Нибур как бы замыкает всей своей деятельностью эпоху второго Возрождения. Его по праву считают родоначальником нового исследовательского метода в историографии. Признание заслуг Нибура существует не только в буржуазной науке — широко известно весьма положительное отношение к нему Фридриха Энгельса, который, занимаясь проблемами римской истории, частично присоединялся к выводам Нибура, частично отвергал их и полемизировал с ними.

Выдающаяся научная заслуга Нибура на самом деле состоит не только и даже не столько в искусном применении критического метода, сколько в стремлении к творческой реконструкции истории. «Мы стремимся к позитивному знанию» (Wir streben nach positiver Einsicht), — неоднократно подчеркивал он. Подобное стремление в корне отличает его (и используемые им приемы исследования) от скептиков типа Бофора. Тонкая интуиция, блестящее знание материала и не менее блестящая филологическая подготовка привели Нибура на этом пути к ряду выдающихся успехов. Многие ключевые проблемы ранней римской истории — основание Рима, вопрос о родовом строе, происхождение плебеев — были освещены им по–новому. Мы не будем сейчас останавливаться на взглядах Нибура и разборе его гипотез — это будет сделано ниже, — в данный момент важно лишь подчеркнуть принципиальное значение его научной деятельности.

Можно без преувеличения сказать, что после Нибура и благодаря Нибуру изучение римской истории, в особенности ее раннего периода, становится «опытным полем», лабораторией исторической мысли. Возникает множество всяких теорий, гипотез, концепций, спекуляций. Однако ближайшие последователи Нибура очень скоро отошли от своего гениального учителя в самом главном. Сохранив его научно–критический метод и даже кое в чем его усовершенствовав, они вместе с тем отказались от Нибурова стремления к «позитивному знанию» и придали своей критике односторонне разрушительный, деструктивный характер. Таковой уже была деятельность Альберта Швеглера (1819 — 1857 гг.), ближайшего, по общепринятому мнению, продолжателя Нибура.

На самом деле Швеглер был чрезвычайно последовательным и упорным разрушителем традиции, «духовным отцом» гиперкритицизма конца XIX — начала XX в. Швеглер — творец теории этиологических мифов. Что такое этиологический миф? Название происходит от греческого слова aitia, что значит «причина». Следовательно, это такой искусственно созданный миф, предание, которое должно объяснить какой–нибудь уже непонятный остаток старины: происхождение того или иного обычая, обряда и т. п.

Швеглер придавал широкое, распространительное значение этиологическим мифам. С его точки зрения, именно таким образом следовало объяснять почти все стороны жизни древнейшего римского общества, происхождение всех политических и государственных институтов. Но последовательное применение подобного метода приводит к тому, что историческая традиция полностью разрушается, история, как таковая, исчезает и в руках исследователя остается лишь некий набор искусственно созданных мифов и легенд.

Логическим завершением развития деструктивного направления был успех в европейской историографии гиперкритицизма. Однако до этого, во второй половине XIX в., была сделана примечательная попытка создать как бы некое синтезирующее направление исследований, т.е. попытаться выполнить конструктивную задачу, поставленную некогда Нибуром, пользуясь приемами и методом, разработанными Швеглером.

Мы имеем в виду крупнейшую фигуру буржуазной исторической науки — Теодора Моммзена (1817 — 1903 гг.). Его разносторонняя научная деятельность широко известна. Он — автор капитальных исследований по римскому государственному и уголовному праву, издатель «Дигест» (сборника извлечений из трудов римских юристов, составленного в VI в. н. э. при императоре Юстиниане), инициатор издания знаменитого «Корпуса латинских надписей». Но, пожалуй, наибольшую славу Моммзену принесла «Римская история», написанная блестящим литературным языком, причем весьма популярно, без научного аппарата и вместе с тем на высоком уровне (исследовательская, «лабораторная» работа Моммзена отражена в сборнике его небольших, частного характера трудов «Римские исследования»).

Мы еще не раз будем упоминать имя Моммзена и его «Римскую историю», поэтому пока достаточно лишь подчеркнуть отмеченную выше общую тенденцию его научной деятельности. По отношению к ранней истории Рима Моммзен стоял на позициях «теории ядра», считая, что почти из любой, даже мало достоверной легенды можно вылущить, умело пользуясь приемами критического анализа, правдоподобное историческое ядро. Такой подход не закрывал конструктивных возможностей исследования.

Однако, как уже сказано, к концу XIX — началу XX в. в буржуазной историографии становится весьма распространенным, а порой и преобладающим гиперкритическое направление. Наиболее ярким, типичным представителем этого направления считают обычно итальянского историка Этторе Пайса (1856 — 1939 гг.). В своем известном, нашумевшем труде «Критическая история Рима в течение первых пяти веков его существования» Э. Пайс по существу возвращается — хотя и на новой, расширенной основе — к скептицизму (а, пожалуй, можно сказать — к нигилизму!) Бофора. Для этого он использует весь современный арсенал деструктивной критики: речь у него идет и об этиологических мифах, и о редупликации событий, и об аналогах из греческой истории, и, наконец, о приемах явной фальсификации. Пайс не верит в существование летописей и хроник, полностью отрицает достоверность ранней традиции и приходит к выводу о возможности считать события и факты римской истории более или менее достоверными лишь с III в. до н. э. (война с Пирром). Таковы выводы Пайса. Не в такой крайней форме, но тем не менее явное воздействие подобных гиперкритических взглядов и концепций ощущается в трудах многих историков начала текущего столетия.

Что касается современной историографии Древнего Рима, то новейшие данные, главным образом археологические находки и открытия, часто предостерегают против слишком скептического отношения к традиции. Крайности гиперкритического метода все больше выходят из моды. Путь современной науки, в особенности, когда речь идет о раннем периоде римской истории, — путь трезвости и осторожности, что означает: отказ от какой–либо идеализации античности и слепого доверия традиции, отказ от увлечений деструктивного метода и гиперкритики, опора на твердые, по возможности, данные, проверка и подкрепление исторической традиции всем тем материалом, который могут «поставить» вспомогательные дисциплины — археология, эпиграфика, нумизматика, папирология. Но этот «трезвый путь» исследования, однако, не исключает романтики гипотез и обобщений!

* * *

Итак, ретроспективный взгляд на процесс становления римской державы! Ранняя история Рима… Но ведь буквально каждый факт, каждое событие этой истории — нерешенная и сложная проблема!

Например, вопрос об основании Рима. Сами римляне с гордостью утверждали, что нет, пожалуй, на земле другого такого народа, который подобно им, римлянам, знал бы историю своего родного города не только со дня основания, но даже с момента зачатия самого основателя!

Каноническая легенда, повествующая об основании Рима, известна достаточно широко. Она связывает это событие с древнегреческой историей, с гибелью Трои, с бегством одного из участников Троянской войны, Энея, который после долгих странствий высадился в Италии и женился на дочери местного царя Латина.

В дальнейшем один из потомков Энея царствовал в городе Альба–Лонге (основанном якобы сыном Энея, Асканием–Юлом), но был свергнут с престола своим честолюбивым братом. Дочь свергнутого царя, Рею Сильвию, сделали весталкой, т.е. жрицей богини Весты. Весталки были обязаны давать обет безбрачия. Тем не менее Рея Сильвия родила — по преданию, от самого бога Марса — двух близнецов. Разгневанный царь отдал приказ утопить младенцев. Один из рабов отнес их в корыте к реке, пустил по течению, но дети не утонули и были вынесены волной под смоковницу. Здесь их нашла волчица и накормила своим молоком. Затем детей подобрал пастух, принес домой, дал близнецам имена Ромул и Рем и вместе с женой воспитал их.