечности". Каждый истинный романтик должен быть путником, ибо только в путях и странствиях завоевываешь мир и себя, отталкиваешься от обычной черты, чтобы вступить в свежую тайну, в воздухе которой раскрываются новые цветы и поют и кличут необычные птицы, с иной окраской перьев, с иным размахом крыльев.
И тем, что мечта всегда уводит романтиков в новые страны, они делаются такими, что поэтический и жизненный лик их уводит людей к новым достижениям.
Пути людей суть строки в Летописи Мира, и красиво говорит об этом Новалис в своей философской сказке "Ученики в Саисе": "Многообразными путями идут люди. Кто следит за ними и сравнивает, тот увидит, как возникают волшебные фигуры: фигуры, как бы принадлежащие к той великой тайнописи, которую увидишь всюду, на крыльях, на яичных скорлупах, в облаках, на снегу, в кристаллах и в каменных образованиях, в замерзших водах, в недрах и в наружном лике гор, в растеньях, в зверях, в людях, в светильниках неба, на пластинках смолы и стекла, когда к ним притронешься, в железных опилках вокруг магнита, в особенных сочетаниях случая. В них предчувствуется ключ этого волшебного письма, его язык, но предчувствие это не хочет уложиться ни в какие прочные формы. Это писание - аккорд из всемирной симфонии". Новалис продолжает: "О, если бы человек понял внутреннюю музыку Природы и имел чувство для внешней гармонии. Но он едва знает, что мы вместе надлежим одному и ничто не может существовать без другого… Настоящий разгадчик тайнописи Природы, быть может, придет к тому, что заставит различные силы Природы создать одновременно красивые и полезные явления, он будет фантазировать на Природе, как на великом инструменте, и все же он еще не поймет Природу. Это задача естествоиспытателя, чтеца времен… Чтобы понять Природу, нужно внутренне заставить ее возникнуть во всей ее последовательности". Эти слова Новалиса являются настоящим предвозвещением Уоллеса и Дарвина, и их мог бы также сказать тот великий поэт, который был одним из самых ранних романтиков, создав "Вертера" и "Гёца", и в позднейшей своей жизни стал одним из первотворцов эволюционного учения, Гёте, тот гений, о ком наш Баратынский сказал:
Говоря о познании Природы, о точном усмотрении тайного ее лика, Новалис полагает, что эту задачу наилучше может выполнить лишь поэт, понимаемый им как провидец, как жрец, как человек совершенный. "Истинный поэт всезнающ,- говорит он,- он есть действительный мир в малом… Поэт понимает Природу лучше, чем научная голова… Поэзия разрешает чуждое существование в собственном… Природа имеет инстинкт Искусства, поэтому пустая болтовня, когда желают различать Природу и Искусство… Поэтов обвиняют в преувеличениях… а мне кажется, что поэты далеко еще не достаточно преувеличивают, они лишь смутно предчувствуют чару того языка (тайноведения) и играют фантазией лишь так, как ребенок играет волшебным жезлом своего отца… Философия есть, собственно, тоска по отчизне, напряженное желание везде быть дома… Поэтический философ находится в состоянии абсолютного Творца… Поэзия есть истинно-абсолютная реальность. Чем поэтичнее, тем вернее…"
Совершенный человек в совершенной Природе - вот завет Новалиса. "Делаться человеком есть искусство,- говорит он.- Законченный человек должен как бы одновременно быть во многих местах и жить во многих людях… Человечество есть высшее чувство нашей планеты, нерв, которым это звено связано с верховным миром, глаз, который оно вздымает к небу… Мы сразу в Природе и вне ее… Мы с Невидимым связаны ближе, чем с Видимым… Дети Бога, мы Божеские ростки… Человек должен быть совершенным полноцельным самоорудием… Мир, во всяком случае, есть следствие взаимодействия между мною и Божеством. Все, что есть и происходит,- происходит из соприкосновения духов… Смерть есть романтизирующая основа жизни. Через смерть жизнь усилена… Смерть есть самопобеда, которая, как всякое самопревозможение, доставляет новое, более легкое существование… Вся наша жизнь - богослужение… У нас одно предназначение: мы призваны создать, образовать Землю… Человек есть некое Солнце, его чувства - его планеты…"
Еще два изречения из Новалиса, и будет совершенно закончен звездный мост от этого германского красивого певца вселенской любви к его английскому брату, поэту всеобожествления природы, Шелли. "Бог есть любовь",- говорит Новалис. "Любовь есть высшая реальность, первопричина… Любовь есть конечная цель мировой истории, аминь Вселенной".
Любовь есть основное начало Мировой Жизни в восприятии Шелли. Любовью проникнуто все его воздушное творчество, любовь светит веками из его гениально-безумных голубых глаз. "Что такое любовь? - восклицает он.Спроси того, кто живет, что такое жизнь? Спроси того, кто полон веры, что такое Бог? Это - священное звено, связующее человека не только с человеком, но и со всем, что есть в мире… Есть красноречие в ропоте ветра, лишенного голоса, есть мелодия в журчании ручья и в шелесте осоки; непостижимым образом сочетаясь с какими-то движениями нашей души, эта музыка Природы возбуждает в нас безумный восторг, извлекает из глаз наших слезы мистической нежности в не меньшей мере, чем благородный энтузиазм забот о родном крае или голос любимого существа, чье пение звучит лишь для нас одних" ("О Любви"). Так говорит о любви и ветре Шелли. А так говорит о том же Новалис: "Ветер есть движение воздуха, которое может обусловливаться различными внешними причинами, на не больше ли он, чем это, для одинокого, томленьем объятого сердца, когда шелестит он, пролетая мимо, веет из возлюбленных стран и тысячью смутных печальных звуков как бы разрешает тихую скорбь в одном глубоком напевном вздохе целой Природы?"
Струнные слова Шелли:
Звуки золотого колокола, качающегося в голубой Вечности, строки, обрызганные звездной росой любви, магнетизм лунного света, уводящего душу в тайну, серебряные бубенчики мечты, рассыпавшиеся по весенним лугам, жаворонок, притянутый Солнцем, в полете поющий и в пении летящий, облако, которое меняется, но не умирает никогда, необъятный оркестр Океана, в котором хорошо утонуть, слиянье воедино вселенской любовности, поэзии и музыкальности, голубой цветок, ведущий в непознанные дали, к торжеству пения, музыкальное начало всего совершающегося, звук как основа Мира, звук как основа человеческой души, через любовь познавшей все,- это и много еще другого есть в глубоких созерцаниях и в мелодических напевах Шелли и Новалиса. Отсюда, дорогой лучей и тропинками внушений, разбег путей к лунному безумию музыки Шумана, к напевному шелесту колосьев и волн в созданьях Шопена, к слиянию поэзии, музыки, любви, боли и искупления в могучих и нежных разливах музыкальных огней колдующего Вагнера.
Угадав миротворческое значение ритма, мы у тайны мира. В музыкальную основу души смотрится Вечность.