- Вольтер говорил, что англичане - народ без Бога. Думаю, что он прав. Вы верите в Бога, лейтенант?

- Никогда над этим не задумывался.

- Почему же вы никогда не думали о Боге? - в ужасе воскликнул испанец.

- А почему, черт побери, я должен о нем думать?

- Да хотя бы потому, что без Бога нет ничего. Ничего, ничего, ничего! Страстность испанца граничила с яростью. - Ничего! - выкрикнул он еще раз. Солдаты повернулись посмотреть, что могло вызвать такой взрыв эмоций.

Офицеры в неловком молчании брели по подтаявшему снегу. Дождь успел промыть в нем грязные желтые протоки. В двух милях справа лежала какая-то деревенька, но Вивар торопился и не хотел сворачивать. Они углубились в небольшой лесок, и Шарп удивился, что майор не выслал вперед разведку. Очевидно, испанец был абсолютно уверен, что французы не могут оказаться так далеко от главных дорог. Лейтенант решил не поднимать эту тему, поскольку отношения были и без того натянуты.

Они пересекли широкое ущелье и снова полезли в гору. Вивар выбирал знакомые с детства крутые и опасные тропы. Миновали гробницу, у которой Вивар перекрестился. Кавалеристы последовали его примеру; из зеленых курток перекрестился лишь ирландец. Всего же стрелков оставалось пятьдесят человек - пятьдесят бузотеров, которые будут ненавидеть Шарпа за то, что случилось с Харпером.

Очевидно, это понимал и сержант Уильямс, ибо, поравнявшись с лейтенантом, он с овечьим выражением лица пробормотал:

- Харпс не виноват, сэр.

- В чем?

- В том, что произошло вчера, сэр.

Шарп понимал, что сержант хочет помириться, но пережитый позор не давал ему покоя, и он резко сказал:

- Другими словами, вы все сговорились?

- Да, сэр.

- Все до единого сговорились убить офицера?

Уильямс втянул голову в плечи.

- Все было совсем не так, сэр.

- Не вздумай мне объяснять, как все было, свинья! - взорвался Шарп. Если это так, вы все заслуживаете порки, несмотря на то, что ни у кого не хватило духу помочь Харперу.

Обвинение в трусости пришлось Уильямсу не по душе.

- Харпс настоял, чтобы никто не вмешивался, сэр. Он сказал, что между вами будет честная драка, или вообще ничего не будет.

Шарп был слишком зол, чтобы оценить неожиданное благородство бунтовщика.

- Что мне теперь, молиться на него?

Он понимал, что неправильно обращался со стрелками, совершенно неправильно, но понятия не имел, как следовало себя вести. Возможно, капитан Мюррей был прав. Офицером надо родиться, только происхождение дает ту легкость, с которой управляет людьми Вивар.

От обиды Шарп заорал на бредущих позади него стрелков:

- Не спотыкаться! Вы все-таки солдаты, будь оно проклято, а не церковные певчие. Поднимайте ноги! Шевелитесь!

Стрелки встрепенулись. Кто-то подал команду, и остальные подобрали ногу, сдвинули плечи и перешли на марш, какой под силу только легкой пехоте. Люди демонстрировали лейтенанту, что среди бойцов они по-прежнему лучшие. Своим мастерством они демонстрировали ему свое презрение. Увидев столь разительную перемену, майор Вивар снова развеселился. После того как зеленые куртки растолкали его кавалеристов и устремились вперед, он расхохотался и велел им угомониться и соблюдать порядок марша. Он все еще смеялся, когда его догнал Шарп.

- Вы ведете себя, как сержант, лейтенант, - сказал Вивар.

- А я и был сержантом. Лучшим сержантом во всей проклятой Богом армии!

Испанец растерялся.

- Вы были сержантом?

- Полагаете, сын шлюхи мог пойти в офицеры? Я был сержантом, а еще раньше рядовым.

Вивар смотрел на англичанина так, словно у того выросли рога.

- Не знал, что в вашей армии возможно выдвижение из солдат. - Гнев, который он испытывал по отношению к Шарпу час назад, сменился изумлением.

- Такое бывает редко. Люди вроде меня так и не становятся настоящими офицерами. За бестолковую храбрость нас производят в интенданты или инструкторы. Считается, что с этим мы справимся. Нам не доверяют командовать боем. - Шарп говорил с необычной горечью, словно решил излить душу опытному испанскому офицеру. - Они думают, что мы все равно сопьемся. Может оно и так.

Вивара, однако, интересовало другое.

- Значит, вам приходилось много воевать?

- В Индии. А в прошлом году в Португалии. Мнение Вивара о Шарпе менялось. До сих пор он считал англичанина застрявшим в лейтенантах стареющим неудачником, не способным купить или выслужить продвижения по службе. Теперь он понял, что Шарп и так продвинулся редким и недоступным для обычных людей способом.

- Вы любите воевать?

Вопрос показался Шарпу странным, но он постарался ответить на него как можно точнее:

- Ничего другого я не умею.

- В таком случае не сомневаюсь, что из вас получится отличный офицер, лейтенант. Предстоит немало сражений, прежде чем мы отправим Наполеона жариться в ад.

Они поднялись еще на одну милю, затем склон выровнялся. Теперь идти приходилось между гигантскими камнями, возвышающимися над дорогой. Проникшись симпатией к лейтенанту, Вивар рассказал, что здесь, среди орлиных гнезд, некогда произошла великая битва. По этой дороге шли мавры, а христиане устроили им засаду.

- Мы отбросили их назад, и вся дорога пропиталась кровью. - Вивар обвел взглядом скалы, словно в них еще звучали вопли гибнущих язычников. - Это произошло около девятисот лет назад. Каждый год жители деревни справляют мессу в честь великого события.

- Здесь есть деревня?

- До нее около мили. Там мы сможем отдохнуть.

Шарп отметил, какое замечательное место для засады этот глубокий каньон. Карабкающиеся по склону мавры не могли поднять головы, представляя собой идеальную мишень для стрел укрывшихся в камнях христиан.

- Почему вы решили, что французы нас не ждут? - Видя дружелюбие майора, Шарп задал давно тревожащий его вопрос. - Мы ведь не выслали пикеты.

- Потому что французы никогда не забирались так глубоко в Испанию, доверительно сказал Вивар, - а если бы это произошло, местные жители отправили бы гонцов по всем дорогам, чтобы нас предупредить. Да мы бы и сами учуяли французских лошадей. Французы всегда пренебрежительно относились к кавалерийским лошадям и загоняют их до такой степени, что язвы под седлом и на крупе начинают вонять за полмили. Придет время, - энергично добавил Вивар, - и они забьют до смерти последнего коня. Тогда мы поездим по их паршивой стране!