Глава 4

1

Было время, когда я любил посещать это здание, расположенное на берегу Невы вблизи Стрелки Васильевского острова. Мне всегда нравилось вести безответственные разговоры о сокрушительном проникновении будущего в наш доверчивый и исключительно ранимый мир, о предчувствиях и предсказаниях местных оракулов и, конечно, о судьбах литературы. А где, спрашивается, если не в издательстве можно без зазрения совести задаваться подобными вопросами? А потом все внезапно кончилось. Прошлой весной начальники распорядились застроить квартал вокруг издательства своими странными строениями, предназначение которых осталось неразгаданным. Так в Санкт-Петербурге появились первые зримые проявления существования начальников, существ непонятных, гениально сумевших внушить жителям страны мистический всепоглощающий ужас.

Жилища начальников были ни на что не похожи — полупрозрачные уродливые штыри, скорее напоминающие разъеденные солнцем подтаявшие сосульки, чем человеческие дома. Окон в традиционном понимании не было, вместо них сплошная матовая стеклянная поверхность, расчерченная на ровные квадраты металлическими конструкциями. По вывернутым наружу лестницам, понятное дело, должны были передвигаться лишенные прикрытия заговорщики или беззащитные просители, чтобы стражникам было удобно сбивать их ловкими умелыми пинками.

В таких строениях могли бы обосноваться опасные снабженные ядовитыми жалами насекомые, несущие погибель всему живому. Наверное, именно архитектурные пристрастия начальников породили устойчивый миф о том, что они способны передвигаться по воздуху, без применения технических средств. А потом и о других волшебных умениях. Я этого никогда не понимал. Но в писательской среде о сказочных умениях начальников частенько рассказывали совершенно неправдоподобные истории. И многие верили. Причем в этом были замечены не только создатели фэнтезийных саг, но и приверженцы реалистической литературы.

Но лично меня неимоверно раздражает вид сосулек из стекла и стали. С тех пор при упоминании об издательстве у меня каждый раз портится настроение. Заметьте, тяготят не мысли о судьбе несчастной литературы, что было бы вполне закономерно, нет, меня бесит противоестественная страсть начальников к уродливым постройкам. И всякий раз, когда я, появляясь в издательстве, ненароком смотрю в окно (когда задумаешься, нет-нет, да и выглянешь в окошко), меня настигает приступ гадливости.

Откуда появились начальники — никто толком не знает. Вчера еще не было, и вдруг — здрасте, пожалуйста — уже и не припомнишь, как без них жили. Профессиональные аналитики и политические обозреватели в один голос твердят, что начальники — счастье наше, «посланцы небес». А на вопрос: «Неужели настоящие инопланетяне?», отвечают уклончиво: «Сказано же — посланцы небес. Они, конечно, инопланетяне, но в более широком смысле этого слова. Как бы инопланетяне». На просьбу уточнить: «Как это понимать?», следует ответ: «То, что они с небес, установлено точно, а вот насчет иных планет точных данных нет».

Политическое руководство страны распространяться о начальниках не любит. Единственное заявление, которое припоминается, звучит нейтрально: «Благое появление начальников значительно улучшило управляемость страны и обеспечило устойчивое поступательное движение к модернизации».

Не секрет, что научными представлениями об устройстве мира в наше время интересуется только узкий слой чудаков, а для основной массы населения небесная гипотеза появления начальников оказалась вполне понятной и очевидной. С небес. А откуда же еще, спрашивается?

Никто точно не знает, как выглядят начальники, а кто видел — помалкивает. Странно. Если бы их кто-то действительно видел, то непременно бы проговорился, а если никто не видел, то обязательно объявился бы кто-нибудь смелый, придумал и соврал. Но тишина... Очень странно. Однако, вопрос о том, на кого начальники больше похожи на гадов ползучих или крылатых насекомых до сих пор остается открытым.

Лично мне кажется, что разрешение вопроса о том, кто же такие начальники, станет одним из этапных моментов в познании мира, наряду с изобретением компьютера и полетом на Луну. Я — оптимист, поэтому рассчитываю, что произойдет это еще при моей жизни.

2

Пермяков явно обрадовался моему появлению. Я отметил в его широко раскрытых глазах неподдельную заинтересованность. Будто бы мой приход сбросил с его души тяжеленный груз. Это было противоестественно и потому подозрительно.

— Пришли! Прекрасно! Подождите минутку, сейчас я закончу с человеком. Это Игорь Игнатьев. Вы же знакомы с Игнатьевым?

— Да, знакомы, — сказал Игнатьев, — Вы же Хримов?

— Точно. Привет.

— Здравствуйте. Мы с вами встречались на вручении литературных премий. Вы уже прочитали мою повесть?

— Да-да, конечно. Встречался, подтверждаю. Книжку помню, пока не читал, но обязательно прочитаю. Вы продолжайте. Не буду вам мешать, я вон там посижу.

— А вы нам не мешаете, — с воодушевлением сказал Пермяков. — Вопрос у нас один, общий у нас вопрос — как жить дальше?

— Полагаю, что счастливо? — пошутил я.

— Согласен с вами, а вот Игорь почему-то считает, что у нас теперь возникнут проблемы.

— Какие-такие проблемы? — не понял я.

— Говорят, что начальники не любят, когда поблизости от их строений слоняются люди, тем более, по служебной надобности. Для работающих создаются специальные промышленные зоны на окраинах.

— Вы считаете, что писатели мешают начальникам заниматься медитацией?

— Медитацией? — Игнатьев позволил себе едва видно улыбнуться. — Поздравляю, вы первый, кому пришла в голову столь странная мысль. Чушь, конечно, но звучит красиво. Двадцать копеек. Но это не принципиально. Важно, что земля, на которой находится издательство, понадобилась начальникам. А если учесть, что современное книгоиздание переживает далеко не самые лучшие времена, организационных выводов не избежать. Издательство еще легко отделается, если будет просто перемещено. Могут и закрыть. Намучаетесь.

— А вы, писатели, не намучаетесь? — поинтересовался Пермяков и игриво подмигнул, мне показалось, что он не сомневается в благоприятных перспективах собственной судьбы. Знает, наверное, что-то недоступное рядовым сочинителям.

— И мы намучаемся. И вы намучаетесь. Но одни больше, а другие меньше.

— А кто больше? — не унимался Пермяков.

— Это покажет практика, — Игнатьев был печален.

— А вот это правильно. Что ж, перейдем к практике, — Пермяков протянул к Игнатьеву руку ладонью вверх, словно просил милостыню. — Принес рукопись?

— Принесу, когда у вас тут все устаканится. Не ясно мне, Ярослав Кимович, как тут все повернется. Гарантий нет. А без гарантий мне как-то некомфортно.

— А если я тебя лично попрошу?

— А можно, я еще подожду?

— Можно. Но смотри не опоздай!

— Так я пока пошел?

Игнатьев, опустив голову, отправился к двери, понурый и испуганный. Пермяков укоризненно посмотрел ему вслед и тихо выругался.

— Когда начнется собрание? — спросил я.

— Общего собрания сегодня не будет. Я уполномочен поговорить с каждым отдельно.

— А в чем дело?

Пермяков взял со стола лист, провел по тексту пальцем, что-то отыскивая, потом сказал:

— Решили напечатать ваш рассказ «Нуль-каюк» в ежегодном сборнике современной фантастики. У вас же есть такой рассказ?

— Да, это мой рассказ. Но я уже приносил его вам. И вы отказали. Лично вы, я помню. А потом рассказ последовательно отвергли еще пять журналов и пять издательств.

— С тех пор многое изменилось. Ну что, принесете?

— Зачем он вам?

— О-очень понадобился, так понадобился, что и не рассказать в двух словах.

— Не понимаю.

— А что тут понимать? Игнатьев прав, дела у нас идут самым скверным образом. Начальники выживают нас. И раздражает их даже не месторасположение наше, а само существование. Начальникам не нравится литература, которую мы печатаем. И допускать ее тиражирование они больше не намерены. Я сам расстроился, когда узнал что повесть ваша напечатана у нас, скорее всего, не будет. Одна надежда на рассказ.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: